Увидеть море
Шрифт:
Крис был неплохой парень, но каждый раз при взлете самолета я начинал его ненавидеть. Он вел себя, как истеричная баба. Постанывал, потел, вцеплялся в ручки кресла и шумно и испуганно сопел.
– Чувак, девяносто процентов аварий происходят при приземлении, а не при взлёте, — тщетно пытался я поучать его в преддверии посадки в авиалайнер.
– Конечно, — вежливо соглашался Крис, но в самолете история каждый раз повторялась. Это был иррациональный страх.
Я и сам побаивался
Вот и теперь я, стиснув скулы, влип в окно, чтобы не слышать морального разложения британского коллеги на соседнем кресле. Самолет резво набрал скорость, перешел на особенное надсадное гудение, которое раздается перед тем, как шасси оторвутся от земли, и… продолжил нестись по взлетке. Моторы гудели все надсадней. Крис сопел все трагичней, когда самолёт вдруг резко дернулся, затормозил и стал сбавлять скорость. Скрипя и вибрируя всем корпусом, славное достижение советского авиапрома подкатилось вплотную к забору, ограждающему аэропорт и понуро заглохло, укоризненно вытянувшись тупым носом в сторону заснеженной тундры.
– ???! — открыл глаза, удивленный Крис. По рядам пассажиров пронесся гулкий ропот.
– Пожалуйста, соблюдайте спокойствие, — пролаял металлический голос главной стюардессы в бортовой матюгальник. — В виду незначительной технической неисправности, мы вынуждены задержать взлёт на пятнадцать минут.
Через час томительного ожидания, наш самолёт отбуксировали на исходную позицию. И вблизи крыла под моим окном замаячили лихие парни в полушубках, подкатившие на какой-то самоходной дрезине. После недолгого визуального анализа один из силуэтов извлёк из недр сервисной колымаги внушительную кувалду и принялся «устранять незначительную техническую неисправность», с оттяжкой бухая орудием в беззащитное крыло, отчего по рядам пассажиров прокатился возмущенный гул, а Крис начал дрожать левым веком.
– Это выглядит серьезно, Пол, — обратился он ко мне. — Наверно, что-то серьезное? Что это, Пол? Это выглядит очень серьезно!
– Все нормально, — проскрежетал я по-английски сквозь зубы и в полголоса довернул к этой фразе забористое ругательство. Мне начинало все не нравиться.
Однако кувалдоносцы довольно быстро свернулись, стюардессы, как ни в чем не бывало, заулыбались, и самолет вновь, дрогнув моторами побежал вперед, расталкивая морозный воздух.
Сообщения о плохой погоде в Домодедово все также продолжали приходить от московских диспетчеров. До столицы оставалось всего ничего, а над аэропортом скопилась уже целая очередь бортов. Командно-диспетчерский пункт не давал разрешения на посадку из-за пурги и сильного бокового ветра. В ожидании улучшения условий авиалайнеры кружили в воздухе, разведенные диспетчерами по высоте. Пивоварову ничего не оставалось делать, как присоединится.
– Придется полетать, — задумчиво сказал он, бросив беглый взгляд на помрачневшее лицо второго пилота Сергея. Оба подумали об одном и том же. Керосин. Хватит ли?
По инструкции, конечно, при заправке самолета всегда закладывается аэронавигационный запас, позволяющий летать самолету еще несколько часов, но наземные службы тоже хотят есть, поэтому запас этот заливался в полном объеме лишь по бумагам. На пару лишних часов полёта керосина, конечно, хватит. А вот дальше… Иван досадливо мотнул головой, отгоняя мрачные мысли.
– Лид, объяви пассажирам о том, что посадку откладывают по погодным условиям, придется покружить минут двадцать.
– Уважаемые пассажиры, капитан корабля только что сообщил, что аэропорт Домодедово пока не может принять нас по погодным условиям, поэтому нам придется некоторое время оставаться в воздухе, пока они не улучшатся. По предварительным прогнозам это может занять около двадцати минут, — после этих слов я слегка напрягся, но решил, что, конечно, лучше подождать, но потом безопасно сесть. Безопасная посадка, я вам скажу, в самолетах — самое главное.
Однако двадцать минут прошли, а самолет все не приступал к снижению.
– Уважаемые пассажиры, — раздался в микрофоне голос пилота, и мне показалось, что он прозвучал не на шутку обеспокоенно, — запаса топлива у нас осталось лишь на полчаса. Мы не можем больше ждать, поэтому я принял решение лететь на резервный аэродром в город Нижний Новгород. Пурга туда пока не добралась, они готовы нас принять.
– Пол, почему мы не садимся? — проснулся Крис, — у нас какие-то проблемы?
– Все нормально, — успокоил его я. — Погода плохая, так что на запасном аэродроме будем садиться.
(Ничего нормального, блин, нет в этом, Крис. Мы летим, хрен знает, куда на остатках горючего, и мне чертовски все это не нравится).
Я повернулся и посмотрел назад — судя по всему, большинство пассажиров разделяло мое настроение — в салоне стояла непривычная тишина. Лица людей были хмуры и напряжены.
Крис успокоился и вернулся ко сну, откинувшись на кресле, а я нервно уставился на часы. Я не засекал, во сколько мы вылетели из Москвы, но было такое чувство, что летим уже не меньше часа.
– Извините, — остановил я проходящую мимо стюардессу громким шепотом. — А сколько до Нижнего Новгорода лететь?
– Минут двадцать, — вымученная улыбка на ее лице не прибавила спокойствия, — …тридцать.
Ещё через несколько минут вдруг все стюардессы скрылись за занавесками своего отсека.
Через некоторое время они появились оттуда, и стало страшно. Лица их были белыми. В дрожащих руках они несли подносы, на которых стояли стаканы с водой. Старшая стюардесса зачем-то принялась раздавать пассажирам листочки и карандаши.