Узнаёте? Алик ДеткинПовести
Шрифт:
В тот день я всё время о чём-нибудь думал, что-то замечал или предчувствовал… «Когда не происходит никаких интересных событий, то и интересные мысли не появляются, — рассуждал я. — Потому что нет никаких наблюдений… А когда происходит что-нибудь важное, мысли в голове прямо-таки теснятся. Поэтому в моей повести могло бы быть очень много лирических отступлений и разных раздумий. Но сюжет торопит меня, и от лирических отступлений приходится отступать… Да, именно события рождают умные мысли! Это я чувствую по себе. И это ведь тоже мысль! Мысль о мыслях!»
С этой мыслью я застыл,
Ноги мои сразу, без всякого предупреждения приросли к земле, и кто-то налетел на меня сзади. Но я даже не повернулся и не посмотрел, кто именно. А в того, кто налетел на меня, врезался ещё кто-то… Всё произошло так же, как бывает на шоссе, когда машина неожиданно тормозит.
Я смотрел вперёд, сквозь сосновый лесок. Он был молоденький, редкий, и сквозь него было ясно видно, что электричка подкатила к станции не из города, а с противоположной стороны. «Значит, та самая… которая в город. На которую мы спешим!» Я не успел ещё как следует в это поверить, а электричка снова гуднула и тронулась.
О, как часто жизнь преподносит нам неожиданности! События продолжали с головокружительной быстротой сменять друг друга…
Наташа поднесла часики к уху, и я заметил, что рука её дрожит. Эта дрожь немедленно передалась мне! Но я дрожал внутренне, про себя, и не подавал виду.
В тот день дрожь уже не первый раз посещала нас всех. И было отчего подрожать!
— Идут… — сказала Наташа. — Я их утром по радио проверяла.
Она оторвала часы от уха, на которое я смотрел. Никогда раньше я не замечал, что оно такое маленькое, аккуратное, плотно прижатое к волосам. Как мне хотелось, чтоб оно, это ухо, услышало что-нибудь приятное, радостное!
— Бывает, что электрички приходят раньше, — сказал я. — Особенно если нужно, чтоб они задержались… Это я замечал. Но ведь не на четверть часа! Ну, на минуту, другую…
— Так что ж это было? — тоскливо вскрикнул Покойник. — Как тогда со скелетом? Галлюцинация?
— Не умничай, — сказал я. — Разберёмся. Сегодня у нас…
Миронова подняла руку и торопливо, словно боясь, что её кто-то опередит, подсказала:
— Воскресенье!
— Стало быть…
— Выходной день! — подсказала Миронова.
Я медленно рассуждал:
— А в выходные дни бывают…
— Дополнительные поезда! — поспешно закончила мою фразу Миронова. Когда нужно было подсказать учительнице или вообще начальству, она очень быстро соображала.
— Вот именно! — согласился я. — Это был дополнительный поезд. Электричка в семнадцать ноль-ноль придёт. Я видел расписание… На станцию!
Мы снова сорвались с места и побежали. Я мчался быстрее всех: мне хотелось первому убедиться, что это был действительно дополнительный поезд, а не самый обыкновенный, не тот, который подчиняется ежедневному расписанию.
Только Глеб пытался меня обогнать. Я понял: ему хотелось отличиться, чтобы хоть чем-нибудь искупить… Всё-таки я раньше других подлетел к окошечку кассы: желание моё сбылось. Но уж лучше бы оно не сбывалось!.. Возле окошечка висел металлический щит с колонками цифр и словами: «ежедневно», «по воскресеньям», «далее со всеми остановками»… Щит был разделён на две половины: «В город» — «Из города».
Я забегал глазами по расписанию.
— Вот… Конечно! Семнадцать ноль-ноль!
— Это из города, — раздался за моей спиной тихий Наташин голос.
— Как? Разве? Не может быть! — Слова вылетели у меня изо рта просто так, от волнения. Я и сам видел, что Наташа была права.
— А нам нужно было на шестнадцать сорок пять! Эта электричка как раз и ушла…
— Разве? Не может быть! Как же так?
— Следующая будет через четыре часа, — сказала Наташа. — По этой ветке поезда ходят не часто. Совсем редко… Особенно осенью. Поэтому я и просила тебя посмотреть… когда мы приехали…
«Как же это могло получиться?! — думал я, бессмысленно водя глазами по расписанию. Мне было стыдно обернуться и взглянуть на Наташу. — Утром я поспешил… Хотел поскорей выполнить её просьбу. О, как мудра народная мудрость, которая учит нас: поспешишь — людей насмешишь!»
Но никто не смеялся.
— Мы доберёмся до дому не раньше одиннадцати, — сказала Наташа. — А я обещала маме в шесть или в семь… Не представляю, что с ней теперь будет. Не представляю… Как же так, Алик?
— Разве не ясно? Если б он утром внимательней посмотрел, мы могли бы успеть, — сказал тот самый Покойник, который ещё недавно прощался с жизнью в подвале. — Мы бы поторопились.
Какие жестокие сюрпризы порой подсовывает нам жизнь! Теперь получалось, что я во всём виноват. О Племяннике успели забыть. Забыли и о том, что я, подобно смелому Данко, осветил всем дорогу к спасению (этот свет ворвался в подвал, когда я подошёл к щиту со словами «Не подходить!» и отбросил его). Забыли, что я, именно я вывел всех из подвала, подарил всем свободу и независимость! Независимость от Племянника, который бы ещё неизвестно сколько держал нас в страшном плену.
Давно я заметил, что люди помнят лишь о последнем твоём поступке. Можно совершить много больших и прекрасных дел, но если последнее дело (пусть даже самое маленькое!) будет плохим, его-то как раз и запомнят.
Путаница с расписанием произошла утром, но казалось, что именно это было моим последним поступком, и ошибка, моя случайная утренняя ошибка, сразу как бы перечеркнула всё. Теперь помнили только о ней. Ощущение чёрной несправедливости больно ранило моё сердце… Но я не показал виду, что ранен!
О Глебе никто ничего не знал. Это тоже было несправедливо: ведь если бы он не попросил Племянника запереть нас, вообще не было бы никакой страшной истории. Но я не хотел позорить его. «Не делай чужое горе фундаментом своего счастья!» — учит нас народная мудрость. Так сказал папа моему старшему брату Косте, когда тот хотел пригласить в театр девушку, которая нравилась его другу. И Костя не пригласил.
Расследование ещё не было завершено. Мотивы преступления ещё не были выяснены. «Зачем? Зачем Глебу понадобилось…» Этот вопрос жестоко терзал меня. И всё же я не подал виду, что Глеб хоть в чём-нибудь виноват. Хотя делить вину на двоих всегда легче, чем принимать её всю на себя! Глеб был рядом и, казалось, просил: «Поручи! Поручи мне что-нибудь трудное!» Он хотел искупить…