Увечный поручик или приключения советского сержанта в 19 веке
Шрифт:
Три дня прожил Кузьмин у Аркадьевых, как в раю, но на предложение Евгения остаться жить у него в имении решительно отказался, полагая строить жизнь своими руками. Прощаясь, Евгений заставил подробно записать маршрут к селу Софьино и вручил Михаилу 100 рублей, а потом и Анна Семеновна вручила столько же «за спасение Женечки». Кто кого больше спасал на той войне Михаил уточнять не стал, а деньги принял с благодарностью, понимая, что семью надо поднимать. Его уволили подчистую в связи с увечьем и дали небольшую пенсию в 10 рублей ежемесячно, ну а учетом подарков Аркадьевых, он чувствовал себя богачом, тем более что отсутствие двух пальцев на руке его не
Дорога домой казалось вечностью, но и она закончилась. Когда Михаил шел по Софьино, все встречные здоровались, с восхищением разглядывая два георгиевских креста и три медали на груди прихрамывающего унтер-офицера. Видимо, кто-то успел опередить Михаила, потому что он только зашел на улицу, как из дома тестя выбежала Аграфена с кое-как повязанным платком, но безумно красивая и плачущая от радости.
Несколько дней приходили односельчане послушать рассказы героя, а на третий день приехал и брат Василий со всей семьей и прилюдно попросил прощения у младшего брата. А Михаил не спускал с рук своих двух близнецов-крепышей, которые только начали ходить и ждал вечера, чтобы остаться с ненаглядной Аграфеной.
Кузьмин только начал присматриваться, за какое ремесло взяться, но тесть сразу заявил:
— Отдыхай, пока не устанешь, а потом ко мне в лабаз — буду замену готовить себе, а то не справляюсь.
Михаил повел широкими плечами и вздохнул:
— Ну что, разведчик, надо кому-то и торговать, не все из ружья пулять.
Глава 4
12 мая Евгений не находил себе места — должен был приехать доктор из Курска и снять гипс. Заодно хотелось поговорить с ним по мужской функции, что особенно волновало поручика в отставке. Доктор Ипатов прибыл на экипаже Аркадьевых и был встречен Анной Семеновной, которая волновалась больше всех. Евгений все-таки открылся по сути своего ранения и невозможности иметь детей, что десятикратно усилили ее жалость к пасынку. Гипс сняли довольно быстро, а затем проверили, как работает нога. При попытке встать на нее, Евгений ожидаемо свалился на пол, мышцы не держали нагрузки. Ипатов немедленно заверил, что это ненадолго, но разрабатывать ногу надо постепенно, написав на листке список упражнений. После этого доктор осмотрел остальные раны поручика уже без Анны Семеновны и подтвердил полное заживление. Теперь настал самый щекотливый момент, но Ипатов не стал дожидаться вопросов пациента, а подробно рассказал о своем опыте удаления яичек. Таковых операций он провел три и еще на двух присутствовал студентом. Все пациенты выжили, но про дальнейшую их жизнь он ничего сказать не мог. Напоследок Ипатов сказал:
— Детей, безусловно, у вас не будет, а вот мужская функция должна восстановиться, тут больше психологический фактор.
И неожиданно предложил сходить в баню с молодыми девками, на что Евгений сердито ответил:
— Может проще дать объявление в газете, чтобы вся губерния знала, кто у них без яиц. Я надеюсь, вы помните доктор о врачебной тайне и это не выйдет за пределы комнаты.
Ипатов смутился, но заверил Евгения в своей скромности.
Анна Семеновна проводила доктора и зашла в комнату Евгения:
— Что доктор сказал?
— Жить буду, только непонятно, как и с кем, — поморщился Евгений.
— Ничего страшного, главное, что раны зажили, а невесту я тебе найду такую, чтобы любила, какой есть и знала свое место.
— Анна Семеновна! Мне нужны не утешения, а помощь, чтобы быстрее начать ходить. Поможете?
Женщина простодушно согласилась и в течение получаса бравый поручик расхаживал ногу, обнимая стройную талию мачехи и чувствуя прилив жизненных сил.
Все лето Аркадьев усиленно восстанавливался и здорово в этом преуспел. Он с усмешкой представил, как удивился бы прежний владелец тела силе мышц нынешнего. Понимая, что все принимают его за поручика, Евгений старательно выучил устав и другие книги и табели, необходимые военному.
Ближе к осени наступила пора выбора института, но выбирать было не из чего. Ему подходил только Петербургский практический технологический институт, где было механическое отделение. Обучение длилось пять лет, но Евгений думал закончить быстрее с учетом двух лет учебы в прежней жизни. Вступительные экзамены проводились по физике и математике и за лето он восстановил знания по этим предметам, а особенно по английскому языку. В любом случае можно поступить в качестве вольнослушателя, что немного оскорбительно для человека из будущего.
Евгений посетил свою усадьбу в Вяземском и нашел, что Анна Семеновна весьма профессионально управляется с хозяйством. Однако, переезжать в господский дом он не захотел, потому что на ним никто не следил, и он здорово обветшал. Вкладывать деньги в ремонт, когда неизвестно будет ли он там жить, было расточительно, тем более что дом был деревянный, поэтому проще сломать и построить каменный. Управляющий оказался худым немцем по фамилии Мюллер, однако свободно говорящим по-русски, а даже по-матерному, что добавило уважения ему от Аркадьева. Евгений спросил имя, надеясь втайне, что Герд, как футболиста, но оказалось Фридрих, как Энгельса.
Анна Семеновна сопровождала его в поездке, показав отличное знание хозяйства, за что Евгений рассыпался в благодарностях.
За неделю до отъезда в Питер Евгений решил, что невроз от неизвестности хуже, чем ссора с Анной Семеновной и вызвал ее на разговор в библиотеку. Отчаянно волнуясь, он сказал, тщательно подбирая слова:
— Анна Семеновна, вы в этом мире единственный человек, которого я могу назвать родным и быть искренним. Если я уеду в Питер, не проверив себя, я на всю жизнь останусь желчным невротиком, для которого счастье в еде и питье. Мою тайну знают доктор и вы, но доктор тут не поможет.
Евгений замолчал, обдумывая продолжение, но Анна Семеновна вдруг встала и пошла к двери, потом остановилась:
— Я поняла. Хорошо. После ужина.
Евгений выдохнул, немного расслабился и вспомнил тех женщин, с которыми имел связь. Их было всего три и все они были страшно вульгарны, и вся инициатива исходила от них. Зато и расставаться с ними было легко.
За ужином Анна Семеновна молчала и почти не ела, Евгений поддержал ее в этом. Через два часа он постучался к ней в спальню, она была в кровати, а из освещения в глубине комнаты керосиновая лампа, дающая какое-то подобие света. Евгений подошел и сел на кровать:
— Вы меня извините, но мне нужно видеть ваше тело, иначе точно ничего не выйдет.
Анна Сергеевна сняла ночную рубашку и прикрыла глаза…
После завтрака она позвала пасынка в сад и с чувством отвесила две пощечины со всего размаха:
— Ты меня обманул как малолетнюю дурочку! Надо же! Хочешь, чтобы я поверила в твою немощь, а сам четыре раза за ночь!
Буря продолжалась еще какое-то время, Евгений коленопреклоненно оправдывался, напирая на увечья и долгое воздержание, получил еще две пощечины; ну а через полчаса они дружно смеялись, общаясь уже только на «ты».