Утро Земли
Шрифт:
–
Книги уступали место книгам, потекло и побежало бестелесное, неумолимое время. Чарли многое узнал, он выучился счёту времени, но цели в том, чтобы вести учёт прожитых дней или месяцев не было. Он знал о своём одиночестве, но им не тяготился. Напротив, часто вспоминал, как дети из лавки прогнали и едва не побили. О том, что взрослые бросили его на произвол беспризорной судьбы Чарли старался не думать. Взрослые – неведомый, странный народ, они начинают войны и решают, кому умирать, а кому быть прославленным героем. Они организуют революции, крестовые походы, изобретают пулеметы и атомные бомбы.
За чередой
Чарли читал, а покинутый город дышал тенями смерти, всполохами злых огней и звуками выстрелов где-то в районе окраин.
Так день за днём, из года в год.
В городе и в прошлом осталось его старое жилье, но Чарли не хотел освежать самые горькие воспоминания, давно побеждённые страхи, загнанную вглубь души тягучую тоску. Он хотел просто жить, и не более.
От скудной еды из подвалов, от дождевой воды и растопленного снега одинокий обитатель школы рос хилым, подолгу болел, но вопреки всему выжил. Он много раз оказывался при смерти и где-то в глубине сознания смирился, что однажды умрёт, а значит, нет смысла опасаться неизбежного.
После долгих часов, проведенных над книгами, он стал отлично видеть в темноте и отвык от яркого солнечного света. Думать в полумраке было легче, чем при свете дня. Порою Чарли размышлял, а в чём же смысл его жизни? На страницах книг с полок школьной библиотеки он неоднократно находил ответ на незатейливый вопрос, но каждый раз этот ответ его чем-то не устраивал. Чарли полагал, что всякому субъекту свойственны отдельные и уникальные потребности и степени свободы, и в этом одна из причин его трудностей в поисках личного смысла. Другая причина цеплялась за время, когда были написаны мудрые книги. Мир, современный прошлому исчез навсегда, и если за многие годы покинутый Сидней так и не вернулся к старой жизни, значит, и впредь не вернётся, твк не бывать и возврату к смыслам прошлого.
Время утекало, и крепла уверенность: регресс неизбежен. Чарли без усилий находил подтверждение грустным догадкам: из года в год ветшали стены, осыпались по кускам дома и ржавели остовы машин, зарастали дикой травой русла длинных асфальтовых трещин. И даже доказательства, что где-то вне продолжается жизнь, случались всё реже. Несколько последних зим прошли в глубоком, беспросветном беззвучии, мертвенно ровном и замкнутом в кокон покоя, едва нарушаемый шорохом ветра и снега.
Чарли любил зимние месяцы – холодный июль и свирепый снежный август. Он мог подолгу сидеть на раскрошенном временем школьном крыльце, кутаться в старенький пуховик и перекладывать в сознании детали мыслей, выбранных из книг, собирать мозаику личных суждений. Он тосковал и ждал чего-то. Иногда в тишине, а порой под унылой песней сильного зимнего ветра, сытого, вольного выть и летать по пустынным, заброшенным улицам. В эти часы вниманием Чарли владел многомерный внутренний мир, а реальность вокруг ускользала из вида.
Он и не знал, какова она – реальность.
–
Когда несколько стран в северном полушарии обменялись ядерными ударами, Австралия, участник НАТО, выдвинула войска на помощь Альянсу. Все сообщения, полученные позже с фронта, остались засекреченными, а те, кто мог их рассекретить, прожили недолго. За считанные дни весь континент погрузился в кровавый, бесконтрольный ад, вызванный нехваткой пищи, топлива и страхом перед угрозой ракетных ударов.
Разрозненные группы, сомкнутые возле лидеров гражданской обороны, пытались прекратить анархию, но все попытки оказались тщетны. Люди бежали из крупных населенных пунктов, насмерть бились за немногие ресурсы, собранные в пригородных зонах. Любой террор по здравому смыслу и законам военного времени, встречал непримиримое сопротивление отчаянных людей.
Локальные войны сократили население Австралии в разы, и кое-где установился шаткий мир, но увы, не надолго. Не прошло и года, как оскудели продуктовые запасы, а новых поступлений не предвиделось: глобальное похолодание убило урожай.
Пустые, брошенные здания в населенных пунктах смердели смертью. Там нашли приют безжалостные твари, и в них непросто было распознать когда-то ласковых домашних питомцев. Укусы крыс и насекомых заносили в кровь людей опасные болезни. Из смельчаков, отправленных искать припасы в города, назад возвращались не все, и часто следом приходили смерть, безумие. Голод никогда не способствовал миру, и войны вспыхнули снова.
Так продолжалось год за годом, и страна вымирала.
Лишь те немногие, кто оставался верен жажде выжить вопреки всем тяготам, ждали то ли чуда, то ли случая.
Их время пришло, когда на севере возникла новая угроза. Был двадцать третий год от Утра Смерти.
–
В зимний период земли северней Сиднея получали «желтый» статус: не столько из-за снегопадов, сколько из-за холодных песчаных смерчей, рождённых непогодой в глубине Австралийской пустыни. В полосе колючей, взбитой рваным ветром непогоды в землю бились бело-голубые стрелы молний. Помехи нарушали радиосвязь, в песчаных бурях иногда подводил даже компас.
С приходом зимы военные действия на северном фронте немного утихли, но даже в непогоду Совет Гражданских Офицеров направлял боевые группы на поиск неприятельских отрядов. Координаты целей передавали батарее реактивных миномётов, батарея наносила удары и спешно перебазировалась.
В Австралии остались незаражённые пресные реки, плодородные земли и бесценные припасы довоенного производства. По обе стороны фронта сомнений не было – на всех не хватит. В такой ситуации переговоры оказались бессмысленны.
–
Группа получила приказ достичь зоны 15, согласно оперативной сводке территория считалась «оранжевой»: там равновероятно встретить вражеский отряд или союзников, безвестно высланных туда три дня назад. Над континентом бушевали песчаные бури вперемешку с холодным, редким снеждем.
– Пойдём через город, так мы быстрее выйдем на точку, – посоветовал один из группы, старый бородатый человек. В изношенных фермерских джинсах, с неизменной шляпой и в линялой куртке армейской расцветки Арнольд Фолкнер многим казался безобидным седовласым ворчуном, готовым от души побалагурить и повспоминать о довоенных забавах. Но он без промаха бил в цель из верного винчестера, легко ориентировался на местности в лютой австралийской непогоде. В группе его уважали, а к советам прислушивались: