Узники Тауэра
Шрифт:
Эдуард V и его младший брат, восьмилетний Ричард, содержались в Тауэре под присмотром сэра Джона Брэкенбери, тогдашнего констебля замка. Их мать, Елизавета Вудвиль, была разлучена с ними и помещена под надзор в Вестминстерское аббатство. Эта прелестная саксонка, чьи розовые щечки и золотистые волосы пленили некогда Эдуарда IV, могла слышать из своей комнаты в аббатстве стук молотков, которыми слуги сколачивали длинные праздничные столы, и шум фургонов, привозивших яства и напитки в Большой зал монастыря, где должна была состояться коронация Эдуарда V. Однако сердце ее тревожно ныло, предчувствуя, что ей никогда не увидеть этого радостного дня. Она слишком хорошо знала дядю Глостера.
И в самом деле, Ричард думал не о том, как венчать своего племянника, а о том, как отобрать у него корону. Для этого он распространил слух, что законнорожденность обоих его племянников подлежит сомнению, так как в момент женитьбы на Елизавете Вудвиль Эдуард IV был уже обвенчан с другой женщиной – Элеонорой Толбат. Епископ Батский Роберт Стилингтон подтвердил, что лично обвенчал покойного короля с Элеонорой Толбат, но по требованию Эдуарда IV хранил этот союз в тайне. Женолюбие Эдуарда IV было хорошо известно. Все знали, что легкомысленный и эгоистичный король никогда не заботился о репутации несчастных женщин, которых губила его страсть; говорили, что у него имелся не один незаконнорожденный сын в Чипсайде. Поэтому большинство баронов поверило Ричарду.
Один Гастингс сохранил преданность королю-ребенку и защищал в королевском Совете его права. Тогда Ричард, слушавший прения из тайного укрытия в соседней галерее, бросился в зал Совета и, оторвав себе рукав, показал всем свою иссохшую руку. По его словам, в этом увечье был виновен Гастингс, якобы при помощи колдовства покушавшийся на его здоровье и саму жизнь. В заключение своей обвинительной речи Ричард ударил здоровой рукой по столу, и по этому сигналу комната наполнилась солдатами.
– Я не сяду обедать, – обратился Ричард к Гастингсу, – пока мне не принесут вашу голову.
Солдаты вытащили Гастингса на двор и, не найдя плахи, бросили его на первое попавшееся бревно и обезглавили.
Королевский Совет, устрашенный этой расправой, объявил Эдуарда V незаконнорожденным, и 25 июля 1483 года, после непродолжительных притворных колебаний, Ричард Глостер согласился удовлетворить просьбу второпях собранного парламента о принятии им знаков королевской власти и достоинства. Он короновался под именем Ричарда III.
Однако новый король не чувствовал себя в безопасности, пока в Тауэре жили два обкраденных и обесчещенных им мальчика. Сразу после коронации Ричард III уехал на север, чтобы не присутствовать при совершении задуманного преступления. Убийцы были избраны, и приказы отданы. Но случилась осечка. Констебль Тауэра Брэкенбери совершал вечернюю молитву в то время, когда ему в нескольких словах передали приказ короля. Хотя Брэкенбери и стоял на коленях, он отнюдь не пребывал в настроении безропотной покорности и, чтобы не стать соучастником злодеяния, тут же отказался от должности констебля Тауэра. Убийцам пришлось срочно поставить об этом в известность удалявшегося от столицы короля. Была уже полночь, когда к Ричарду явился посланец из Тауэра. Король вскочил с кровати и, выйдя в соседнюю комнату, где спали его телохранители, разбудил конюшего, сэра Джеймса Тиреля. Этот верный слуга был отправлен в Лондон с королевским приказом Брэкенбери сдать ему на одну ночь начальство в замке. В эту жаркую августовскую ночь Тиреля сопровождали еще двое убийц – Джон Дигтон и Майлз Форсет. Прибыв в Тауэр, Тирель направил обоих злодеев в комнаты мальчиков, а сам поспешил к Брэкенбери.
Дело было сделано в несколько минут. Убедившись в смерти мальчиков, Тирель поскакал назад к Ричарду, который утром продолжил путь к Йорку. С тех пор Садовая башня, где произошло убийство малолетних принцев, получила в народе прозвище Кровавой.
Между тем убийцы отнесли трупы вниз к воротам и, выкопав яму близ стены, положили туда оба тела и завалили яму землей и каменьями. Но Ричард III, сделавшийся из-за нечистой совести чрезвычайно суеверным, приказал перенести останки племянников в более приличное место и похоронить их по-христиански.
Долгое время место их захоронения оставалось неизвестным. После падения Ричарда III новый король Генрих VII уже не имел причин скрывать местонахождение этой могилы. По всей вероятности, дети должны были быть похоронены в освященной земле, поэтому раскопки велись не только на кладбище церкви святого Петра, но и в самом храме. Однако все попытки отыскать могилу окончились безрезультатно.
Тайна этого преступления была раскрыта только спустя двести лет. В царствование Карла II, когда Белая башня не служила больше королевским жилищем, а была сдана под королевский архив, рабочие проделывали здесь новый проход в часовню и неожиданно обнаружили под ступенями старинной лестницы, на большой глубине, детские кости. Король приказал исследовать их, и на основании отчета следственной комиссии эти кости были признаны останками убитых принцев. Ныне они покоятся в большой часовне, выстроенной Генрихом VII, рядом с гробницами английских королей.
Тюремные правила
К XV веку условия и правила содержания узников в Тауэре окончательно установились, и архивы королевской тюрьмы дают возможность описать их в главных чертах.
Все управление Тауэром находилось в руках констебля – обыкновенно человека благородного происхождения и высокого звания, – который жил в восточной башне, получившей название башни Констебля. За свои обязанности тюремщика он получал плату – поштучно за каждого узника: двадцать фунтов стерлингов за герцога и графа, десять – за барона, пять – за рыцаря. Простолюдины, в общем-то, не имели права находиться в Тауэре, и если они порой все-таки попадали туда, то это вызывало протесты констебля, вынужденного оплачивать их содержание из своего кармана. Сохранились письменные жалобы констеблей, что такой-то не имеет средств быть узником и его следует отпустить или перевести в другую тюрьму.
Содержание узников было делом самих узников. При заточении в Тауэр имущество опальных конфисковывалось в пользу короны, и государственное казначейство из этих средств выдавало констеблю деньги на питание, освещение и отопление для заключенных. Нельзя сказать, чтобы казна отличалась при этом особой щедростью, однако и морить узников голодом никто не собирался. При Ричарде II на содержание герцога отпускалось пять марок в неделю, графа – сорок шиллингов, барона – двадцать, рыцаря – десять шиллингов. Подобная же иерархия соблюдалась для лиц духовного звания; епископ, например, был приравнен в этом списке к барону. Если узнику дозволялось содержать при себе слуг, то для них назначали отдельную плату: еженедельный взнос на содержание капеллана герцога составлял шесть шиллингов и восемь пенсов, для дворянина свиты – три шиллинга и четыре пенса, прочим слугам полагался один шиллинг и восемь пенсов. Впоследствии эти средства увеличивались соразмерно уменьшению ценности золота. В царствование Эдуарда VI содержание герцогини Сомерсет с двумя фрейлинами и тремя слугами стоило восемь фунтов в неделю. Надо помнить, однако, что эти суммы раскрадывались тюремщиками, особенно деньги, отпускаемые на освещение и отопление.
Вторым лицом после констебля в Тауэре был наместник, получавший двадцать фунтов в год. При Генрихе VIII наместник сделался главным распорядителем тюрьмы и выстроил себе новый дом в парадном отделении замка, у Колокольной башни, получивший название Наместничьего дома. По обеим сторонам от него располагались небольшие дома двух его помощников. Все поступавшие в Тауэр узники первое время содержались в Наместничьем доме, пока для них готовили темницу в какой-нибудь из башен: одним из них отделывали будущее жилище по их собственному вкусу, другим, победнее, по вкусу наместника.
Со временем эта троица стала смотреть на средства, выдаваемые для заключенных, как на свои собственные и требовать деньги на содержание узников с них самих. Например, знаменитый Уильям Рэйли платил двести восемь фунтов только за свой стол.
Голые стены, дубовый пол, решетчатое окно и железная дверь – вот что давало государство узнику в период королевского абсолютизма. Стулья, столы, посуду, книги, белье, пищу, дрова, свечи – все это он должен был покупать сам через посредство слуг и поставщиков, которые стремились погреть на этом руки. Надо заметить, что, тем не менее, все это имущество вовсе не считалось собственностью заключенного и после его освобождения или смерти доставалось начальству Тауэра, согласно правилу, что заключенный не имел права ничего вынести из тюрьмы.