Утро Земли
Шрифт:
– Теперь поговорим, – сказал Дональд Митчел, после того, как кривоносый дал девушке пару пощёчин и привёл её в чувство, – Стэнли, переводи.
Лейтенант начал допрос, и по отрывочным словам, по фразам на двух языках вперемешку, Чарли узнавал реальность заново.
Сержант по имени Дора четвёртый год служила в Единой Армии Южных Штатов. Чарли удивился, при чём тут американцы, но скоро вспомнил – Индия тоже когда-то делилась на штаты. Переселенцы прибыли в Австралию со всем, что удалось спасти в родной земле – не только с пушками, снарядами, но так же со своими семьями, с детьми. В последние месяцы армию сильно потрепали австралийцы, и тем и другим уже не хватало людей,
– Так, получается, они тут просто ждут, когда вернётся боевой отряд, отправленный вот в этот город? – лейтенант указал какую-то точку на карте, и Стэнли перевёл вопрос.
Дора согласно кивнула.
– Врёт или нет, вот вопрос, – поморщился Стэнли, – До туда, в принципе, не далеко, дня три пешком, но по такой погоде они и правда могли заблудиться.
Лейтенант молчал над картой, думал. Стэнли наклонился поближе к Митчелу и зашептал.
– Уйдём сейчас, они своих на след натравят. Или они уже нас выслеживают, ждут, не подойдёт ли ещё кто. Я думаю, пришить их всех, и дело с концом. Навяжут бой – попробуем отбиться. Ты слышишь, если мы их тут положим, никто нас не выследит. А, командир?
– Я пока не решил, – мрачно откликнулся Митчел, – отведи-ка её в палатку и следи, чтоб не сбежала. Подождём до темноты. Тут можно окопаться, а по своим они не станут бить миномётами.
– Как знаешь, лейтенант, – пожал плечами Стэнли. Он даже не пытался скрыть недовольства.
–
Костёр дымил и грел неровно, лениво. Чарли подсел поближе к огню, и не успел подумать, что и тут довольно зябко, как Арнольд окликнул лейтенанта.
– Донни, дети совсем замёрзли.
– Замёрзли? – переспросил лейтенант и покосился на Чарли, – Ну так тащи их сюда. Ватсон, не сиди без дела, подкинь-ка веток, а то костёр вот-вот потухнет.
Чарли с радостью пошёл к неровному тенту, где лежал запас хвороста, а когда вернулся к огню, встретил множество испуганных и удивлённых взглядов. При свете дня и отблесках костра дети разглядели и пятно на лице, и необычное алое одеяние. «А может быть, на самом деле всё не так, – с неподотчётной дрожью подумал Чарли, – У них там в индии носят яркие одежды, сари, камисы. Точнее, носили. А сейчас? Они одеты не пойми во что, в такую же рвань, как я сам был одет несколько дней назад. Тогда я был один, но вряд ли замечал, насколько одинок. Сейчас я жду предлога оказаться нужным, как голодный пёс у человечьего жилья. А они? О чём думают они? Вот взять, к примеру, этого мальчика, ему, наверное, столько же лет, сколько и мне было тогда, когда они, взрослые, начали войну и бросили меня. Но их никто не бросил, если Дора не лгала, за ними придут, уведут в убежища, спасут от голода и холода. Мне хочется в это верить, и я знаю, так и будет, взрослые из кожи вылезут вон, чтобы так и получилось, но разве они это могут понять? Вот этот мальчик, что он понимает?»
Чарли бросил хворост в костёр, пошевелил огонь палкой, подул на пламя, а потом присел напротив мальчика-индуса.
Он ничего не говорил, не улыбался, не хотел показаться всесильным и смелым.
Чарли сунул руку в карман и вытащил оттуда старого, истёртого, бесцветного и рваного по швам медвежонка. Игрушку, с которой он провёл долгие годы в одиночестве. Ребенку не обязательно брать её в руки, он и так понимает, он видит. Он безошибочно распознаёт игрушку, которая долго и счастливо жила в чужих руках. Наигранная, полная живой души игрушка.
– Возьми, – он протянул медвежонка мальчику и крепко держал, пока не почувствовал, как детские пальцы схватили игрушку в ответ. И мальчик в страхе отпрянул.
Чарли улыбнулся и опять пошевелил ветки в костре. Когда он снова посмотрел на мальчика, тот подобрался чуть поближе. Ещё один ребенок, девочка, нерешительно ёрзала на месте, но он ей кивнул, и она тоже приблизилась.
– Тут холодно, да? – он знал, что им непонятны слова, но он говорил не только словами, – Хотите, я расскажу вам сказку?
Если бы в тот момент Чарли обратил внимание на то, что происходит рядом, у взрослых, он мог бы сильно удивиться. Ему было всё равно.
А взрослые молчали.
И слушали сказку.
–
– Что он делает?
На ломкий, неумелый выговор английских слов Чарли вздрогнул и обернулся. От удивления слова застряли в горле. «Она говорит по-английски? Но как? А почему бы нет? Стэнли бегло изъясняется на хинди. И лейтенант. Дайте мне время, я тоже выучу, смогу, обязательно!»
Чарли безмолвно, одним только взглядом выразил желание стать ближе обладательнице тёмных глаз, длинных ресниц, смуглой кожи. Секунда за секундой длились, и она смотрела, и во взгляде переменчиво перетекали выражения ответа: омерзение, когда она сочла его внимание за похоть, удивление, когда она поймала его стыд и смущение. Интерес сменился жалостью, едва она сумела оценить его по-своему, по общепринятым, понятным меркам: перед ней убогий, ненормальный человек.
Чарли понял её взгляд по-своему. Прочитал там что-то нежное и доброе, похожее на снисхождение и материнскую заботу. Да, так иногда смотрела на него далёкая, забытая женщина, по привычке именуемая «мамой».
Несколько секунд они разговаривали взглядами, но лейтенант их прервал:
– Чарли рассказывает сказки. Дети любят сказки.
Он специально вытащил Дору на допрос, пока дети сидели у костра. И не случайно стал выпытывать нужные сведения на хинди. «Арнольд будет наблюдать со стороны, – сообразил человек с алым пятном, – напуганные подростки станут жадно вслушиваться в каждое слово. Дети отзовутся на любую ложь, произнесённую пленницей. Младшие могут сболтнуть, просто чтобы показать, какие они взрослые. Да, лейтенант Митчел знает своё дело, и выведает всё, что нужно. При таком-то живом детекторе лжи. Но вот вопрос».
Он мысленно не досказал вопрос, когда ребенок боязливо тронул его за рукав. Они ждали продолжения сказки. И Чарли вновь заговорил о приключениях Дороти.
Вопрос продолжал его преследовать, он пробивался изнутри сознания и там же проступал неуправляемым, немыслимым ответом. Не будь вопроса и сомнения, всё было бы иначе, проще. Вопрос возник, и Чарли сравнил его с прозрением. Трудно, но можно достичь, а если достиг, то обратно не вырвешь, не сотрёшь, не отключишь.
Он сбился с нити сказочной истории, дважды или трижды вместо Дороти произносил имя Дора.
Дети смеялись не только тогда, когда он путал имена, но и тогда, когда в повествовании происходило что-нибудь смешное. Он удивлялся, как это возможно, ведь они не знают языка, не понимают по-английски. Потом он вспомнил вычитанный тезис: дети могут многое понять без слов.
Он отворачивался в сторону от Доры, сам оправдывал себя: ему так трудно думать. Он стеснялся и украдкой улыбался потому, что видел её робкую ответную улыбку.
Лейтенант напряжённо молчал. Он сомневался.
–