Уж замуж невтерпеж

Глава 1. Рай на земле

Я перешагнула через порог, и потихоньку, как могла, пошла к дому. Все здесь было замечательным, цветы, сирень, морковка на грядках, деревянные настилы. Даже деревянный туалет в глубине двора казался сказочно красивым. Кроме центральной калитки, которая вела к дому, была ещё одна, она вела на залив. Открываешь калитку, делаешь десять шагов, и можно купаться! Только водичка здесь была холодноватая, из Ангары, как никак. Все было аккуратным и ухоженным, во всем виделась любовь и забота. А ухаживали за всем этим только две хрупкие женщины, так как один сын в то время защищал диссертацию,

Потом мы пошли в дом. Домик и снаружи и внутри был малюсеньким. С небольшой веранды мы сразу попадали в сени, где стояла железная кровать, застеленная жакардовым покрывалом, здесь можно было спать. Дальше мы попадали в малюсенькую кухню, где стоял обеденный стол, столик для приготовления еды, и часть кухни занимала печка. После кухни мы попадали в комнату, где царил минимализм. Часть комнаты занимала печка, далее стоял диван, на котором предстояло спать мне, потом, между двух окон стоял комод, и далее две железных кровати, завершал картину круглый стол, который стоял посередине.

Как здесь было светло и уютно, не смотря на то, что мебель была старая, кровати с панцирными сетками, и сама комната маленькая. Все было устелено скатерками и салфеточками, а на полу лежали самовязанные половики. Хотелось сесть перед окном и никогда не уходить отсюда. А ещё здесь была волшебная кладовка, которая была с низу до верху завалена журналами "Роман-газета", и "Иностранная литература", у меня дух захватило, когда я это увидела!

Пока мне проводили экскурсию, мама разгрузила машину, притащила весь мой скарб, попрощалась и уехала в город на том же железнодорожном микрике. А мы остались разбирать сумки, чего там только не было! Мама капитально подготовила меня к проживанию у чужих людей. Но здесь в те времена не было холодильника, поэтому все продукты хранились в ямке, вырытой у веранды. Подпол делать здесь смысла не было, вода была совсем рядом. Но мама то об этом не знала, зато она старалась, чтобы мы втроём не умерли с голоду.

В общем нам надо было сильно постараться, чтобы разместить продукты так, чтобы они какое то время могли сохранится в свежем виде а это было сложно. Ведь в сумках было и мясо, и молоко, и сметана, и фрукты, и овощи, масло сливочное, масло растительное, мука, крупы, и всякая бытовая дребедень, типа мыла и порошка. В общем на устройство моего быта ушло полдня. Когда мы с Валентиной Александровной разобрались с моим расселением, Елизавета Константиновна уже испекла пирог к ужину.

Ужин был шикарный, надо было быстро съедать все, что могло испортиться. На столе был пирог, пара салатов, морс, и много чего ещё. Мои дорогие девушки ели не очень, а я налегала, мне надо было толстеть. За ужином мы говорили на общие темы, хотя я чувствовала, что меня очень хотят спросить о поезде, но не решаются. Потом мы помыли посуду и пошли на крыльцо, мы втроём просто сидели на ступеньках, наслаждались запахом сирени, а Елизавета Константиновна рассказывала о своей жизни в артели золотоискателей.

Ночь пришла неожиданно, раз, и все накрыла темнота. Не смотря на то, что рядом была вода, было тепло, ведь было начало лета. Мы не стали сопротивляться, и решили идти спать, ведь ночью спят. Это была моя первая ночь вне больницы, я заснула, как убитая.

Проснулась я от того, что в доме пахло свежей выпечкой и всю комнату заливало солнце. Господи, это было счастье, проснуться не в больнице и вдыхать аромат свежих булочек! Я встала и пошла во двор умываться. Ходила на костылях я ещё плоховато, запиналась за все подряд, но все прошло удачно. А потом я просто села на завалинку и наслаждалась летним утром. Меня ласкало солнце, надо мной цвела сирень, моя завалинка просто была раем на земле. Как обидно, что раньше я этого не понимала.

Мы сели завтракать, чай с горячими булками казался волшебным. Да для меня в этом мире пока все было новым, неопознанным и сказочным. А мои спасительницы казались ангелами хранителями. Я ела булку с сахаром и снова чувствовала немой вопрос о том, что со мной приключилась. Я прекрасно понимала, что мои соседки по жилью и по завтраку просто стесняются в открытую спросить меня об этом, они думают, что мне больно вспоминать об этом. Но за четыре месяца в больнице я десятки раз рассказала свою историю, от начала до конца со всеми подробностями. И после каждого рассказа я понимала, что меня отпускает какой то зверь, грызущий меня внутри, мне становится легче. А когда я смотрю на людей, которые говорят, что не хотят вспоминать травмирующую ситуацию, мне их жалко, и хочется сказать:" Дурак ты, то, о чем ты не хочешь говорить сожрёт тебя изнутри, рано или поздно".

Я начала рассказ сама, и для собственной пользы, и для того, чтобы между нами не было недоговоренностей, все для всеобщего блага. Рассказ длился минут сорок. Даже сейчас, сорок лет спустя, моё тело ещё реагирует на рассказ о поезде. А тогда, это вообще было свежее воспоминание, кровь бросалась мне в лицо, дыхание становилось частым и поверхностным, сердце стучало с бешеной силой, на лбу выступали капельки пота. Но где то в глубине я знала, что все это мне на пользу, с каждым рассказом реакция будет слабее и слабее.

Воспоминания были очень болезненными и яркими, ведь с травмы прошло только 4 месяца. Я рассказывала все это эмоционально, иногда прерывая рассказ, потому что перехватывало дыхание. Мои слушатели переживали вместе со мной, я это видела по их лицам. Мои эмоции и переживания, которые я ещё не прожила до конца, снова проживались мной, я жестикулировала, повышала голос, бледнела. Снова сорок минут я провела на рельсах, в реанимациях, операционных. За время моего рассказа слушательницы не произнесли ни слова, ни задали ни одного вопроса.

Я замолчала, мой рассказ закончился , мои слушатели сидели ошеломленные, я это видела по их лицам. Они прожили вместе со мной весь тот ужас, который я сейчас им рассказывала. А они были женщины взрослые, прожившие жизнь, повидавшие на своём пути много, и хорошего и плохого. В общем, после моего рассказа мы стали очень близкими людьми. Рассказывая свою боль и свой ужас, я открылась и доверилась им, и они приняли меня вот такой безногой и беспомощной, и так мы стали жить дальше.Вообще, надо сказать, что есть люди, с которыми просто легко. Я, скорее всего к таким людям не отношусь, особенно в свои 59. А те взрослые леди, которые с утра слушали мой ужастик, были именно такими. Не знаю, где они научились так жить, но они этим сильно упрощали жизнь, и себе и мне. И тот месяц, проведённый в деревеньке Мельничная падь, я вспоминаю до сих пор, как самый счастливый вый период в моей жизни. Спасибо вам, дорогие мои, Валентина Александровна и Елизавета Константиновна. Вечная вам память.

Советская деревня с лесопилкой, это место, где свое снабжение, свои прибамбасы и своя жизнь, поэтому на тот момент это был отдельный маленький мирок под боком у большого города. Так как снабжение здесь было замечательным, то и общение было соседским доверительным. Не надо было биться за банку тушёнки, килограмм колбасы, того, что привозили в Деревенский магазин, хватало всем. Деревня то была малюсенькая, её когда то родил леспромхоз. Поэтому в деревеньке жили специалисты лесопилки и их семьи, чужих было мало.