Увидеть солнце
Шрифт:
Сергей зажмурился, не вынеся этого света, поэтому не увидел, как вспучилось тянущееся к нему лохматое щупальце. Покрывающие его косматые пряди на мгновение вздыбились, как встает шерсть на загривке разъяренного упыря, и клочьями посыпались вниз, а следом за ними начало разваливаться и само щупальце. Сначала от него отрывались только клочья, потом целые пласты спутанной «шерсти», пока, наконец, всё щупальце не распалось на дымящиеся разваливающиеся куски.
Со всех сторон раздавались глухие вязкие удары, словно великан колотил огромной палкой
Теперь та была уже не чёрной, а скорее, грязно-серой. На склонах горы появились глубокие трещины. И эти трещины росли и ширились прямо у него на глазах. «Она разваливается!» — сообразил Сергей.
Гора действительно разваливалась. Огромные глыбы размером с дом, а то и больше, откалывались от краев трещин и с глухим грохотом обваливались вниз. Вскоре трещины добрались до вершины горы. Она осела, затем накренилась и, наконец, провалилась внутрь ставшей пепельно-серой громады.
— Туда тебе и дорога, — безразлично проговорил Сергей.
Он больше не хотел смотреть на гибнущую колонию. Чёрный дракон находился на последнем издыхании, а может, и уже испустил дух. Надо было бы проследить за агонией чудовища — Вольтер наверняка захочет узнать подробности, — но вместо этого Сергей прищурился и, заслонившись ладонью от слепящего света, поднял глаза к небу. Там, среди чёрных туч, ярким огнём сиял солнечный диск. Сергей почувствовал, как его глаза наполняются слезами. Свет всё-таки был слишком ярким.
— Ты это видишь? — спросил он у Полины.
Девушка не ответила. Но он и без того знал ответ.
Эпилог
Кто-то назойливо стучал в дверь. Сергей отвернулся к стене и сунул голову под набитую ватой подушку. Если открыть — придётся разговаривать, а разговаривать не хотелось, видеть кого-то — тем более. Ему вообще ничего не хотелось. Он выполнил свою клятву, произнесённую над телом Полины, — убил дракона, но после этого жизнь потеряла всякий смысл, потому что той единственной, с кем можно было разделить радость победы, не было рядом. И никогда больше не будет.
Когда он вернулся на Проспект, его засыпали вопросами. Больше всех наседал Вольтер. Но Сергей всем отвечал коротко: колония плесени мертва, Полина погибла. Правда, судьбой девушки кроме Вольтера поинтересовались только комендант да сталкер-разведчик Саня, а больше Полину никто и не знал. Рассказывать о её смерти было невыносимо — всё равно, что заново переживать те страшные минуты.
Хорошо, что Вольтер с комендантом проявили понимание и вскоре оставили молодого человека в покое. А чтобы остальные жители Проспекта не доставали Сергея своими расспросами, Николай Степанович распорядился выделить ему в станционной гостинице отдельную комнату, где можно было укрыться от докучливых обожателей, спешивших расспросить о «героической схватке» с Чёрным драконом.
Это уж Вольтер по собственной инициативе расписал всем, как Сергей в одиночку справился с колонией хищной плесени, которая за малым не сожрала весь город и всё метро. Его многократно перевранные рассказы, обросшие всевозможными домыслами, за несколько дней облетели метро, и на Проспект с разных станций двинулись люди. Одни хотели узнать подробности едва не постигшей всех страшной трагедии, другие выразить спасителю свою признательность. А так как Сергей за редким исключением почти не показывался на платформе, проводя всё время в своей комнате, отдуваться за него пришлось Вольтеру.
Теперь, где бы ни появился Аркадий Рудольфович, постепенно привыкающий к своему прежнему имени, вокруг него сразу собиралась толпа. Немного посопротивлявшись для приличия, старик уступал настойчивым просьбам собравшихся, и уже в который раз принимался рассказывать историю трагической схватки с Чёрным драконом. По просьбе Сергея учёный перестал упоминать в рассказах его имя, но особенно настойчивые слушатели каким-то образом всё равно узнавали его. А некоторые, особо настырные, непременно желали лично познакомиться с «тем самым Касариным»…
«Да сколько можно колотить?! Встану сейчас и настучу этой сволочи по голове! Не знаю, поступают ли так победители драконов, — и знать не хочу! Достали!»
Сергей вскочил с койки, отодвинул засов и рывком распахнул входную дверь. Но на пороге стоял не очередной паломник, а сам комендант.
— Крепко спишь, — заметил Николай Степанович без тени улыбки. Сергей так и не понял, одобряет его начальник Площади или осуждает. — Войти-то можно?
Сергей посторонился. Комендант вошёл, кинул взгляд на смятую постель, поднял свалившуюся на пол подушку, тяжело вздохнул:
— Всё о ней тоскуешь? Хорошая была девчонка, отчаянная и бесстрашная. Только заживо хоронить себя в четырёх стенах, — он обвёл взглядом похожую на узкий пенал комнату, — всё равно не нужно. Ей бы это не понравилось.
— Не надо… — начал Сергей, но Николай Степанович перебил:
— Вот и я говорю: не надо. — И без всякого перехода неожиданно спросил: — Как ты смотришь на то, чтобы вернуться в Рощу?
— Вернуться? — механически переспросил Сергей. — Зачем?
— Рудольфыч… ну, Вольтер, разговаривал с теми, кто пришёл к нам в последние дни с других станций. И я тоже с некоторыми поговорил. В общем, есть желающие переехать на Маршальскую и в Рощу. На постоянное, так сказать, проживание.
Сергею показалось, что он ослышался.
— Но ведь обе эти станции мертвы.
— Вот добровольцы и хотят их восстановить и вернуть к жизни. Отряд, который будет восстанавливать Маршальскую, уже сформировался. А в Рощу нужен комендант. — Глаза Николая Степановича выразительно блеснули из-под очков. — Что скажешь?
Сергей не сразу понял, что гость имеет в виду, а когда сообразил, удивился ещё больше:
— Меня в коменданты? Вы, наверное, шутите?
Но тот не шутил.
— Твой отец был немногим старше тебя, когда возглавил в Роще службу безопасности. А тогда, двадцать лет назад, это дело было не в пример сложнее.