Ужасы
Шрифт:
4 сентября
Пришли книги из Нью-Йорка. Я сейчас же принимаюсь за чтение. Три из них немецкие, три английские и пять французских. Некоторые иллюстрированы. Аделаида возвратилась. Она в таком жалком состоянии, что вынуждена была сейчас же лечь в постель. Ничего… Я знаю, что дня через два-три она снова будет весела и здорова.
17 сентября
И хотя только одна десятая часть того, о чем говорится в этих книгах, правда, то, безусловно, стоит заняться исследованием этой тайны, которая, по мнению доктора, находится очень близко ко мне. Но все эти путешественники хотят всячески заинтересовать читателя, и поэтому один списывает у другого разные ужасы. Неужели я в самом деле такой слепой осел, что из года в год почти ничего не замечал и не подозревал о культе Вуду, с его обожествлением змей и тысячами человеческих жертвоприношений? Некоторые мелочи, правда, бросались в глаза, но я не обращал на них внимания. Хочу попробовать вспомнить все то, что можно было бы связать с культом Вуду.
Однажды моя старая экономка (я жил тогда в Гонэве) отказалась покупать на рынке свиное мясо. Она утверждала, что это может оказаться человеческим мясом. Я смеялся над ней и ставил ей на вид, что ведь она целый год покупала свинину. "Да, но не перед Пасхой!" Она так и не могла отделаться от своей навязчивой идеи, и я должен был послать на рынок другую прислугу. Нередко видал я также и этих дряхлых старцев, которые продают "Wagnes", то есть маленькие мешочки с цветными камешками и раковинами. Это "wagnes" бывают двух сортов: "points", которые оберегают от ран и употребляются мужчинами, и " chances " — употребляемые женщинами для того, чтобы привязать к себе возлюбленных. Но я никогда не знал, что эти мошенники… или эти купцы — низшие жрецы Вуду. Так же мало внимания обращал я и на то обстоятельство, что для некоторых негров очень много всякой еды является табу, то есть запрещенной. Так, например, Аделаида не прикасается к томатам, не ест черепашьего и козьего мяса. Зато она часто говорит, что мясо козла "благословенно", равно как и ее любимый маисовый хлеб. Я знаю также, что здесь повсюду необычайно радуются двойням. Так, всякий раз устраивается праздник в той счастливой семье, в которой хозяйка или хотя бы даже ослица рожает близнецов.
Но, Бог мой, история с человеческим мясом на рынке — несомненная басня! А другие вещи кажутся мне совершенно безобидными. Маленькие суеверия… В какой стране мира не отыщешь чего-нибудь подобного?
19 сентября
Что касается Аделаиды, то доктор, кажется, был прав, если только его провинциальность не слишком уж почерпнута из книг. О таком кольце, какое носит Аделаида, упоминает Спенсер С. Джон. Его должна носить "мамалои", жрица культа Вуду. Вообще, должен сказать, что в это название, равно как и в аналогичное название, обозначающее главного жреца, вложено гораздо больше вкуса, чем я мог бы предположить у негров. "Папалои", "мамалои" ("лои" на их изломанном французском языке, разумеется, обозначает "roi") — можно ли придумать более красивый титул? "Мать и королева". "Отец и король" — это звучит неизмеримо лучше, чем старший советник консистории, как титулуется мой богобоязненный братец.
Нашел я в книгах также и ее камень, о котором я думал, что он служит для массирования. О нем упоминает Типпенгауэр, а также Моро де С. Мери. Вот оказия: у меня на моей вилле имеется настоящий живой Бог. Его зовут Дамтала. Воспользовавшись отсутствием Аделаиды, я еще раз со всей точностью освидетельствовал этого Бога. Описание вполне совпадает с его внешностью. Это, вне всякого сомнения, старый, прекрасно отшлифованный каменный топор эпохи караибов. Негры находят такие камни в лесу, они не могут объяснить их происхождение и считают их Богами. Они кладут такого Бога на тарелку; он знает будущее и вещает посредством постукивания. Чтобы привести его в хорошее настроение, его купают каждую пятницу в оливковом масле. Я нахожу все это очень милым, и моя тайная жрица с каждым днем нравится мне все более и более. Конечно, все эти тайны нужно еще исследовать, доктор в этом отношении вполне прав… но ничего ужасного в том я не вижу.
23 сентября
Теперь, на семидесятом году своей жизни, я должен был убедиться, как полезно быть всесторонне образованным человеком. Никогда я не испытал бы той прелестной истории, которая случилась вчера, если бы я не штудировал своих книг.
Я пил чай на веранде и позвал Аделаиду, которая забыла подать сахар. Она не приходила. Я пошел в свою комнату, а затем в кухню — ее там не было. Не было и других девушек, и я не мог найти сахар. Когда я шел по двору, то услышал тихий разговор в ее комнате. Я поспешил в сад (ее комната находилась на первом этаже) и заглянул в окно. Там сидела моя красивая черная жрица. Она обтерла камень лучшим шелковым платком, положила его на тарелку и осторожно налила в него свежего масла. Она была очень возбуждена, глаза ее были полны слез. Она осторожно взяла тарелку кончиками пальцев и вытянула руку, подержала руку с тарелкой некоторое время на весу, и рука задрожала — сначала слабо, а потом сильнее. И камень стал постукивать. Аделаида разговаривала с ним, но я, к сожалению, ничего не мог расслышать.
Но я все это подметил с такой точностью, что доктор должен быть доволен мною. Я тоже доволен собою, потому что, в конце концов, вся эта история оказалась для меня весьма лестной. Вечером, после ужина, я отправился в ее комнату, взял камень, вернулся в столовую и уселся в кресло. Когда она вошла, чтобы убрать со стола, я быстро отложил в сторону газету, взял тарелку и налил свежего масла на камень. Эффект вышел необыкновенный. Трах! Поднос опять упал: это, кажется, ее специальность в таких случаях… Слава Богу, что на этот раз он был пуст. Я кивнул ей, чтобы она не шумела, и совершенно спокойно сказал:
— Пятница. Ему нужно сегодня сделать свежую ванну!
— Вы будете его спрашивать? — прошептала она.
— Конечно!
— Обо мне?
— Быть может.
Это оказалось очень кстати: я получил теперь возможность выпытать у нее тайну. Я сделал ей знак, чтобы она вышла и затворила за собой дверь. Она исполнила это, но я прекрасно понял, что она стояла за дверью и подслушивала. И я заставил моего Бога стучать напропалую. Он прыгал на своей тарелке, так что весело было смотреть. Его стук смешивался со вздохами Аделаиды, доносившимися из-за двери.
В тот момент, когда я дал ему передышку и поставил тарелку на стол, Аделаида проскользнула в комнату.
— Что он сказал? — спросила она.
— Да черт его знает, что он сказал. Он только постучал, и больше ничего.
— Что он сказал? — настаивала она. — Да? Или нет?
— Да! — сказал я наудачу.
Она радостно воскликнула:
— Petit moune????
— Разумеется, petit moune! — подтвердил я.
Она закружилась по комнате, танцуя и прыгая.
— О, какой он добрый, какой он добрый, Бог грома! Мне он сказал то же самое. Теперь он должен исполнить это, потому что он обещал это два раза в день.
Вдруг она снова стала серьезной.
— А что он сказал: мальчик или девочка? — Мальчик! — ответил я.
Тогда она упала передо мной на колени, плакала и стонала и рыдала от радости.
— Ах, наконец, наконец!
28 сентября
Я знаю, что Аделаида уже давно любит меня и ничего так страстно не желает, как только иметь от меня "petit moune". Она завидует всем девушкам, у которых есть дети, и я думаю, что она очень охотно выцарапала бы им глаза. Отсюда и прекрасный уход за стучащим Богом. Сегодня вечером она была восхитительна. У меня еще никогда не было такой милой негритянской девушки. Мне кажется, что я в самом деле люблю ее, и что касается меня, то с моей стороны сделано все, чтобы исполнить ее маленькое желание…
6 октября
Это совершенный скандал, что я, порядочный и обстоятельный купец, не вел книг относительно того, что было мною внесено в дело улучшения низшей расы в здешней прекрасной стране. По-видимому, я слишком низко оценивал свои культурные заслуги в этом отношении. Сегодня я вздумал, восстановить статистику; это оказалось нетрудно. Дело в том, что у меня на большом пальце имеется три сустава, и это отличие, по-видимому, передается по наследству. Итак, тот, кто здесь в городе бегает с тремя суставами на большом пальце, тот, несомненно, мой потомок. Я сделал забавное открытие по поводу маленького Леона: я всегда считал этого мулатского юношу своим отпрыском, да и его мама клялась мне в этом. А между тем у него только два сустава на большом пальце. Стало быть, тут что-то не так… Я подозреваю прекрасного Христиана, одного из офицеров Гамбург-Американской линии: очевидно, он поднадул меня. Я установил также, что из моих потомков недостает здесь в городе в настоящее время не менее четырех сорванцов. Надо полагать, они убежали куда-нибудь уже несколько лет назад. Никто не мог дать мне никаких точных указаний относительно их. Впрочем, я к этому совершенно равнодушен.