Уж замуж... второй раз?
Шрифт:
Теперь мне было понятно, почему Дуглас выбрал столь оригинальный способ, чтобы выдать замуж единственную дочь. Еще я была почти уверена в том, что у него имеется в замке осведомитель, немедленно докладывающий про все происходящее. Вычислить бы, кто эта «крыса».
Я украдкой посмотрела на Агнессу, которую тоже пригласили за стол. Правда, девушка предпочла занять место поодаль от остальных, словно показывая, что все-таки не принадлежит к нашему кругу. Но почти сразу отказалась от этой мысли. Нет, бред какой-то! Агнесса – дочь
«Дочь-то она дочь, – немедленно зашептал противный внутренний голосок. – Но не стоит забывать, что, по сути, Петер ее не признал. Точнее, признал, но сделал это более чем оригинально. Мол, любимая дочурка, ты была рождена в браке, однако остальным об этом знать не обязательно. Поэтому будешь присматривать за порядком в замке, пока я развлекаюсь в столице. И скажи спасибо, что грамоте и счету выучил. Разве это достойное отношение к единственному ребенку? Что, если Агнесса решила взять своеобразный реванш? Дуглас вполне мог пообещать ей выделить некоторую часть от клада. А богатая девушка всегда найдет себе выгодную партию, пусть даже происхождение у нее более чем сомнительное».
Я покачала головой. Нет, все равно не сходится. Агнесса большую часть года живет в этом замке на правах хозяйки. Если она в доле с моим отцом, то он бы давным-давно получил вожделенную карту.
Надо бы узнать, сколько у Петера вообще слуг. Дворецкого я видела. За столом, правда, прислуживал нам не он, а молодой парень лет двадцати – симпатичный кареглазый блондин.
Уже двое возможных кандидатов на роль так называемых шпионов.
– Дорогая, ты сегодня непривычно молчалива, – вдруг обратился ко мне Дуглас, осушив еще один бокал вина.
О небо, сколько же в него алкоголя влезает? По самым скромным прикидкам, в нем никак не меньше бутылки уже плещется. Но язык не заплетается, а взгляд остается цепким и внимательным. Правда, Дуглас то и дело промокал лысину платком, а по его обвисшим щекам пятнами пошел некрасивый румянец.
– Просто не узнаю свою дочь, – продолжал разглагольствовать Дуглас, пока предупредительный слуга наливал ему еще. – Обычно ты у меня та еще болтушка.
– Полагаю, ваша дочь не совсем оправилась после болезни, – пришел ко мне на выручку Петер, пока я судорожно думала, что бы соврать в свое оправдание.
– Эх, хиленькая в наше время молодежь пошла. – Дуглас неприятно гоготнул. – Чуть что – девицы сразу в обморок падают. Вот, помнится, моя матушка кремень была. Лично курицам головы рубила, никому из слуг не доверяла.
Я хмуро посмотрела на тарелку с недоеденным жарким и отодвинула ее в сторону. Сдается, я уже сыта. Уж больно неаппетитную тему затронул Дуглас.
– Сомнительное достоинство для женщины. – Петер неодобрительно покачал головой и тоже отложил в сторону столовые приборы.
– Напротив! – с воодушевлением воскликнул Дуглас. – Не подумайте, конечно, что она была какой-нибудь живодеркой и получала удовольствие от этого процесса. Она делала это для того, чтобы спасти несчастных птиц от лишних мучений. Дело в том, что у нее был такой огромный опыт, что курицы даже не успевали почувствовать боль. Хлоп – и головы уже нет!
И Дуглас громогласно рассмеялся, как будто рассказал на редкость смешную шутку.
Петер старался держать свои эмоции под контролем. Но он все-таки не вытерпел и выразительно скривился. Затем украдкой покосился на меня.
Представляю, что он обо мне сейчас подумал. Как там у нас говорят? От осинки не родятся апельсинки. То бишь если моя бабушка была садисткой, обожающей мучить и убивать животных, то не передались ли мне ее склонности по наследству?
– Никакой опыт не приходит сразу, – негромко, словно беседуя сама с собой, проговорила я. – Полагаю, ей пришлось немало потрудиться, чтобы обрести такие умения.
– Ага, – радостно подтвердил Дуглас, не уловив двойного дна в моих словах.
Я украдкой хмыкнула. Что и требовалось доказать. То бишь моя бабка все-таки получала удовольствие от всего этого. Иначе с чего вдруг ей пришла в голову столь дикая идея?
– О вашей матери вообще много говорят в округе, – с какой-то странной интонацией произнес Петер и вновь бросил на меня быстрый взгляд.
– Ага, – опять подтвердил Дуглас. Немного помрачнел и добавил: – Жаль, что я ее почти не помню. Она умерла, когда мне было всего пять лет.
– Умерла? – с непонятным сарказмом переспросил Петер. – Мне рассказывали, ее убили. Причем сделали это собственные слуги.
Я невольно потянулась к бокалу, к которому не прикоснулась с начала обеда. Промочила губы, стремясь успокоить нервы.
Чем дальше – тем страшнее. Что-то мне ну очень не нравится семейная история Терезы Трей.
Дуглас надулся, как будто слова Петера его чем-то обидели. С вызовом вздернул подбородок и отчеканил, глядя в глаза зятю:
– Да, убили. Но негодяи, сделавшие это, были наказаны со всей строгостью закона!
– Я в курсе, – сухо подтвердил Петер. – Но, знаете, меня все гложет мысль: какие причины были у этого преступления? Все-таки, согласитесь, это очень необычно. Так жестоко расправиться с женщиной…
– Мне неприятна эта тема, – отрезал Дуглас. – Не забывайте, что говорите о моей матери. Пусть я ее почти и не помню, но все же.
Я отпила еще вина.
Так. Так-так-так. Чувства Дугласа мне вполне понятны. Но действительно, к чему Петер вообще завел этот разговор? Право слово, не самая подходящая тема для беседы за столом. И почему при этом он постоянно смотрит на меня, как будто все это имеет какое-то отношение ко мне?
Впрочем, столь невежливое напоминание Петера о давней семейной драме возымело свое действие. Дуглас наконец-то замолчал. Лишь изредка он обиженно вздыхал и основательно налег на выпивку.