Узница Нод-Алора
Шрифт:
В актерском мастерстве значение имеют любые микро выражения. Наклон головы может рассказать о серьезности размышлений героя, поза — о внутренней борьбе, но самое главное, при помощи чего актер передает свои мысли и эмоции зрителю — это глаза и губы. Причем эти два аспекта могут вообще не совпадать в эмоциях.
Таким образом, пока чудовище строило озадаченную и виноватую моську, одно крошечное движение губ выдало едва сдерживаемое веселье хитреца. Он врет! Он хочет, чтобы я продолжала его уговаривать! А потом он, наверное, смилостивится и расскажет мне что-то неприятное и неприличное — зуб даю! Ну уж нет. Я теперь еще бдительнее буду!
— Ну решишь и ладно, — легкомысленно улыбнулась я, а у чудовища контейнеры из рук посыпались. Он вскинулся, поднимая обжигающе черный взгляд, и недоверчиво уставился на меня. — Что? Я тебе доверяю. Ты ведь не будешь меня обманывать, да?
— Мн, ага, — пробурчал великан, не зная, куда глаза деть от стыда и раздражения. Быстро что-то обдумав, он отмел в сторону все соображения, бросил возиться с контейнерами и решительно произнес: — Мы переезжаем!
— Куда? — насторожилась я, вспоминая убежище со всем нажитым имуществом. — Надеюсь, не ко мне? У меня не прибрано, я не ждала гостей.
Мужчина остановился, посмотрел на меня глубоким взглядом из-под черных ресниц и успешно поборол желание сделать со мной что-нибудь возмутительное, чтобы я перестала говорить глупости. Ему потребовалась пара глубоких вдохов, прежде чем дать ответ.
— Нет, не к тебе. Со стороны может показаться, что я — кухарка, но если присмотришься, то увидишь, что тут вся планета принадлежит мне. Разумеется, эта квартира — не единственное место, где мы можем жить.
— Очень хорошо, — одобрительно кивнула я, отчего жуткое лицо чудовища стало еще более жутким, а желание сделать со мной что-то возмутительное стало почти неудержимым. — А почему это звучит так, будто мы будем жить вместе?
— Потому что мы будем жить вместе, — как умственно отсталому ребенку объяснил Болдан. Голос был мягким с едва сдерживаемым раздражением, но он помнил, что нельзя обижаться на дураков, детей и женщин. А если три в одном...
— Разве ты не сказал, что тут вся планета тебе принадлежит? Или на твоей планете было всего две квартиры? — Я продолжала дергать тигра за хвост, усы и лапы, совсем не согласная жить вместе с этим бывшим насильником. Ну и, — чего греха таить? — он очень мило злится. Вот прям очень. Как злобная булочка, очень вкусная.
— Тебе будет неудобно жить отдельно, — снизошел до объяснения он. — Если хочешь, чтобы я платил тебе, ты должна выполнять работу, так?
— Так, — послушно кивнула я со всей ответственностью.
— Какую работу ты можешь выполнять? — с ударением на первое слово спросил он, угнетая своей мощной аурой. Будто если он надавит еще сильнее, я начну думать быстрее. — У тебя нет никакой квалификации, а личная актриса мне, извини, ни к чему. Все, что ты можешь сейчас сделать, это стать моей помощницей. Среди прочих минусов, есть у тебя один неоспоримый талант — уборку ты делаешь превосходную.
— Это да, — польщенно загордилась я. — Обчищу так, как никто другой тебя еще не обчищал.
— Я заметил, — мрачно добавил он, вспоминая свой пропавший гардероб, но потом вернул себе веру в лучшее и куда бодрее произнес: — Ну что, готова? Сейчас спустимся на двенадцатый этаж, там расположена клиника. Нас уже ждут в родильном отделении!
Я глупо хлопнула глазами: когда наши отношения дошли до стадии совместного посещения родильного отделения? Немой вопрос отразился в моих глазах, и чудовище поняло его без слов, стоило только заметить, что я не начала собираться ни в какое, прости господи, родильное отделение. Без объяснений обойтись не получится, мистер.
— Документы, Кристин. Мы идем делать тебе удостоверение личности. Так уж сложилось, что его у нас получают при рождении, а где люди рождаются, хорошая моя?
— В родильном отделении, — вздохнула я.
— В родильном отделении, — кивнул он, удовлетворившись моей понятливостью. — Сейчас спустимся туда, поставим тебе чип и запрограммируем его.
— Ладно, — улыбнулась я.
— Хорошая девочка, — усмехнулся он.
Довольные друг другом, мы пришли к взаимному согласию и дверям клиники. Чудовище шел впереди, как великолепный ледокол, и все перед ним расступались, почтительно склоняя головы и гуськом отступая в тень.
— Похоже, тебя здесь больше боятся, чем уважают, — хмыкнула я, насмехаясь. — Говорила же, что ты не очень хороший человек.
— Это тюрьма, Кристин. Им положено меня бояться, — самодовольно ухмыльнулся этот разбойник, снова напугав меня своей жуткой аурой.
— Хочешь сказать, что все они — уголовники? — недоверчиво спросила я, окидывая проходящих мимо людей настороженным взглядом. Коридоры больницы ничем не отличались от тех, какими я их помню на Земле, только людей в белых халатах не видно.
— В основном, — кивнул он. — После отсидки мало кто может найти работу на других планетах, а здесь мне всегда пригодятся рабочие руки. Какой нормальный человек из других государств захочет переехать сюда ради работы? Из уникальных профессий я могу предложить им разве что быть шахтерами на рудниках крисалида, но это не то чтобы самая востребованная вакансия.
— Да уж знаю, — мрачно буркнула я, прекрасно помня, что именно меня осудили на эту профессию не так давно.
— Все еще обижаешься? — скосив взгляд, хитро прищурился он.
— Нет, — обиженно надулась я.
— А я думаю, обижаешься.
— Нет!
— Или обижаешься?
— Нет, сказала!
— Аха ахаха! Ладно. Мы пришли, а у тебя сейчас дым из ушей повалит, — довольно смеялся мерзавец.
Над входом висела табличка родильного отделения, дверь которого Болдан галантно придержал для меня. Отвесив шутовской поклон, он жестом пригласил пройти внутрь, и я не стала упрямиться. Только, проходя мимо, не удержалась и пнула его, сплюнув закономерное:
— Чудовище!