Уйти красиво
Шрифт:
— И все-таки зачем вы приезжали к ней в то злополучное воскресенье?
— А, черт! — Медников извлек из пачки еще одну сигарету. — Была у нас одна затяжная тяжба. Я просил, чтобы она мне кое-что вернула, и она это наконец сделала. Не знаю уж, чем она в тот момент руководствовалась. Смею надеяться, в ней возобладал здравый смысл.
— И что же она вам вернула?
— Я буду с вами откровенен, но попрошу взамен, чтобы это осталось между нами, тем более что к самоубийству Ларисы сие не имеет ровным счетом никакого отношения. Речь идет о листке бумаги, паршивом листке бумаги, который оставался у Ларисы и который мог не то чтобы испортить мне жизнь, но, скажем так,
— Компромат? — осведомился Поздняков насмешливо.
Медников не уловил иронии.
— Ну уж, это, пожалуй, слишком громко сказано: компромат! Просто, как бы поточнее выразиться, я не хотел, чтобы одна глупая история была предана огласке.
— Какая история? — насторожился Поздняков.
— Да идиотская история! — взвился Медников. — Господи, каких только глупостей не наделаешь в юности.
— А поконкретнее?
Чувствовалось, что Медникову очень не хотелось вдаваться в детали. Наконец он с большим трудом собрался с духом:
— Было такое дело, уже давно, еще до перестройки… В общем, у меня возник конфликт с руководителем программы, и я… я написал письмо, которое… ну, не знаю, как сказать…
— Вы написали анонимку? — догадался Поздняков.
От напряжения Медников вспотел сильнее, чем в беспощадном свете юпитеров.
— Ну да, да, анонимку, если хотите, — произнес он раздраженно. — Только не стоит горячиться с оценками… Я бы посоветовал вам сделать поправку на время — тогда все было по-другому…
— Очень интересно звучит: поправка на время…
— Ладно, думайте что хотите. Да, руководителя программы сняли, про мою роль в этом деле никто не знал… И тут Лариса нашла черновик — я, как полный идиот, его не сжег. Что тут поднялось! Она стала меня прямо-таки поедом есть.
— Это случилось еще до вашего развода?
— Да, незадолго до развода, — нехотя подтвердил Медников. — Черт ее дернул заняться разборкой хлама на чердаке.
— И что потом?
— А то, что она затыкала мне этой бумажкой рот всякий раз, как я его открывал. Она меня ею размазывала, у меня был постоянный стресс по этому поводу. Она держала меня постоянно в напряжении.
— Поэтому при разводе вы все оставили Ларисе?
— Не совсем так, я просто не захотел затевать скандала, но в некоторой степени…
— Из-за этого черновика вы ссорились в прошлую пятницу на премьере?
— У нас там как-то началось по обычному сценарию: одно за другим, одно за другим…
— И все-таки она отдала вам этот черновик?
Медников вздохнул.
— Отдала, что меня даже удивило. Я тогда, после нашей очередной ссоры в пятницу, просто не находил себе места. Нет, не потому что я чего-то боялся. Если быть до конца откровенным, я уже смирился с тем, что она когда-нибудь предаст эту бумагу огласке. Я просто устал, безумно устал. Вот я ей и позвонил в воскресенье, чтобы все обсудить раз и навсегда. Она мне ответила: хорошо, приезжай, только не очень поздно. Я приехал… Она была здорово подшофе — в последнее время она сильно этим увлекалась, — но приняла меня на удивление спокойно. Во всяком случае, не стала по своему обыкновению сразу навешивать на меня ярлыки. Мне даже показалось, что в ней произошел какой-то перелом, хотя, с чем это связано, не имею представления. Предложила мне выпить, я отказывался — все-таки был за рулем. Потом все-таки выпил немного шампанского. Мы поговорили о каких-то пустяках… Да, безусловно, она к тому времени уже приняла решение, я так теперь думаю… Проскочила какая-то загадочная фраза: «Что я ни сделаю, все равно останусь для вас сволочью». Точно, она именно так сказала…
— Так она отдала вам черновик? —
— В том-то и дело, хотя я о нем даже не заикнулся. То есть я собирался с ней об этом поговорить, но еще не успел даже намекнуть. А она вышла из гостиной и через минуту вернулась со злополучной бумажкой. «На, — говорит, — помни мою доброту». Честно вам скажу: я даже не очень-то обрадовался — так она меня успела вымотать раньше. Я ее поблагодарил, сел в машину и уехал.
— Как долго вы пробыли у Ларисы?
— Ну, приехал я около девяти вечера, пробыл минут сорок, самое большее — час. Уже к одиннадцати был дома. Точно! Я как раз застал конец своей передачи по телевизору. Кстати, кто это такой глазастый меня разглядел у Ларисы? Старый лис Воскобойников, что ли?
Поздняков не стал его особенно интриговать:
— В тот момент, когда вы договаривались по телефону, она была не одна.
— Даже так? — приподнял брови Медников. — Да, между прочим, похоже, я в тот вечер тоже не был у нее последним визитером.
— Что вы хотите этим сказать?
— Возвращаясь от Ларисы, я видел Ковтуна…
Поздняков от удивления даже привстал со стула.
— Вы в этом уверены?
— В том, что я его видел? — Медников затянулся и выпустил стайку аккуратненьких колечек дыма. — В этом я уверен на все сто, как и в том, что я вас сейчас вижу перед собой. Конечно, я не стану утверждать, что он направлялся именно к Ларисе, но, с другой стороны, к кому он еще мог пожаловать в Хохловку?
— Расскажите-ка об этом поподробнее, — попросил Поздняков.
Медников пожал плечами, как бы говоря: а что особенно рассказывать. Потом все-таки поведал:
— Когда я выехал от Ларисы, было еще довольно светло, сейчас ведь темнеет поздно. Отъехал довольно прилично… Да, точно, самое любопытное, что я видел Ковтуна в районе Волчков — это поселок километрах в пяти от Хохловки. Значит, он шел не от платформы. Вопрос — откуда, не от самой же Москвы топал пешком? Короче, еду я себе, смотрю, что за рожа такая знакомая, а это Мишаня Ковтун собственной персоной бредет по обочине в обычном своем состоянии. Короче, полутруп. Собственно, в другой кондиции я его никогда и не видел. Как-то мне попалась его фотография в пору его расцвета — совершенно другое лицо. Он опустился окончательно и бесповоротно…
Медников хотел сказать еще что-то, но его прервало какое-то странное треньканье, раздававшееся где-то совсем рядом. Медников сунул руку в карман и вытащил пластмассовый брусок сотового телефона, приподнял крышку и раздраженно произнес:
— Слушаю!
Похоже, в студии, которую они покинули, за время их беседы произошли некие изменения, о которых Медникова спешили уведомить.
— Ах, она все-таки изволила явиться? — ехидным тоном осведомился шоумен. — Могла бы уже не приходить, я бы запросто нашел кого-нибудь пообязательнее… Сначала напрашиваются, а потом начинают фокусы устраивать… Тоже мне Мадонна уездная! Ах, она в пробку попала! Ничего, ничего, теперь пусть она меня подождет.
Медников решительно прервал разговор по телефону и пожаловался Позднякову, точно единомышленнику:
— Господи, как мне надоели эти фифы, эти восходящие звезды, которых с каждым днем становится все больше и больше. Выучит такая бледная немочь два притопа, два прихлопа и начинает изображать из себя поп-идола. А ты вынужден их звать, потому что они, кстати, совершенно непонятно почему, нравятся публике…
Медников взгрустнул, того и гляди заплачет в манишку, жалуясь на тяжелую участь телеведущего, вынужденного иметь дело с необязательными и бесталанными кумирами бестолковых зрителей.