В бою обретёшь ты право своё...
Шрифт:
Глубокой ночью лагерь был разбужен хриплым ревом королевской трубы, немедленно подхваченным полковыми трубачами. С высоты птичьего полета эта картина напоминала разворошенный муравейник. Подсвеченный тусклым огнем факелов, у королевского шатра развернулся в воздухе боевой штандарт Авалийского Королевства — Священная Орифламма. Даже в этой полутьме, рассекаемой лишь неровным огнем факелов, можно было рассмотреть вышитое на алом шелке золотое восходящее солнце и девиз «Дело чести». Не успело порозоветь небо на западе, когда первая рыцарская сотня, во главе с королём, лязгая на ходу доспехами, выехала на дорогу. Алое полотнище Орифламмы трепетало над белыми одеждами рыцарей, как язык пламени над вечными снегами горных
— Лица солдат, какие же они разные — вдруг удивился Алгус, — седоусые ветераны и мальчишки с первым пушком на щеках… Гордость и надежда… — сжатый кулак тысячника указал на запад.
Трубач приложил мундштук к губам, и над лагерем понеслись первые звуки марша, — Тру-бим по-ход во сла-ву ко-ро-ля… Тяжко ухнули барабаны, задавая ритм. Командирский рык старшего центуриона Илезуса пронесся над колонной — Первая сотня, шагом… — и, попадая в барабанный ритм, пронеслось, — МАРШ!!!
Полк тронулся. Качнулась в воздухе стальная щетина копий, тяжко ухнул первый шаг, поход начался. Отыграв свое, умолк трубач и только барабаны продолжали отбивать тяжелый ритм шага латной пехоты. Оглядываясь из седла, Алгус видел выползающую на дорогу панцирную змею, — одеты, обуты, вооружены — всё честь по чести — из королевских арсеналов. Солдаты сыты, здоровы — мясом кормлены. В Авалангском пехотном полку воровство среди интендантов стало считаться дурным тоном после случая с казначеем, не додавшем каждому солдату по серебряной монете и повешенном после короткого офицерского суда на первом же подходящем суку.
Вся сущность Алгуса как командира укладывалась в четыре бессмертных слова: «Слуга царю, отец солдатам». Им, солдатам, казалось, что тысячник вездесущ и помнит обо всем, а сейчас Алгуса занимала только одна мысль, — Не отстал бы обоз… — собственно его тревожили два десятка пароконных повозок, доверху забитых толстыми, тяжёлыми связками кованных арбалетных болтов. В схватке с панцирной конницей он надеялся только на них и линю тяжёлых копий. Слишком немногие командиры в королевской армии догадывались подумать о таких «мелочах», слишком мало из них считали, что командование это не только привилегия, но еще и тяжкий груз ответственности. Король был слишком далек от этого, а генерал Гаум — видевший в Алгусе своего единомышленника и приемника, сейчас собирал резервы на востоке.
После третьего дня изнурительнейшего марша, армия разбила лагерь на опушке леса, — впереди до самого горизонта лежала бескрайняя степь. И в этот бескрайний простор опускался красный как кровь диск заходящего солнца.
Еще затемно лагерь был разбужен тревожным криком трубы, — Вставайте, вставайте — Враг близко!!! — казалось, стонала она.
При свете угасающих костров офицеры расталкивали спящих солдат. Воздух наполнился криками и руганью. Алгус слышал голос командира первой сотни Илезуса, — Поднимайтесь лентяи, сегодня у нас будет много работы!
В предрассветных сумерках королевский адъютант вывел Авалангский полк на самый край левого фланга армии. Слева полк был надежно прикрыт непроходимой для конницы лесной чащей. Центурионы торопливо строили солдат в три ряда:
Первый — мечники с большими широкими двускатными щитами. Заостренные снизу такие щиты втыкались в землю и были способны выдержать таранный удар тяжелого всадника.
Второй — копейщики с длинными, больше двух человеческих ростов тяжелыми копьями. Такое копье, будучи упертым в землю, при таранном ударе, пробивало и щит и доспехи. Можно сказать, что всадник сам насаживал себя на острие. Еще более опасным это оружие было для лошадей.
Третий — арбалетчики. Тяжелый кованый болт летел на тысячу шагов, на шестистах шагах пробивал
Оглянувшись, Алгус увидел, что позади его солдат выстраивается полк легкой пехоты. Эти парни были вооружены куда как проще: две сотни мечников в легких кольчугах и с небольшими щитами и восемь сотен лучников, последние, правда, были достаточно серьезной силой. Опытные ветераны могли посылать стрелы так быстро, что при навесной стрельбе они походили на грозовой ливень, затмевая солнце. По убойной силе стрела, конечно, уступала болту, но шла по крутой траектории и поражала врага сверху, минуя щит. Такого «дождичка» боялась даже панцирная кавалерия, а для легких кочевников, например, он был и вовсе убийственным.
Полчаса спустя восходящее солнце высветило мрачные черные ряды, выстраивающиеся в полутора тысячах шагах впереди. Издали рыцари Ордена были похожи на грозовую тучу.
— Илезус! — Алгус призывно взмахнул рукой, всматриваясь в это мрачное великолепие.
— Я здесь, командир! — старший центурион привстал на стременах, рассматривая открывшуюся взгляду картину, — Кажется, сегодня будет жарко?!
— Пошли кого-нибудь из младших офицеров в лагерь, — Алгус пропустил мимо ушей его полувопрос полуутверждение, — пусть пригонят из обоза наши повозки со снаряжением, не хочу в самый интересный момент оказаться без поддержки арбалетчиков, да и запасные копья нам не помешают.
— Недурно! — старый ветеран покачал головой, — ты до этого сам додумался?
— Что-то мне не по себе сегодня… — Алгус поежился, — не нравится мне, что Орден решил сыграть в «простачка»… Посылай обязательно верхового.
— Осторожничаешь? — Илезус хлопнул по крупу свою кобылу, — стой смирно, старая!
— И еще, — добавил тысячник, — из резервной сотни выдели десяток, или сколько сам сочтешь нужным, пусть подносят болты прямо в строй, чтобы стрелки не бегали туда-сюда!
— Интересная мысль — прозвучал за его спиной голос с отчетливым северным выговором. Обернувшись, Алгус увидел пожилого легковооруженного воина с жезлом старшего центуриона. Если солдаты Авалангского полка были в своей массе черноволосыми, смуглыми и черноглазыми, с орлиными носами, то северяне были белокожими, с холодными серыми глазами. В отличие от гладковыбритых земляков Алгуса, его лицо было украшено длинными висячими усами цвета спелой ржи. Их пышные концы косами падали на широкую грудь, обтянутую легкой кольчугой.
— А-а-а, сосед? — Алгус протянул руку, — как дела у легкой пехоты?
— Вашими молитвами, — северянин крепко сжал его ладонь, — наши люди всегда готовы.
Алгус оглядел строй рослых, широкоплечих ветеранов опирающихся на страшные обоюдоострые секиры.
— Что-то я не вижу вашего тысячника, центурион?
— А змей его знает, где его носит — северянин замялся и сплюнул под ноги коню.
— Скорее всего, это внебрачный сын какого-нибудь герцога и двухгрошовой шлюхи, — подумал Алгус, — пристроили на теплое место, а командир из него, как из коровы балерина?
Вслух же он сказал совершенно другое, — Тогда прими мой СОВЕТ. Сделай как я — не пожалеешь… будь уверен. Твои парни будут тратить стрелы очень щедро, в таких делах не до экономии…
Хороший совет! — центурион северян в торжественном салюте, вскинул вверх сжатый кулак, — Если будет жарко — мои парни помогут.
— Нет проблем! — Алгус хитро ухмыльнулся при мысли о том, какую резню учинят эти тяжелые секиры в рукопашной схватке, особенно если рыцари потеряют разбег.
Не успело солнце подняться над горизонтом на диаметр своего диска, как черная стена орденского строя зашевелилась. Рыцари сначала пустили коней шагом постепенно переходящим в тяжелый галоп.