Ужин со смертельным исходом
Шрифт:
Пол делался мрачным, устраивал мне громкие сцены из-за того, что мы ходили к ней в гости. Он — просто серость. Ему не нравятся все эти интересные личности — писатели, поэты, музыканты, которые обитают в реальном, живом мире, а не сидят взаперти, в унылой конторе в Джерси. Он даже никогда не мог заинтересоваться чем-нибудь, что не имело непосредственного отношения к его работе. К примеру, когда эти люди приносили на вечеринки к Уилме барабаны, те, по которым надо бить ладонями, а мы танцевали, он вел себя так, будто наблюдал за чем-то отвратительным. Как говорила Уилма, у него менталитет типичного ротарианца [4] .
4
Ротарианец —
Ну что же, в конце концов это случилось, но совсем не так, как я себе представляла. Это было ужасно и ни на что не похоже. Уилма по телефону сказала мне, что будет дома. Я поехала к ней на квартиру, поднялась наверх, дверь открыл Гил и объявил, что она уехала до конца дня. Но сообщил уже после того, как я зашла внутрь. Прежде он мне не нравился. Когда я несколько раз с ним танцевала, он всегда смотрел на меня так, будто я какая-то грязная. Но, сдается мне, он на всех так смотрит. Уилма говорит, он известный художник. Гил полез ко мне целоваться, и, наверное, я, не подумав, повела себя по-провинциальному. Потом он остановился, и я получила время на то, чтобы вспомнить, о чем мне толковала Уилма. Тогда я сказала, что Уилме это не понравилось бы, а он мне заявил: если я считаю, что Уилме это не понравилось бы или что ей есть до этого хоть какое-то дело, то я не слишком хорошо ее знаю. Гил отвел меня в спальню, и я снова стала провинциальной, а он показал мне, что я ему наскучила. Я не могла себе представить, чтобы Уилма нагоняла на кого-то скуку. Поэтому снова попыталась стать континентальной, и тогда все случилось. Правда, это не походило на любовь. На то, как мужчина и женщина любят друг друга. Это походило на то, как ведут себя люди, когда они злятся друг на друга.
Я убедила себя, что приобретаю какой-то светский опыт. Гил ужасно сильный. Он сделал мне больно. Потом я оделась, а он зевнул и велел мне идти домой — он, видите ли, собирался вздремнуть. И закрыл глаза. Я стояла и смотрела на него, а потом ушла. На следующее утро Уилма предложила мне зайти. Я должна была рассказать ей об этом. Она втирала себе в лицо какой-то новый крем. Просто втирала и втирала его, едва заметно улыбаясь. Я сказала ей, что очень сожалею.
Уилма посоветовала мне не волноваться на этот счет, потому что Гилман Хайес — что-то вроде тех игрушек, которые вы заводите и ставите на ковер. Она просто идет — и все. Сказала, что он побежит за любой юбкой, и при этом употребила довольно крепкие словечки. Заявила, что устала от него и все равно собиралась от него избавиться. Потом стерла крем с лица и сообщила, что тут и прощать-то нечего. А в доказательство встала и поцеловала меня. Поцеловала как-то странно. Так что я залилась краской и почувствовала себя дурочкой. Затем она меня выпроводила.
Я послушно ушла, хотя мне хотелось спросить ее кое о чем. О том, почему накануне, на обратной дороге, после близости с Гилом, я разревелась на улице, как идиотка. Хотя, пожалуй, я и так знала, как она ответит. Опять эта провинциальность. Когда я увидела Гила в следующий раз, он посмотрел на меня так, словно мы незнакомы. Возможно, так оно и было. У меня возникло такое ощущение.
Но, возвращаясь домой в тот раз, я плакала не так, как плакала сейчас. Через некоторое время вошел Пол. От этого у меня все началось по новой. Он встал возле кровати и проговорил с отвращением в голосе:
— Ох, ради бога. — Потом взял другой пиджак и снова вышел. Как какая-нибудь важная персона. Как будто он не напился в этот самый день до такого скотского состояния, что Джуди Джоне пришлось буквально тащить его на себе до кровати. Никто из них не знал Уилму. Они не любили ее. Возможно, Рэнди — любил, единственный из всех, но на любовь это не похоже. То, что он к ней испытывал.
Теперь она мертва, и мне даже думать невыносимо о том, насколько скучной станет моя жизнь.
Наконец я села и перестала плакать, потому что задумалась о том, что мне дальше делать. И что посоветовала бы мне Уилма. Если я останусь с Полом, то увязну. Я не могла оставаться с ним. Больше не могла. Уилма хотела бы, чтобы я от него ушла. С тех пор как она изменила меня, мною стали интересоваться гораздо больше мужчин. А Пол заколачивает немаленькие деньги. Так что вполне может позволить себе развод и приличные для меня алименты. А я отправлюсь туда,
Он никогда и близко не стоял рядом с Рэндольфом Скоттом.
Вряд ли я захочу снова выйти замуж. Они все норовят посадить вас в ящик и запереть на замок. Все время ищут вам какое-то занятие. Куда ты положила это? Эй, найди-ка для меня то. Эй, приберись-ка тут. Эй, иди-ка в постель. Будто бы рабыня. Если ты провинциалка, то в этом ничего такого нет. Возможно, ей такое даже нравится. Но я не собираюсь снова увязать. Достаточно посмотреть, как увязла Ноэль. По-своему, она — прелестное миниатюрное создание. Но я бы сказала, что она очень неглубокая. Бьюсь об заклад, ей никогда не приходят в голову те вещи, которые постоянно приходят. Она просто сидит себе и наблюдает, как развиваются события. Наверное, даже не знает, что Рэнди вовсе не одним способом отрабатывал жалованье, которое ему платила Уилма. Готова поспорить, что она настолько глупа. А вот что Уилма нашла в Рэнди — мне никогда не понять. Он такой суетливый, тощий, нервозный и какой-то неряшливый. Единственный человек здесь, у которого есть достоинство, — это чудесный Уоллас Дорн. Такой приятный собеседник. Этот не станет вести себя жестоко и высокомерно, как Гилман Хайес. Хотя танцевать с Гилом мне нравилось. Пока они резались в свои дурацкие игры.
Нет уж, сэр Пол Докерти, прошлой ночью вы в последний раз ко мне прикоснулись. Это был конец, пусть вы еще об этом и не знаете. Глупо, если подумать, — маленький клочок бумаги дает мужчине право делать это с тобой до тех пор, пока ты не превратишься в такую старую клячу, что он больше тебя и не захочет.
Я оделась, остановилась у двери и стала напряженно думать о ней. Думала о ней, пока снова не расплакалась. Потом вышла. В гостиной было совсем темно, и в этом мраке Ноэль разговаривала со здоровенным полицейским. Они не видели меня. Я повернулась и вышла через черный ход. Вроде бы как искала Уолласа Дорна. Потом увидела огонек сигареты в нашей машине и подошла к ней. Пол сидел там в одиночестве. Он так и подскочил, когда меня увидел. Наверное, я застала его врасплох. И сказал:
— Я хочу с тобой поговорить.
Я сама собиралась с ним поговорить, но он меня опередил, так что просто посмотрела на него, повернулась и ушла. Ему нечего было мне сказать. Нечего. Я шла вокруг дома, когда наступила на что-то, покатившееся у меня под ногой, так что едва не села. Я пошарила вокруг, подняла что-то, поднесла к свету, льющемуся из окна, чтобы рассмотреть. На ощупь — какая-то гладкая палка. Оказалось, что это полосатый колышек с одного конца крокетной площадки, колышек, о который нужно стукнуть шаром после того, как провел его через все ворота. Но конец, который втыкается в землю, куда-то подевался, был отломан. Наверное, кто-нибудь споткнулся о него в темноте, сломал и со злости зашвырнул подальше. Я отбросила колышек обратно на площадку.
Мне все не сиделось на месте. Я снова пошла в нашу комнату, затем еще побродила немного, и тут раздались крики, люди побежали к озеру, и я услышала, как кто-то произнес что-то похожее на слова «ее достали».
Я не хотела спускаться туда, но должна была это сделать. Я всегда так поступаю. Потому что должна все видеть своими глазами. Однажды на Мэдисон-авеню собралась толпа, глазевшая на что-то, и надо же было мне, как последней дурочке, протиснуться, чтобы тоже посмотреть. А там лежала толстая женщина, вывалившаяся из окна. У меня едва ленч не выскочил обратно.
Я должна была спуститься и посмотреть, но пошла медленно. Не собиралась бежать, как остальные. Даже несмотря на это, времени у меня было в избытке. Уилма лежала в лодке, прикрытая грязным брезентом. Они приподняли ее и уронили. Я опять заплакала. Невыносимо было видеть, как ее уронили. Я мечтала о том, чтобы у меня нашелся какой-то способ ее оживить. Какие-то волшебные слова, как в сказках. Даже подумала, что если бы сумела ее оживить, то посвятила бы ей всю мою жизнь. И были бы только мы двое. Уехали бы куда-нибудь, и осталось бы только двое — на веки вечные. И никаких мужчин вокруг нас.