В бурях нашего века. Записки разведчика-антифашиста

Кегель Герхард

Он уже не однажды побывал на краткосрочных курсах военной подготовки и получил там ранг унтер-офицера резерва. Характерным для него было то, что он привел в действие все рычаги, чтобы участвовать в составе гитлеровских войск в нападении на Польшу. Потом при поддержке генерала Кёстринга он добился какого-то поста в одном из подозрительных штабов вермахта, тесно связанных с органами военной разведки.

Для меня он оказался одним из самых неприятных типов, с которыми пришлось иметь дело в московском посольстве Германии. Обусловленная недоверием антипатия являлась, несомненно, взаимной. И я, конечно, был очень доволен, когда он отбыл в Берлин, оставив меня одного в небольшой рабочей

комнате посольства.

Когда я вновь встретился с этим господином Гервартом фон Биттенфельдом – незадолго до нападения гитлеровской Германии на Советский Союз он нанес в Москву «частный» визит, – Герварт был уже офицером-инструктором по подготовке кадров в созданном в фашистской Германии подразделении «казаков», в состав которого входили преимущественно покинувшие свою страну после Октябрьской революции белогвардейцы и их сыновья. Стало быть, Биттенфельд принимал конкретное участие в подготовке нападения на Советский Союз.

Осенью 1942 года Биттенфельд стал адъютантом генерала Кёстринга. В этом качестве он с начала 1944 года входил в головной штаб «соединений из инородцев», которые официально назывались «добровольческими частями». С января 1944 года и до конца войны ими командовал Кёстринг. Я встречался с Биттенфельдом еще раз в ноябре 1944 года в Потсдаме у генерала Кёстринга. Но об этом я расскажу в другой связи.

Во всяком случае, после образования ФРГ я не был удивлен, узнав, что звезда Герварта фон Биттенфельда поднялась высоко и взошла на дипломатическом небосводе Федеративной Республики. В конце войны он в скромном звании ротмистра добровольно, как и его начальник, сдался в плен американцам. Он с самого начала играл руководящую роль в создании министерства иностранных дел ФРГ, работал как в Бонне, так и на различных важных посольских должностях за рубежом, а затем был статс-секретарем и руководителем бюро президента ФРГ Любке.

Весной 1982 года один из моих друзей, который иногда выезжал на сессии ООН в Нью-Йорк, показал мне попавшую ему там в руки книгу. Эта книга, сказал он, может вызвать у меня интерес. И действительно, я нашел в ней сведения об обстановке в бывшем посольстве фашистской Германии в Москве накануне нападения на Советский Союз. Об этом мне хотелось бы рассказать.

Речь идет о вышедших в 1973 году в Нью-Йорке мемуарах Чарльза Болена «Свидетель истории периода 1929–1969 гг.». В конце тридцатых – начале сороковых годов, то есть когда я переселился в Москву, Болен работал там в американском посольстве, отвечая за «добычу сведений». Целую главу своих мемуаров он уделил своему «источнику в фашистском посольстве».

Доверенным лицом американской разведки в посольстве фашистской Германии в Москве был, как рассказывалось в мемуарах, Ганс-Генрих Герварт фон Биттенфельд. В течение нескольких лет Болен получал от него всю секретную информацию, доступную второму секретарю германского посольства, у которого также существовали давние доверительные отношения с генералом Кёстрингом, Хильгером и с послом Шуленбургом. Эта информация включала в себя также все детали шедших тогда политических переговоров между Берлином и Москвой, а также все тексты заключенных договоров и соглашений.

Начальник разведслужбы американского посольства в Москве Болен обычно встречался со своими «источниками» во время утренних конных прогулок, которые он совершал во время пребывания на даче посольства США, расположенной примерно в 17 км от Москвы, и во время регулярных посещений теннисного корта. Для прогулок он имел в своем распоряжении несколько верховых лошадей. Этих лошадей он, разыгрывая из себя доброго хозяина, предлагал располагавшим нужными ему сведениями дипломатам, которых

он, как говорят, хотел «потянуть за язык». Подобные предложения охотно принимались – об этом в свою бытность в Москве слышал и я.

Но иногда «любитель спорта» Болен наносил визиты Биттенфельду в его рабочем кабинете в германском посольстве. Это происходило прежде всего тогда, когда речь шла о каких-либо срочных делах. А кабинет был тот самый, который мне пришлось делить вместе с Биттенфельдом. Теперь я, конечно, лучше понимаю, почему он с такой неприязнью воспринял мое появление в посольстве. Теперь он не мог в моем присутствии принимать в посольстве американского разведчика.

Между прочим, Болен в своих мемуарах пишет о том, что Биттенфельд подготовил и передал ему перед отъездом из Москвы свою замену – советника посольства фон Вальтера. Но, как с сожалением отмечал Болен, этот «источник» оказался не столь богатым.

Остается лишь добавить, что Болен, с которым мне так и не довелось познакомиться лично во время войны, выступал в качестве личного переводчика президента США Рузвельта на его встречах со Сталиным на ряде крупных конференций. Позднее он участвовал в качестве советника президента Трумена в Потсдамской конференции, четыре года был послом США в Москве.

Но вернемся к событиям 1940 года, который для меня был связан с массой переживаний, – оказавшись в Москве и действуя в основном самостоятельно, я пытался утвердиться в посольстве фашистской Германии в качестве заместителя заведующего отделом торговой политики, однако у меня не было дипломатического ранга. Прежде всего мне было необходимо осторожно нащупать возможности для успешного ведения борьбы против фашистского режима и его политики войны. При этом оказалось, что представители крупных немецких концернов считали меня, так сказать, своим сообщником и откровенно делились теперь со мной немаловажными сведениями, которые они мне обычно не доверяли, когда я был лишь членом делегации на торговых переговорах.

Доктор Шиллер

Крупные немецкие концерны, заключившие с Советским Союзом немало соглашений о товарных поставках, получили тогда возможность открыть в Москве свои более или менее постоянные бюро – в то время шли бесконечные переговоры и консультации о заключении новых сделок или о выполнении уже заключенных соглашений, поступали различные особые пожелания в связи с советскими поставками или монтажом немецкого оборудования. Например, в Москве почти постоянно находились высокопоставленные представители концернов Маннесмана и Круппа, «Дегусса» и Отто Вольфа. Особую роль в этих делах играл некий доктор Шиллер, представлявший в Москве концерн «ИГ-Фарбен». Я, собственно, уже не помню, был ли он тогда все еще доктором, или уже носил титул профессора. Но это не так уж важно. Господин Шиллер обращал на себя внимание и своим автомобилем «опель-адмирал», который он привез с собой в Москву. Он также долгое время жил в гостинице «Националь». Он находился здесь якобы главным образом в качестве агента «народнохозяйственного отдела» концерна «ИГ-Фарбен». Для заключения же крупных сделок в Москву обычно направлялись другие специалисты концерна.

Официально задача «народнохозяйственного отдела» концерна «ИГ-Фарбен», где было занято 200–300 научных сотрудников, состояла в подготовке обоснованных анализов положения на рынках. Будучи тогда еще довольно наивным человеком, я поначалу верил этому. Но как-то в начале 1941 года военный атташе генерал Кёстринг вручил мне один из таких «анализом рынка» с просьбой внимательно с ним ознакомиться и сказать свое мнение. На документе стоял гриф «строго секретно» или даже «секрет государственной важности».