Ужин с неумершим
Шрифт:
Я щелкнул выключателем телевизора, но аппарат никак на это не прореагировал. Тогда я схватился за вилку сетевого шнура и обнаружил на ней листок бумаги с категорическим указанием:
— Телевизор не выключать! Олег, если тебе мешает свет, завесь экран покрывалом. Игорь.
Мысленно пожав плечами, я последовал указанию. Пузыри на полу тем временем собрались в высокую кучу. Я обратил внимание, что новые пузыри по одному выползают из-под одеяла, которым я накрыл Николаича. Приподнял одеяло — там ничего другого, кроме мертвецки пьяного тела, не обнаружилось. Слабый свет экрана пробивался сквозь покрывало, а звук телепередачи я даже уменьшать не стал. Храпел Николаич так, что заглушал слова ведущего.
Раздевшись, я нырнул под одеяло. Со студенческих времен осталась привычка засыпать в любой обстановке, и сейчас она мне весьма пригодилась. Но проспал я недолго. Толчок в бок, надо мной нависает дядя Илья.
— Олежка! Что же ты, приехал, понимаешь, молчком, и даже с дядькой за встречу не выпил!
Дядя Илья уже надел штаны, и на ногах держался вполне уверенно. Вокруг моего дивана собралась куча беловато-серых пузырьков, образуя окружающий меня вал. Илья Николаевич стоял по середину бедра в этих пузырьках, и они неспешно отодвигались от него в сторону, поочередно перекатываясь. В руке дядя держал бутылку водки. Уловив мой взгляд, направленный на эту шевелящуюся кучу, дядя Илья ухмыльнулся.
— Это мы сейчас уберем, — пообещал он и слегка качнулся, делая шаг назад.
Потом он, как в плохом кино, отхлебнул из горлышка и прыснул изо рта несколько раз водкой на вал из пузырьков. Странное дело, те, едва на них попадали капельки водки, сразу лопались. Лопались бесшумно, но оставляя в воздухе тот неопределенный запах тлена и кислятины, что пропитал всю квартиру.
— Дядя, а это что вообще такое? — вопросил я, усаживаясь на диване.
Ноги я сунул в тапочки, брезгуя наступать босыми ногами туда, где еще шевелились отдельные пузырьки, откатывающиеся на середину комнаты.
— А, мерзость замогильная. Тебе ни к чему. Так что, по сто грамм за встречу?
Мои возражения — дескать, я в командировке, мне с утра работать — Николаевич отвел железным, с точки зрения пьющего, аргументом. Потому он и предложил мне выпить посреди ночи, в полтретьего, чтобы к утру весь запах выветрился. Спорить с пьяным, да еще о выпивке, дело бесполезное. Так что мы сели за стол, стоящий у окна и дядя достал изящные хрустальные рюмочки. Нашлась и закуска. В серванте, за дверцей, обнаружился небольшой холодильник, доверху набитый колбасами, копченостями и баночками с консервированными овощами.
— Вика меня теперь на кухню не пускает. Холодильник этот — мой, и питаюсь я здесь, и выпиваю.
— А что же так? — поинтересовался я.
Дядя Илья, при свете лампы это стало заметно, потемнел лицом. Да и кожа у него стала какой-то синюшной. Мешки под глазами, морщины. В общем, в гроб краше кладут. Не иначе, пьянствовал он достаточно долго. Не в этом ли причина того, что тетя Вика объявила его умершим? Я поневоле припомнил, что о смерти дяди она сообщила, но про похороны ни слова сказано не было.
— Нечего мертвяку вместе с живыми за стол садиться. Я ведь, Олежка, для государства умер. И свидетельство о смерти есть…
По его рассказу, дело сложилось следующим образом. Очнулся однажды дядя в морге. Лежит голый на металлическом столе, слева и справа, как он выразился, такие же мертвяки, только недвижные. Ну встал, перепугался, куда-то побежал, голос подал. Любой бы на его месте подал. Хорошо, служитель морга оказался человеком бывалым. Да и спирта у него нашлось немеряно. В общем, приняли они хорошо. Дядя на ногах остался, и даже одежонку себе смог отыскать, а служитель заснул. Тут и тетя Вика на такси подкатила, привезла во что одеться и дядю забрала. Из рассказа Николаича получалось, что он ей не звонил.
— Дядя Илья, а тетя как узнала, что ты живой?
— Живой? Да разве, Олежка, я живой? Неправильное слово. Я неумерший. А тете как не знать, если она меня и подняла. В полночь только на такси и приедешь, транспорт не ходит. Таксист меня за санитара принял, а служитель решил, что я ему по пьянке почудился. В общем, никто меня не искал. С тех пор вот и квашу помаленьку. А когда тоска заедает, то и не помаленьку.
Николаевич посмотрел на меня несколько протрезвевшими глазами и тихо сказал:
— Ложись спать, Олежка. А про наш разговор тете не говори. Скажи, спал я ночью беспробудно.
Проснулся я с несвежей головой. Дяди не было. По полу каталось несколько серых пузырьков, пахло кислятиной и перегаром. На кухне завтракал Игорь, поздоровавшийся со мной сквозь зубы. Я не обиделся. Он всегда был таким: угрюмый, неприветливый. Уже за тридцать, а так и не женился.
— А тетя Вика что, нездорова?
— Мать в ночную смену сегодня работает, на шинном. Деньги нужны. Дядино существование недешево обходится.
— Он что, все пропивает? — удивился я, настолько такое предположение не вязалось с обычным обликом дяди.
— Так ведь не только на водку приходится тратиться, чтобы он в могилу не лег, как то судьбой назначено. Это мать все смириться не может. Ты с ней лучше об этом не говори. Сделай вид, что ничего не заметил. Ну, запил мужик, и все, обычное дело. Ладно?
Тете Вале я позвонил из офиса, как только добрался. Работать, честно говоря, не хотелось совершенно. Слава богу, объем работы я имел возможность определять самостоятельно и отчитываться перед кем-то не требовалось.
— Илья Николаевич, оказывается, жив. Очнулся в морге, встал и пошел. Только свидетельство о смерти пока не аннулировано, — рассказывал я, уже сам чувствуя, что не могу правильно передать увиденное.
Как расскажешь о чувствах, вызванных серыми пузырьками, пропитавшем всю квартиру запахе и горестном унынии, сквозивших в словах дяди Ильи и Игоря? Как объяснишь то, что дверь в квартиру не запиралась, а хозяева совершенно не боялись ограбления? Не мог я передать и ощущения, охватившего меня, когда у подъезда поутру я увидал дядю в компании местных алкашей, собравшуюся вокруг стоящей на скамейке бутылки. На их лицах царило выражение совершенно по ситуации неуместной вселенской скорби, и лишь угощающий их Николаевич выглядел умиротворенным.