В Беловежской пуще
Шрифт:
У него был богатый опыт шпиона. До 1939 года он жил в Белостоке и работал там как немецкий агент, затем прошел специальную переподготовку и в 1941 году окончил разведшколу под Кенигсбергом. Квалифицировался на слежке, и в этой сфере шпионской работы его считали хорошим специалистом, свое дело он знал до тонкостей и в случае необходимости умел молниеносно изменить свою внешность.
И вот теперь, находясь в поезде, следовавшем в Белосток, Штейн медленно переходил из вагона в вагон и как бы невзначай пристально приглядывался к каждому пассажиру и его багажу.
Проходя по коридору вагона первого класса, он заметил
В ту минуту он не смог бы еще объяснить, что именно у него вызвало подозрение, но в этом офицере жандармерии и полицейских шпик уловил нечто необычное. Ему показалось, что где-то он уже видел этого офицера, но только в гражданском. Но где? Жандармские офицеры не расхаживали в цивильной одежде.
Он вошел в туалет, снял плащ, надел темные очки, вывернул пиджак на другую сторону и превратил его в клетчатую куртку с карманами, шапку заменил на берет и взглянул в зеркало. Только тренированный глаз мог бы обнаружить, что минуту назад здесь находился тот же самый человек.
Шпик вышел в коридор, достал из кармана большую губную гармошку и, наигрывая модные в то время среди немецких солдат песенки, двинулся от купе к купе, изображая инвалида войны. Таким образом он дошел до купе, которое занимал полицейский патруль.
Отодвинув дверь, поклонился и заиграл популярную "Эрику". Жандармский офицер пристально смотрел на него.
– Может, господа желают послушать еще что-нибудь?
– спросил он по-немецки, закончив играть "Эрику".
– Нет, спасибо!
– коротко ответил офицер и подал ему две марки.
– А может, я все же что-нибудь еще сыграю?
– Спасибо, прошу сейчас же закрыть дверь!
– резко бросил офицер.
Да, теперь у шпика уже не оставалось сомнений в том, что его прежнее подозрение имело основания. По словам, произнесенным офицером, но его акценту, агент понял, что перед ним не немец. В движениях и взглядах всех пятерых опытный шпик уловил что-то такое, что мог уловить только он в силу своей профессиональной интуиции.
Штейн быстро составил план действий. Он ничем не рисковал. Если ошибется, совесть его будет спокойна: развеял подозрения. А если нет?
Поезд подходил к Бельск-Подляски. Штейн опять скрылся в туалете и изменил внешность. Едва лишь заскрипели тормоза, он выскочил из вагона и растворился в станционной сутолоке..
Унтерштурмфюрер СС Пауль Шведе, шеф гестапо в Бельск-Подляски, с удивлением взглянул на запыхавшегося Штейна, вбежавшего в его кабинет. Они были знакомы, так как агент уже не раз бывал здесь и передал в бельское отделение гестапо не один донос. Штейн, не тратя времени, выпалил:
– В поезде, следующем в Белосток, в вагоне первого класса, недалеко от входных дверей, едут офицер жандармерии и четыре полицейских. Они вызывают подозрение. По-моему, это переодетые бандиты...
– Не ошибаешься?
– прервал его Шведе.
– Герр унтерштурмфюрер, до сих пор меня не подводила интуиция, Я того офицера видел где-то в штатском. Я бы хотел, чтобы это была ошибка, но, судя до всему, я не обознался. Это не немец.
Шведе, досмотрев на часы, заметил:
– Поезд ушел. Мы уже не сможем ничего сделать. Это сделают в Белостоке.
– Он снял трубку телефона и приказал соединить его сначала с железнодорожной станцией в Штрабли, а затем с гестапо в Белостоке. Дежурный но станции в Штрабли отозвался сразу же. Шведе приказал:
– Поезду, следующему на Белосток, семафор не открывать. Задержать его, пока не получите от меня дополнительных указаний. Никаких претензий со стороны пассажиров! Путь заблокирован - и точка! Приказ отдал шеф гестапо в Бельске...
Через минуту на прямом проводе связи было отделение гестапо в Белостоке. Шведе попросил соединить его с Хаймбахом - начальником IV отделения.
– Хайль Гитлер! Герр гауптштурмфюрер, - говорил Шведе.
– В поезде, следующем в Белосток, в вагоне первого класса, едут пять подозрительных личностей. Четверо переодеты в мундиры вспомогательной полиции, а на одном - форма жандармского офицера. Вооружены автоматами, в рюкзаках, по-видимому, гранаты. Сообщил об этом агент Штейн. Поезд я задержал перед входным семафором на станции Штрабли. Да... да... Понимаю... Через пятнадцать минут отправлю поезд... Хайль Гитлер!
– Он положил трубку и обратился к агенту: - Все в порядке. Твои подозрения будут проверены. Смотри, Хаймбах не любит шуток. Если ты ошибся, то он спустит с тебя шкуру. Это не пустяк, задержать без причины целую группу полицейских во главе с офицером.
Максим не спускал глаз со сновавших по коридору гражданских пассажиров, офицеров и солдат, стараясь угадать в них возможных агентов гестапо. Однако в их поведении не замечалось ничего подозрительного. Он долго присматривался к музыканту-инвалиду, но и тот не вызвал у него сомнений.
На станции в Бельек-Подляски в их вагон село много солдат и офицеров. Сделалось шумно и тесно. Поезд отправился, но, не доезжая Штрабли, остановился у входного семафора. Паровоз долго и пронзительно гудел, требуя открыть семафор.
До Белостока оставалось три остановки. Там Максиму предстояло провести основную часть операции.
Полустанки Зимнохи, Холувки Дуже, наконец, Левжцке. Поезд остановился. Один из партизан слегка толкнул Максима локтем и молча взглядом указал ему на окно.
На перроне было полно жандармов и эсэсовцев. "Проверка документов или это за нами?" - мелькнула мысль.
– Внимание!
– шепнул Максим партизанам.
– Во время проверки на вопросы отвечаю только я, а вы предъявите свои документы. Немецкого не знаете. Оружие держать наготове. Сохранять спокойствие. В случае опасности я атакую первым, а вы - в окно.
Жандармы и эсэсовцы вошли в вагоны. Поезд отправился дальше. Неожиданно кто-то резко открыл дверь их купе. Это был унтерштурмфюрер СС Ульман. За его спиной в коридоре плотной стеной стояли жандармы и эсэсовцы с автоматами наизготовку.
– Хайль Гитлер!
– Ульман выбросил руку в приветствии.
– Проверка документов, - обратился он к Максиму.
Тот, стараясь скрыть замешательство, ответил на приветствие, вытащил из кармана документ и передал его гестаповцу. Ульман долго и внимательно рассматривал предъявленную ему служебную книжку офицера жандармерии и наконец спросил: