Утром деньги, вечером пуля
Шрифт:
За этими мыслями я осознала, что нахожусь на углу Среднего проспекта и Третьей линии, перед входом в свою любимую кофейню. В этом подвальчике работала моя знакомая, Мила, которая обладала двумя несомненными достоинствами: у нее был замечательный характер и она прекрасно варила кофе. Кроме того, она была связана узами дружбы с моими друзьями из милиции – капитанами Твороговым и Бахчиняном. И этих двух капитанов с большой вероятностью можно было застать у нее в подвальчике.
Тут я решила, что после беготни и подвижных игр с Бонни мой организм нуждается в порции кофеина, и спустилась по крутым ступенькам в Милкин подвальчик.
Кроме уже названных достоинств, эта кофейня обладала еще одним, и очень важным: ни в одно заведение, кроме этого, меня не впустили бы с Бонни, а Мила хорошо знала моего пса и разрешала ему заходить в кофейню, взяв с него (и с меня тоже) слово, что он будет себя прилично вести. И даже угощала его горячими бутербродами с ветчиной, до которых Бонни был большой охотник.
Итак, мы с Бонни спустились в подвальчик и, разумеется, увидели за угловым столиком обоих неразлучных капитанов. Правильно, сейчас утро, и они в это время всегда пьют кофе у Милы, чтобы, как выражается капитан Бахчинян, день расцвел всеми красками жизни от такого дивного напитка.
Капитан обаятелен и по-восточному речист.
Творогов и Бахчинян сидели, пригорюнившись, над полупустыми чашками кофе и обменивались глубокомысленными репликами:
– М-да… глухое дело… – говорил Леша Творогов с тяжелым, грустным вздохом.
– И не говори… натуральный висяк! – вторил ему Ашот Бахчинян, потупив взор своих выразительных восточных глаз.
– Мальчики, хотите тирамису? – подала голос из-за стойки Мила, стремясь хоть чем-то утешить друзей.
– До того ли! – вздохнул Бахчинян. – Вот еще одну чашечку кофе можно…
Тут все трое увидели меня, точнее – нас с Бонни.
– Привет, Вася! – проговорил вежливый Бахчинян. – Присядь с нами, раздели, так сказать, нашу печаль!
Леша Творогов посмотрел на меня жалобно и отвел глаза. Все ясно, у него опять начался романтический период.
Дело в том, что у нас с Лешей очень сложные отношения. Познакомились мы, когда два бравых капитана задержали меня по подозрению в убийстве [2] . Убийства я, разумеется, не совершала, но обстоятельства оказались против меня, и мне пришлось бы туго, но сильно помог дядя Вася, за что по гроб жизни буду я ему благодарна.
2
См. роман Н. Александровой «Кодекс поведения блондинки»
С тех пор Леша проникся ко мне нежной симпатией – то ли виноватым себя чувствовал за несправедливое обвинение, то ли я произвела на него впечатление. Иногда, примерно раз в три месяца, Творогов пытается перейти к решительным действиям, но я всегда начеку и успеваю прервать его косноязычные объяснения в любви и увернуться от ухаживаний.
Леша – хороший парень, но после моего развода прошло не так много времени, мне совершенно не хочется начинать все заново. И к тому же Бонни не сильно жалует Лешу – не то чтобы ревнует, просто у Творогова дома живет кот.
– Чем же вы так опечалены, мальчики? – осведомилась я, усаживаясь за их столик.
Бонни разлегся у моих ног и из-под стола выразительно поглядывал на Милку, намекая ей на вкусный бутерброд.
– Да вот, представляешь, Вася-джан, – ответил Ашот, – только мы с Лешей смену оттрубили, хотели кофейку выпить и по домам отправиться – тут как раз убийство на нашей территории. Мы хотели его сменщикам скинуть – а они говорят, что наше дежурство еще не кончилось! Представляешь – без пяти минут было! Еще бы пять минут – и все, на них спихнули бы! Ну, надо же, какая невезуха!
– Главное дело, – перебил приятеля Творогов, – убийство-то совершенно дохлое, чистый висяк!
– Глухарь! – поддержал его Бахчинян. – Полная безнадега! Дохлый номер!
– А что, – спросила я из вежливости, – личность потерпевшего не удалось установить?
– Да наоборот! – отмахнулся Творогов. – Мы этого, так сказать, потерпевшего знаем как облупленного! Да не только мы – вся василеостровская милиция! Он у нас постоянный клиент, можно карту дисконтную оформлять…
– Это как?
– Да вор он, – ответил за напарника Бахчинян, – сумки срезает в трамваях и автобусах.
– Сумки? – переспросила я. – А мы тут с Бонни как раз сумку нашли. Думаем, она краденая… Вот что нам с ней делать?
– Не до тебя, Вася! – отозвался невежливый Творогов. – У нас тут убийство нераскрытое на шее висит, а ты – сумка! Этот Брелок несчастный…
– Какой еще брелок?
– Да у этого воришки, потерпевшего сегодняшнего, кличка такая – Брелок! Мы его уж сколько раз по горячим следам задерживали и ни разу не смогли дело оформить – он все улики сразу скидывает, и попробуй что-нибудь докажи… так вот, если бы сидел сейчас – глядишь, жив бы остался…
Тем временем к нашему столу подошла Мила. Она принесла Ашоту кофе, а Бонни – большой калорийный бутерброд с ветчиной и сыром. Причем, по знакомству, ветчины в него запихнула двойную порцию, если не тройную.
– Держи, Бонечка! – с этими словами Мила протянула Бонни бутерброд. Мой прожорливый красавец чуть-чуть приоткрыл свою безразмерную пасть… и бутерброд бесследно исчез. В глазах Бонни появилось выражение безмерного удивления и разочарования – как, мне же вроде предлагали какой-то вкусный бутерброд, и где же он? Что-то я не понял!
– Ну, ты даешь, Бонечка! – восхитилась Мила. – Ты прямо как наш пожарный инспектор Сапожков! Ему тоже не успеваешь положить что-нибудь на тарелку – как он уже схомячил и добавки требует!
Бонни очень жалостно посмотрел на Милу и облизнулся своим огромным розовым языком. Это выражение морды можно было перевести так: «Я не прошу, но жду…»
– Ну ладно, Бонечка, сейчас я тебе еще сделаю! – смягчилась мягкосердечная Мила.
– Милка, не давай ему больше! – вмешалась я в их интимные взаимоотношения. – Он и так растолстел за последний месяц, а нам скоро к ветеринару идти…