Узор счастья
Шрифт:
Через несколько дней, когда она вот так же перелистывала книгу за книгой и по ходу делала наброски, ей пришло в голову: а что, если попробовать что-нибудь в духе Сальвадора Дали? Сюжет ведь был достаточно условным: призрак погибшего на дуэли возлюбленного преследует героиню, но настоящая любовь оказывается сильнее смерти.
Балет композитора Де Фальи «Любовь-волшебница» не был столь популярным, как «Кармен-сюита». И, конечно, почти всякий художник невольно должен был оказаться под обаянием того, что сделали постановщики Бизе-Щедрина. Значит, надо попробовать зайти совсем с другой стороны. В Испании много разных провинций. И песчаные желтоватые дюны на голубом фоне — тоже Испания.
Она сделала несколько набросков, но поняла, что этот сюрреалистический стиль слишком холоден. Надо было искать в другом направлении.
Ключ, конечно, находился в последней фразе: любовь сильнее смерти.
Быть может, это следует выразить цветом? Если смерть — белая, то какого цвета любовь? Красная с белым? Нет. Земляника в сметане. Любовь испанки и испанца — это страсть, а не крем со сливками. Цвета должны быть открытые, контрастные. Значит, если смерть — это небытие — белый саван, белый призрак, смерть в белом... — снова начинала рассуждать она и, опять зайдя в тупик, перелистывала книги — от художников Золотого века до современников. Но все чаще она смотрела работы этнографов и фотографов, жанровые сценки.
Светлана снова склонилась над эскизами. Но пока что ей не приходило в голову ничего, что подсказало бы ответ.
Глава 21
Секретарша из деканата передала через старосту группы два письма для Светланы, которые почему-то пришли в институт, а не на почту «до востребования». Одно письмо — в длинном красивом конверте, зарубежное. Первые фразы на французском языке Светлана сначала не могла разобрать, но потом, дочитав до конца, поняла все. Письмо оказалось от Моники.
«Мы долго думали с Матиасом — не знали, как быть, стоит ли писать об этом или нет. Но в конце концов решили, что так будет лучше. Вы тоже имеете право знать все.
Дело в том, что слова Поля для Максима значат очень много. Это не просто вера в колдунов. У Поля и в самом деле был необыкновенный дар. Особый род интуиции, если хотите. Он никогда не ошибался. Все, что он говорил, — всегда случалось. Вот почему и мы восприняли его слова очень серьезно. Слово «судьба» — понятно и так. А вот второе слово — мне его даже не хочется писать на бумаге — грозит бедой. Берегите и себя, и Максима.
Будьте осторожны. Желаем вам счастья.
Моника. Матиас».
Там, в Драгомее, взгляд темных мудрых глаз заставил Светлану погрузиться в какое-то оцепенение, словно в транс. Но в Москве, которая находилась за тысячи километров от того места, она удивилась вдруг, насколько все эти предупреждения выглядят странными.
«Надо будет поблагодарить их за внимание и заботу», — улыбнулась она, совсем не слушая лектора.
— Кто такой Матиас? — спросила Катя, заглянув через плечо Светланы. — Ты познакомилась с каким-то французом? — Ее ничуть не смущало то, что она без разрешения заглянула в чужое письмо.
— Да, — кивнула Светлана, складывая лист. — С французским режиссером.
— Как ты могла молчать столько времени? — даже возмутилась Катя. — И что же он пишет?
— Предлагает сняться в фильме «Африканские страсти».
— Кем? — округлила глаза Алла.
— Кем? — переспросила Светлана. — В роли львицы. Настоящая уже съела одного оператора. Поэтому второй требует заменить ее бутафорской. А я хорошо умею рычать. Ррр-р... Похоже?
— Очень, — улыбнулась Катя. — Только ногти придется подлиннее отрастить.
— ...С импрессионистов началось размывание тех жестких догм, от которых после эпохи Возрождения не смели отступать художники, — продолжал лектор.
Катя открыла рот, чтобы спросить ее еще о чем-то, но Светлана приложила палец к губам и показала на преподавателя, который смотрел прямо на них.
Второй конверт она распечатала только в перерыве, остановившись у окна. В том самом месте, где когда-то к ней подошли Валентин и Маша, предложив попозировать.
«Пишет тебе твой знакомый — не решаюсь писать слово «друг», который теперь зовется Василий Бриллиантовая Нога. Я лежу в Первой градской больнице, в палате номер 17. Это не для того, чтобы ты непременно меня навещала. А для того, чтобы вы с Оксаной не думали, будто я пропал. У меня много хороших соседей. Я познакомился с пианистом. Он узнал про мою систему настройки, вспомнил имя мастера, у которого я занимался, и попросил поработать над его инструментом. Так что мне очень повезло...»
«Ничего себе повезло», — подумала Светлана и посмотрела на часы. Она не собиралась откладывать поход к Василию. Жаль, что девочки смели в один миг все фрукты. Но ничего, можно будет купить по дороге яблок — например, у молдаванок, которые пристраивались со своими сумками и мешками неподалеку от метро и продавали подешевле. Только надо бы позвонить Оксане и узнать, зайдет ли она вместе с ней или пойдет отдельно.
Оксана, конечно, заявила, что постарается вырваться на час. К удивлению Светланы, она добралась даже раньше ее и уже сидела в палате.
Светлана вошла встревоженная и озабоченная. Но убедившись, что Оксана и Василий весело болтают, тоже успокоилась. Вдвоем они принялись подтрунивать над Василием, но он вдруг ни с того ни с сего слегка нахмурился, устремив взгляд на дверь. Светлана тоже обернулась и увидела в дверях незнакомого мужчину.
— Здравствуйте, — деловито сказал тот, придвигая стул и устраиваясь рядом со Светланой. — Меня зовут Борис Акимович Радлов. — Он быстро достал какое-то удостоверение, раскрыл и показал его девушкам.
Они конечно же не разобрали, откуда эта книжица, но догадались, что мужчина — следователь. И что он пришел уже не в первый раз.
— Наш художник составил фоторобот, — начал Борис Акимович, который до того успел выспросить, кто такие Светлана и Оксана и где они учатся. — Вот вас ведь не учат рисовать человека по описаниям очевидцев, а надо бы, — назидательно заметил он.
Светлана улыбнулась — менторский тон совсем не соответствовал виду этого человека. Он был не настолько умудренным жизнью, насколько пытался себя выставить.