Шрифт:
Пролог
С самого утра небо затянуло тучами и пошёл мелкий, холодный дождь. Осенью такой может идти неделями, не прерываясь ни на секунду. Казалось, небеса тоже оплакивали Юлю, которой не повезло лишь в одном, она связалась не с тем человеком. Я сидел в комнате девушки, держа в руках её фотографию и мысленно просил у неё прощенья. Себе я не врал, честно признавая, что она погибла из-за меня. Прямо или косвенно, но я был в этом виновен. Хотя бы в том, что не относился серьёзно к своему новому статусу, считая, что меня не коснуться интриги и заговоры. Дескать я не в политике,
Да, в какой-то мере меня оправдывало, что за безопасность учеников отвечал колледж, а охраной особо важных персон занималась служба имперской безопасности, но всё это были лишь слова. Даже то, что Ромушев, скорее всего, был лишь пешкой маркиза и к идее напасть на девочек его тщательно подвели было мелочью. Главным было то, что получив пару плюшек в виде титулов и девочек, я расслабился и посчитал себя неуязвимым. Не стал разбираться с тем, кто именно подвёл ко мне Варяга, оставил без внимания прошлое семьи, и в итоге получил по полной.
А ведь ещё где-то прятались хозяева лысых клонов, на которых я тоже забил болт. Не думаю, что они обо мне забыли, ведь, если случай на полигоне ещё можно списать на совпадение, то нападение на парк Микки Мауса в Либерократии однозначно было нацелено на меня. И не важно, я им был нужен или девочки, это роли не играло абсолютно никакой. Вон Нину пытались убить на стадионе и исполнитель до сих пор не найден. Род Ефимовых как кость в горле у этих самых неведомых злодеев, и я должен был это учитывать, но нет. Отпустил ситуацию на самотёк и получил труп Юли.
— Как ты, сынок? — мама неслышно вошла в комнату и села рядом, обнимая меня за плечи. — Держись. Это тяжело, но сделать ничего нельзя. Со временем станет легче. Главное не вини себя. Ты ничего не мог сделать…
— Мог! — резко оборвал я мать, но потом взял себя в руки и продолжил чуть спокойней, — мог. Если бы…
— Даже если бы ты неотрывно был рядом с Юлей, то, скорее всего, пострадали бы другие, — жёстко ответила она, — Такова цена публичности. Всегда есть возможность, что кто-то готовит на тебя покушение, оставаясь в тени. И никакая контразведка и охрана не поможет, если всё правильно организовать.
— То есть ты предлагаешь сделать вид что ничего не случилось?! — психанул я, — Прости, но…
— Я предлагаю тебе наконец повзрослеть! — рявкнула мама, хлопнув ладонью по чайному столику, — Взять себя в руки и отомстить убийцам Юли. И сделать так, чтобы на нашу семью даже дышать боялись. Но ничего из этого не выйдет если ты будешь сопли распускать и винить себя во всём начиная с грехопадения Евы!
— Да я как бы и не собирался, — я аж осел от такого натиска, — я прекрасно понимаю, что избежать нападения было невозможно, хотя бы потому что мы ничего не знали о маркизе. Но всё равно я мог бы приставить к девочкам охрану.
— Осознавать свои ошибки это хорошо. Это взросление, сынок, — мама погладила меня по голове, полностью противореча своим словам. — Жаль что это происходит таким образом. Терять близкого человека всегда тяжело. Но ты должен быть сильным, хотя бы ради остальных девочек. Не думаю, что Юле понравилось бы, если ты бы ты опустил руки.
— Наверно ты права, — я грустно улыбнулся, разглядывая фотографию — а может быть и нет. Я сейчас понимаю, что практически не знал её, хоть мы спали вмести и жили под одной крышей. Несмотря на внешность Юля была очень тихой и скромной. Я думаю, это влияние Федосеевой. Катерина любит быть в центре внимания и не потерпела бы конкуренции, тем более от простолюдинки взятой на воспитание. Сижу вот и думаю, а была ли она счастлива? Ведь я был причиной разрыва её отношений не только с подругой, но и деми-опекуном. И что я дал ей взамен?
— Ты был рядом, дурачок, — снова обняла меня мама, — Иногда девушке большего и не надо. Юля любила тебя и ей этого было достаточно. Я точно знаю, уж поверь. Может быть, в дальнейшем что-то бы и изменилось, всё таки женщины такие собственницы, а ты нахапал себе полный дом красавиц и отпускать их не собираешься, но пока её всё устраивало.
— Хочешь сказать, ей повезло умереть до того, как разочаровалась во мне? — я зло усмехнулся и тут же получил подзатыльник.
— Ерунды не говори! — мама серьёзно рассердилась, — Чего несёшь? Я понимаю, тебе больно, но срываться на близких последнее дело!
— Прости, — покаянно склонил голову я, — Прости пожалуйста. Меня убивает эта беспомощность. Толку от этих титулов и силы если не можешь спасти человека. Может, будь я обычным человеком, с Юлей этого бы и не случилось.
— Или она погибла бы гораздо раньше, — не приняла моего самоуничижения мама, — Вспомни, как вы познакомились? Думаешь те лысые уроды дорогу в библиотеку спросить хотели? Дашь гарантию, что они не сотворили с ней чего похуже, чем этот маркиз?
— Получается что я спас Юлю, но умерла она тоже из-за меня, — я погладил фотографию, — Чуть больше года жизни, это всё что я смог ей дать.
— Но это время она была счастлива, — грустно улыбнулась мама, тайком стирая слезу, — Ладно. Хватит сидеть и изводить себя. Соберись! Всё готово, пора выдвигаться на кладбище. Не представляю, как ты договорился отпеть пустой гроб, да ещё чтобы Патриарх всероссийский заупокойный молебен объявил в честь невинно убиенной рабы божей Юлии. Ты понимаешь, что этим церковь признаёт её твоей законной женой?
— Куда бы они делись, — усмехнулся я, тайком потирая всё ещё побаливающий локоть, — они мне должны как земля колхозу, так что это меньшее что могут сделать. Я тебе больше скажу, скоро вступит в силу изменение брачного кодекса о многожёнстве и церковь всецело его одобрит. Как и многое другое.
— Это политика, сынок, так что может случиться всякое. — вздохнула мама, — Ладно пошли, а то уже неудобно перед мамой Юли. Да и Федосеевы приехали.
Я выдохнул, ещё раз взглянул на фото и, поставив его на тумбочку, поднялся. Да, откладывать встречу больше было нельзя. Мать Юли, моя, получается, тёща, приехала ещё пару часов назад, но впервые я струсил. Не смог вот так с ходу посмотреть ей в глаза и сказать что не уберёг дочь. С Федосеевыми было проще. Катя уже давно с нами не общалась, а самому графу я не считал себя чем-то обязанным. Сейчас, поднабравшись опыта, я прекрасно понимал, что за спасение дочери он со мной ничем не расчитался, а наоборот, использовал в своих интересах. И пусть в итоге всё обернулось к моей выгоде, но сам Александр Павлович к этому отношения не имел.