Увязнуть в паутине
Шрифт:
Шацкий подумал, что история расследования, которое вел Мамцаж очень похожа на его собственное следствие. Лично ему все эти стечения обстоятельств были уже поперек горла.
— А что там была за квартира?
— Квартира небольшая, но в ней было полно книжек. Лично меня все это просто заставляло робеть. Я ведь человек простой, когда я пришел к ним, и не подали кофе в тонкой фарфоровой чашке, я не знал, что и делать. Страшно боялся, что разобью, когда стану мешать, потому не добавил ни молока, ни сахара. Помню полную книжек комнату, родителей Сосновского (дочку они отослали к родственникам, в деревню) и вкус горького кофе. И я не мог им ничего сказать, кроме того, что «на время прекращаем» расследование, и что преступников найти пока что не можем. Так они глядели на меня так, словно это я был одним из убийц. Я ушел, как только допил кофе. Больше я их уже не видел.
— А пан знает, кто они были?
— По профессии? Нет. Тогда-то я наверняка знал, нужно ведь было заполнять рубрики в протоколах. Но для дела это было несущественно,
— Когда-нибудь потом вы их видели?
— Никогда.
Мамцаж поднялся с места, сгорбившись, направился в угол и принес оттуда бутылку сладкого плодово-ягодного вина «Золотая Чаша». Он налил в два стакана, один из которых подал Шацкому. Прокурор отпил глоток, дивясь тому, что за свои практически тридцать шесть лет впервые пьет плодово-выгодное.
Он ожидал чего-то со вкусом доместоса, а напиток был даже ничего себе. Немного походил на игристое вино, только без пузырьков. Ну и гораздо более сладкий. Но вот упиться чем-то таким ему бы не хотелось.
— То есть, как-то раз мне показалось, что я видел Сосновского по телевизору. У знакомых, — тут же прибавил он, заметив, что прокурор оглядывает комнату в поисках телевизора.
Шацкий представил, как Мамцаж с подругой под руку и бутылкой плодово-выгодного марширует по улочкам Праги с визитом к «знакомым». Прямо тебе Версаль. Он задумался над тем, легко ли прошляпить момент, когда ты сворачиваешь на тропку, ведущую к распитию бормотухи при свете свечи, в компании гадкой бабы и полка прусаков. Наверное, да. А начинается все с того, что ты обманываешь жену.
— И что он делал в телевизоре? — спросил он, почему-то уверенный, что ничего конкретного не узнает.
— Понятия не имею. Я и видел-то его всего миг. Если то был и он, то ужасно постарел. Только я не уверен.
Шацкий еще выпытывал у Мамцажа про мелочи, о людях, которые могли знать Сосновских, пытался докопаться, что же стало с материалами дела. Безрезультатно. По сути дела, вышедший на пенсию милицейский капитан мало чего помнил. После какого-то очередного оставшегося без ответа вопроса Шацкий с ненавистью поглядел на бутылку ногомойки, которая, вместе с подругами жизни в течение нескольких лет превратила его личный источник информации в существо, чей мозг структурой походил на пемзу. На первый взгляд — штука твердая, но по сути своей — сплошные дыры. Только лишь когда Шацкий уходил, размышляя о том, что одежду, похоже придется сжечь в дворовом мусорном контейнере перед тем, как войти к себе домой, Мамцаж сказал нечто такое, до чего сам он должен был дойти гораздо раньше.
— Вы спросите про Сосновского у своих коллег, которые копаются в папках службы безопасности.
— Зачем?
— Это же был студентик из интеллигентного дома. Есть шанс, что на него завели папку. Даже если там мало чего собрал, всегда можно там найти фамилии или адреса. Я же знаю, как это оно, когда нет даже щепки, на которой можно было бы зацепить следствие.
Похоже, это было его любимым выражением.
Как Шацкий и ожидал, под дверью его уже ожидала фальшиво улыбающаяся сожительница Мамцажа. Прокурора обеспокоила мысль, что эта вот женщина вернется к капитану, который, что ни говори, показался ему симпатичным, хотя и проигравшим мужичком. Но, «если речь идет о том, кто в расстановке хороший, а кто плохой, то почти всегда все наоборот». Неужто это она посадила цветы и покрасила лоджию?
Понятное дело, она попросила гостя оказать ей мелкую услугу. Женщина была готова долго расписывать ему свои потребности, но тот лишь махнул рукой, чтобы прекратить поток ее слов и сунул руку в карман за мелкими деньгами. Дал женщине десятку. Та рассыпалась в благодарностях, когда раскрылась дверь, за которыми перед тем исчезли встреченные ранее брат с сестрой. Из квартиры вышла молодая пара. Их соседка как можно быстрее смылась в свою нору. У Шацкого мелькнула ужасающая мысль, что у Мамцажа по лицам спящих людей гуляют тараканы. Его передернуло.
— Свет у карлика должен погаснуть ровно в десять, ты тоже не играй все время. Мы будем поздно, если что — мобильник у нас имеется, — инструктировал лохматого подростка молодой мужчина, держа руку на ручек открытой двери.
Втроем они сели в лифт. Пара поглядела на Шацкого с сожалением, которым он сам одарил бы любого гостя капитана Мамцажа. Сам он ответил кислой усмешкой. Молодая пара выглядела на двадцать и пару лет каждому, и Шацкий подумал, ведь невозможно, чтобы у них были такие большие дети. Но, может, молодо выглядели потому, что были счастливы? Потому что любили друг друга? Потому что часто занимались сексом и целовали друг друга в губы? Быть может, он и сам выглядел моложе если бы не растоптанные шлепанцы Вероники и ее пожелтевшая под мышками пижама. Другое дело, что он носил точно такие же, купленные в Закопане, шлепанцы. И подумать только, что когда-то он сам говорил, что шлепанцы из Закопане — это смерть мужчины. Он страшно любил эту шутку. И как-то раз привез им всем такие шлепанцы с горного курорта — вот так, ради смеха. И их носят ежедневно. И даже удобно.
Шацкий отвернул взгляд от попутчиков. Неохотно. Женщина была очень сексуальной, полностью в его типе. Ни слишком худа, ни слишком толстая, с приятными женственными формами, с полными губами; на ней было красное платье в небольшие белые цветочки с возбуждающим воображение, но совершенно не вульгарным декольте. Она выглядела женщиной, которая часто смеется.
Лифт остановился, и Шацкому хотелось сказать паре, что у них замечательные дети, но сдержался. Со времен С. и его свалки [109] подобные замечания уже не были невинными.
109
Анджей Самсон (Andrzej Samson) (11 августа 1947 г. — 8 марта 2009 г. в Ченстохове) — польский психолог и психотерапевт, занимающийся терапией семей и детей, один из пионеров польской психотерапии. в 2004–2009 годах против Самсона велось уголовное судопроизводство по обвинению в растлении несовершеннолетних.
26 июня 2004 г. Самсон был задержан после того, как на свалке возле его дома на варшавском Мокотове было найдено несколько сотен снимков с детской порнографией. С психологом снимки связали на основании руки, видимой на снимках. В ходе обыска на его квартире полицейские обнаружили очередные фотографии.
Анджей Самсон не признался в вине, за исключением фиксации изображений, имеющих порнографический характер. Он защищался, утверждая, будто бы разработал новаторскую терапию, позволяющую выводить детей из состояния аутизма.
9 января 2007 года (то есть, после того, как происходит действие книги — Прим. перевод.) Районный суд для Варшавы-Мокотов вынес неправомочный вердикт, осуждающий Самсона, признавая его вину по всем четырем предъявленным ему обвинениям. Обоснование, равно как и весь процесс происходили в закрытом режиме. Было разрешено лишь открыть данные и фотографию обвиняемого. Суд посчитал его виновным по всем обвинениям и назначил общее наказание в виде 8 лет лишения свободы с отбыванием наказания в тюрьме. Суд назначил 7 лет наказания за то, что, с 1999 по 2004 год, в соответствии с заранее принятым намерением, Самсон в своем жилище неоднократно использовал болезнь мальчика и девочек, которых он лечил, и совершал с ними так называемые «иные сексуальные действия. Снимки с детской порнографией Самсон размещал на американских серверах. (…) Помимо того, суд наложил на Самсона средство наказания в форме запрета заниматься профессией психолога на срок в 10 лет.
21 января 2009 года суд освободил Самсона из-под ареста по причине болезни почек (…).
Идя домой, Теодор размышлял о перешучивающихся брате и сестре. Он часто думал над тем, а не нанесли ли они Хеле вреда, не стараясь завести второго ребенка. Но, возможно, еще и не поздно? Между подростком с недостатками речи и его излишне активной сестрой разница была лет в шесть-семь. Если бы они с Вероникой наконец-то решилисьЮ разница в возрасте Хели и ее братика или сестрички составила бы восемь лет.
И вот тогда, возможно, все сделалось бы проще. Может, тогда не нужно было бы никаких перемен. Может, может, может.
Достаточно было принять решение. Теодору Шацкому, который предпочитал, чтобы все случалось само собой, лишь бы не было результатом собственных решений, подобная мысль ассоциировалось с необходимостью покорить Аконкагуа [110] в выходные.
Теодор дошел до собственного дома, глянул на освещенное окно кухни на третьем этаже. Ему еще не хотелось возвращаться, потому уселся на лавочке во дворе, чтобы порадоваться июньским вечером. Уже было начало десятого, но было тепло и видно, пахло остывающим городом. В такие минуты он чувствовал себя соловьем из стихотворения Тувима. [111]
110
Аконкагуа (исп. Aconcagua) — гора в Аргентине, самый высокий в мире батолит. Высота 6962 метров. Является высшей точкой Южной Америки, западного и южного полушарий.
Происхождение названия горы точно неизвестно, существующие выводят его из арауканского языка («с другой стороны реки Аконкагуа») или от Ackon Cahuak, что на языке кечуа означает «Каменный страж!.
111
Юлиан Тувим «Опоздавший соловей»
Плачет пани Соловьиха, в гнёздышке рыдает: Соловей до пол-восьмого где-то пропадает. Обещал домой вернуться в три часа к обеду. Вот уже подходит вечер — Соловья всё нету. Всё остыло: суп из мошек, пойманных в осоке, Шесть комариков, варёных в ландышевом соке, Шашлыки из мотылёчков с терпким вкусом леса, Торт-десерт из ветерочков «лунная принцесса». Может, что-нибудь случилось, на него напали? Перья выдрали из крыльев, голосок украли? Это зависть! В небе кружат жаворонков банды. Перья — мелочь, отрастут ведь, перья — не таланты! Вдруг под елью Соловей наш по дорожке скачет… — Где ж летал ты?! Где ты прыгал?! Я сижу и плачу!!.. Соловей вздохнул: «Родная, не ругай дружочка. Так на улице чудесно, я прошёл пешочком».