Увечный бог
Шрифт:
Джагут сказал громче: - Варандас? Ты так же прекрасна, как я помню?
Женский голос крикнул в ответ: - Ты помнишь только то, что я говорила, От! А я врала!
Джагуты хохотали. Тот, кого назвали Отом, склонил голову, рассматривая Оноса Т'оолана.
– Вдохнуть воздух... это было неожиданностью. Мы хотели сражаться с вами - два неживых, но равно упрямых народа. День резни, ха!
Джагут рядом с Отом отозвался: - И это была бы славная резня! Увы, все пошло не так! Нас всего четырнадцать. Айаман - ты хорошо считаешь! Четырнадцать
– С прибавкой пяти тысяч Имассов? Думаю, равны, Гедоран!
Джагуты готовили оружие. От сказал: - Присоединяйтесь, Первый Меч. Если нам суждено умереть, то не на задворках.
– Глаза блеснули и тени шлема.
– Первый Меч, видишь? Форкрул Ассейлы, К'чайн Че'малле, Имассы и теперь Джагуты! Что за вечеринка бывших!
Гедоран крякнул: - Все, что нам нужно - несколько Тел Акаев, и можно всю ночь перетирать старые небылицы!
И тут же с бычьим ревом Джагуты устремились на коланцев.
Онос Т'оолан рванулся следом, а за ним все Имассы.
Гиллимада, которую избрали в вожди по причине красоты, оглянулась на пройденный путь. Баргастов едва было видно.
– Они ползуны!
– Мы просто выше, Гилли, - проревел ее брат Генд.
– Можешь поглядеть вперед, там драка!
Гиллимада скривилась и посмотрела вперед.
– И без тебя знаю, недоносок-торопыга. Эй все, хватит отдыхать - мы снова побежим. Видите?
– Конечно видим, - крикнул один из болтунов, приятелей брата.
– Мы все выше тебя, Гилли!
– Зато кто тут самая красивая? То-то!
– Гилли, там Джагуты с Имассами!
Гиллимада прищурилась, но она и вправду была среди них главной коротышкой.
– Они бьются меж собой?
– Нет!
– Хорошо! Старые сказки - ложь!
– Нет, только одна, Гилли...
– Что?! Если одна - ложь, то и все! Я сказала! Отдохнули? Хорошо! Пойдем в драку, как в другой сказке. Насчет войны с самой Смертью!
– Это ж вранье, Гилли, ты сама сказала!
– Ну, может я сама и врала. Понимаете? Эй, хватит воздух тратить. Бежим и деремся!
– Гилли - кажется, там кровь дождем льется!
– Мне плевать. А вы делайте что я скажу, ведь я до сих пор самая красивая, верно?
Сег'Черок, возглавлявший остатки Охотников К'эл - бойцов, получивших раны колотые и резаные, с обломками торчащих из-под шкур стрел - скорым галопом приближался к месту боя. Впереди он видел Имассов, получивших горький дар смертности. Они сцепились в яростной схватке с превосходящими силами латной пехоты Колансе; в первых рядах находились также и Джагуты в тяжелых доспехах.
Вид старинных врагов, вставших ныне плечом к плечу, наполнил вены Охотника странными соками, избавил от утомления. Он ощутил, что запахи плывут к сородичам, возвращая силы.
"Почему так колотится сердце?
Мы бежим на смерть. Бежим, чтобы драться бок о бок с древними врагами. Мы бежим, как само прошлое, решившее встретиться с настоящим. Что на кону? Всего лишь будущее.
Возлюбленные собратья, если день сочится кровью, добавим и своей. Если день несет смерть, схватим ее за горло. Мы живы, и нет в мире силы более великой!
Братья! Поднять клинки!"
Выйдя на ровную почву, Охотники К'эл распластались над землей, высоко подняв лапы-мечи, и вступили в бой.
Двести семьдесят восемь Тартеналов ударили во фланг войска Колансе неподалеку от места его соприкосновения с противником. Разом затянув старинные песни (почти все - о случайных встречах и нежданных родах), они с грохотом вломились в давку, размахивая оружием. Тела коланцев летели по воздуху. Целые шеренги пали наземь и были растоптаны.
Джагуты подняли ужасающий хохот, едва завидев их подход. Каждый из четырнадцати вел сгусток Имассов, каждый Джагут казался островом среди поля боя. Никто не мог перед ними устоять.
Однако их было всего лишь четырнадцать, сражавшиеся рядом Имассы продолжали гибнуть, хотя и дрались с великой яростью.
Охотники К'эл врезались в охранение вражеского войска, диким натиском заставив солдат отступить. Оказавшись на свободном пастбище, они развернулись и напали на фланг напротив Теблоров.
В ответ высший водраз Фестиан ввел в бой резервы. Четыре легиона, почти восемь тысяч латной пехоты зашагали навстречу врагу.
Горькая Весна, изувеченная прорубившим бедро мечом, лежала в груде павших сородичей. Только что над ними прошла стена атакующих - но атака захлебнулась, воины шаг за шагом отступали.
В памяти не было ничего подобного этому короткому и сладкому времени, когда она снова вкусила дыхание, увидела на себе гладкую кожу, ощутила падающие из глаз слезы. Она успела забыть, как они мешают видеть. Вот что значит жить, вот реальность смертной доли... но она не могла вообразить, как кто-то, пусть впавший в полное отчаяние, может добровольно от этого отречься. И все же... все же...
Кровь еще льется с неба - редким и холодным, не приносящим даров дождем. Она ощущает и свою кровь, гораздо более горячую - течет из бедра, по пояснице. Жизнь, такая новая и свежая, вытекает из нее.
Не лучше ли это неумолимого наступления на врага? Не лучше ли, чем убивать сотни и тысячи не имеющих защиты против бессмертного рода? Не есть ли это... восстановление равновесия?
Она не будет скорбеть. Не столь важно, что дар оказался таким кратким.
"Я снова познала жизнь. Мало кому это удается. Нас, таких, слишком мало".