Узник плоти
Шрифт:
С этими словам Аф прикоснулся указательным пальцем к своему лбу. Чаша измерений растворилась, как бы схлопнувшись внутрь самой себя. Карусель цветов закружила границы сферы в новом танце, на этот раз со скоростью, близкой к световой, и три жителя Единого Измерения растворились в пространстве, оставив безмолвных свидетелей своей беседы – звезды и планеты – продолжать вечный цикл смерти и перерождения.
Глава 6. В плену плоти
После того как Рафаил снова пришел в сознание после внезапной панической атаки, он ощутил нечто похожее на укол циничного возмущения и злости. Он твердо решил взять себя в руки и пойти по более конструктивному пути, нежели отключаться при каждой удобной возможности. Хотя справедливости ради стоит отметить, что вырубиться от такой вещи, как взбесившаяся световая сфера, не столь постыдно, как представлялось Рафаилу. Вопрос заключается в том, почему…
Не успел изгнанник закончить цепочку своих
А вокруг царила все та же полутьма, столь небезразличная к мучениям вверенного ей подопечного. Она сопровождала его везде, время от времени уступая место своей матери – Тьме Кромешной.
Несмотря на тусклое освещение, Рафаил понял, что его перенесли в другое помещение. Судя по всему, это была хижина, похожая на ту, где он очнулся незадолго до этого, только она была просторнее, и в ней царило более богатое убранство: массивный круглый стол в углу, уставленный книгами и свитками, – очевидно, хижина принадлежала ученому мужу Бамоа. Рядом со столом стояло массивное кресло с изящными завитушками на спинках. Сквозь щели широкого хвороста, из которого состояли стены жилища, падали узкие лучи лунного света (Рафаил понял, что пока он в очередной раз был в забытьи, снова прошла пара дней). Ноги все так же утопали в шерсти ковра, но это приятное ощущение перебивала боль выше ступней – тугая энергетическая нить, сковывающая его движения, перетерла кожу Рафаила до ран, которые нестерпимо жгли от пота и крови.
В этих краях почти круглый год стояла жара, но ночь принесла ощутимую прохладу. Рафаил обнаружил, что был одет в бесформенную мешковатую серую одежду, и ему, по крайней мере, было тепло.
Только теперь Рафаил заметил, что вместо двери или занавеса в стене напротив зияло открытое пространство, подобно пасти льва, проглотившего внешний мир. Или она проглотила Рафаила, что куда больше походило на правду. Легкие порывы июльского ветерка освежали.
Рафаил отныне решил действовать осмотрительнее и более прагматично. Ведь ему теперь предстояло жить на Земле, и после тяжелейшей первичной физической адаптации, которая, похоже, завершилась, ему нужно было осмыслить бесчисленное количество вещей: где и как жить, чем заниматься и… как контролировать мочевой пузырь. И еще, невзирая на кажущийся доброжелательным настрой местных жителей, он не мог доверять им. Или не хотел. Он сам не понимал, не улавливал грани между чувствами и контролем над ними, между желаниями и инстинктами – кроме, разве что, физических.
Рафаил сосредоточился. Закрыл глаза. Пульс застучал в висках. Он застонал. Спустя несколько минут мучительных усилий изгнанник добился желаемого. Тугие, мощные сгустки энергии, обвивавшие его запястья и ноги у стоп, со звуком, подобным шепоту песка в песочных часах, рассыпались в труху и тут же растворились у ног Рафаила. Обливаясь потом и скорчив гримасу страдания, он стал потирать кисти и онемевшие ладони. Затем, не спеша наклонился и начал растирать стопы, морщась и шипя от боли. В голове закрутился вихрь мыслей – что делать дальше? Бежать? Все равно ему не было дела до этих бамоанцев или как там они себя называют? Хотя, с другой стороны, здесь можно получить пищу, воду и временное пристанище, пока он не придумает, что ему делать дальше. Если, конечно, из страха они не прогонят его, наложив на его опечаленный дух второй слой клейма изгнанника. Рафаил не без труда выбрался из кресла, встал. О боги, если бы хоть одна живая душа во всей Вселенной знала, насколько он растерян! Весь его настрой действовать конструктивно как ветром сдуло! Плоть ограничивала свободу его бессмертного духа, как клетка бьющуюся о раскаленные прутья птицу. Так он стоял несколько минут, совершенно растерянный. Нет, он не знал, что делать. До жути неприятный, твердый ком подкатил к горлу Рафаила, слезы покатились по его бледным щекам, окропив бархатный ковер на полу. Он упал на колени и зашелся в рыданиях, всхлипывая, сотрясаясь, давая волю этому странному и как будто бы даже немного приятному потоку боли, разочарования, усталости, обреченности.
Поток иссяк так же внезапно, как и обрушился, оставив после себя прорванную плотину на поверхности человеческого существа. Ему вдруг полегчало. Физически и морально. Он поднял голову. Все лицо было мокрым от слез и соплей, но не выражало потрясения, испытываемого минутами ранее. Рафаил встал. Увидел перед собой выход. Никаких препятствий. Подул ветерок, словно давая понять, что Рафаил мыслит и смотрит в нужном направлении. Что ж… Надо с чего-то начинать!
Найдя в недрах своей бездонной души пару капель решительности, Рафаил направился к выходу. Он шагал смело, оттого достаточно быстро, и, когда казалось, что над головой должно оказаться ночное небо вместо древесной крыши, Рафаила с силой откинуло назад! По воздуху он долетел обратно до кресла, с грохотом опрокинул его на бок, прокрутился на полу и, ошарашенный, в недоумении устремил взгляд в сторону выхода. В комнате стоял звон, как будто кто-то постучал вилкой по бокалу перед тем, как сказать тост. Воздух вибрировал. Ну конечно! Рафаила не смутило ни отсутствие каких-либо преград, ни даже охраны. Зато выход надежно охранял энергетический щит, окутывавший, видимо, всю хижину, словно купол. А стол в углу освещал не лунный свет, а свечение этой штуки. Да уж, он попал в еще один вид плена, и куда более прагматичный, чем бренная плоть. Эх, сейчас бы телепортироваться отсюда к самому далекому созвездию, любуясь необъятными просторами!
Тут Рафаил услышал приближающиеся шаги и голоса. В помещение вошли четверо, причем безо всяких видимых и невидимых препятствий – силового поля как не бывало.
– Очнулся, голубчик, – перед ним стоял старейшина Коху, целый и невредимый. Его сопровождала свита из двух юношей и одной девушки, все трое были в боевом желто-зеленом облачении. Выражение лиц у них нельзя было назвать дружелюбным. И только Коху с ехидной полуулыбкой поглаживал бороду. Его взгляд упал на развеянные по ковру остатки серого праха, который еще недавно был крепчайшими узами, накрепко сковывающими движения пленника.
– Поднимайся, Рафаил. Присядь. Только очень, очень медленно, предупреждаю тебя! Хорошо, вот так. Ну а теперь поговорим.
Глава 7. Кошмар Тэнга Ву
Подивившись такому ослепительно чудесному видению, как беседа высших существ где-то за пределами всех мыслимых границ, мы тем временем можем увидеть картину более тривиальную. Помимо привычных земных просторов, помпезного колорита Азии с ее танцами, кланами, всевозможными магическими ритуалами и воинами в ярких боевых одеждах, блуждающий взор может приблизиться и заметить молодого воина, только что завершившего ежедневную подготовку к Турниру шести континентов.
Раскидистый луг с редкими невысокими деревцами переливается на ветру мягкими зелеными волнами. Луг убегает далеко вперед, за линию горизонта, так что он кажется бескрайним. Тем не менее он имеет начало (и конец, конечно же, как и все в этой Вселенной, только он не был виден) – на его границе, обрамленной пологой песчаной насыпью, располагался город.
В провинции Хэнань, что расположена в Центральном Китае, стояла июньская жара. Солнце клонилось к закату.
Молодой мастер кунг-фу стоял с застывшей в воздухе ногой в боковом ударе, зафиксировав ее на уровне головы воображаемого противника. Несмотря на кажущееся неустойчивым положение, мастер был неколебим и спокоен, его глаза были закрыты. Он был в медитации. Легкий приятный ветерок покачивал темно-серое тряпичное одеяние. На его белый носок, частично виднеющийся из-за черного тренировочного тапка, села любопытная ласточка, наверное, разглядев на нем идеальное место для отдыха от своих птичьих хлопот. Тэнг Ву приоткрыл один глаз. Слегка улыбнувшись уголком губ, он аккуратно согнул в колене вытянутую ногу и рукой дотянулся до птички. Погладив по головке обомлевшее от неожиданности существо, он отпустил его на волю. Птица улетела навстречу горизонту. Ну а Тэнг Ву, умиротворенно улыбаясь, развернулся и зашагал по направлению к городским воротам.
Добравшись до своего аскетичного жилища, он принял душ, поужинал лапшой (впрочем, нам ни к чему знать эти подробности)… И лег в постель, уже лежа погасив освещающую сферу. Падающие через призму матового оконного стекла лучи убывающей луны освещали красивое лицо Тэнга Ву и его черные волосы. Тэнгу Ву было всего двадцать пять лет, но, несмотря на свой юный возраст, он был нареченным мастером кунг-фу. Верховные монахи Объединенных Кланов Китая наделили его этим титулом за редчайший талант, а вовсе не за красивый раскос глаз. Так что Тэнг Ву ни на йоту не сомневался в своей победе на Турнире, как и его собратья по клану Порхающего Пламени. Несмотря на то что в клане (да и в стране в целом) были и другие кандидаты на титул чемпиона, Тэнг Ву был самым известным среди них и считался фаворитом. Наверное, именно поэтому он не мог уснуть этой ночью. Сомнений в победе у него не было (самоуверенный наглец!). Но по мере приближения Турнира груз ответственности перед родным кланом заставлял испытывать нервный мобилизующий мандраж. Вот он и крутился в постели, из-за чего лунный свет создавал причудливый театр теней на стене прямо над изголовьем ложа самопровозглашенного будущего чемпиона.