В бурях нашего века. Записки разведчика-антифашиста
Шрифт:
Во время ужина за бутылкой вина между Вюлишем и мной возникла другая атмосфера. Он начал беседу, заметив, что после моего перехода на дипломатическую службу мы стали коллегами в прямом смысле слова. В годы нашей совместной работы в Варшаве он оценил меня как надежного и умеющего молчать сотрудника. Поэтому он намерен совершенно откровенно говорить со мной о трудностях, которые ожидают меня при выполнении служебного задания. Он, правда, не знает во всех деталях обстановку в Лемберге, но что касается положения польской интеллигенции, то, по его мнению, оно вряд ли существенно отличается от обстановки в Кракове.
Затем он рассказал мне о том, что сделали нацистские оккупанты с образованными поляками в Кракове, и не только в Кракове. Совершенно очевидно, сказал он, что имеется высочайшая директива о физическом уничтожении польской интеллигенции и эту директиву применяют
В Кракове, после того как «генерал-губернатор» приступил к своим обязанностям, произошло чрезвычайно неприятное событие. С тех пор ему, фон Вюлишу, постоянно приходится заниматься этой историей. После того как г-н Франк приступил к своим обязанностям, профессоров Краковского университета и других высших учебных заведений Кракова лично или через объявления в газетах пригласили на торжественное собрание по поводу якобы предстоявшего вскоре возобновления занятий в высших учебных заведениях. Поскольку польские ученые были чрезвычайно заинтересованы в открытии высших учебных заведений, зал Краковского университета оказался переполненным. Царила атмосфера напряженного ожидания. Потом, когда все входы и выходы были заняты эсэсовцами, в зале возникло некоторое беспокойство. Вместо ожидавшегося докладчика на трибуне появился эсэсовский офицер, который потребовал от присутствовавших соблюдать тишину и выстроиться парами в проходах зала между креслами. Затем колонны тронулись. У выхода из университета польские участники собрания были посажены в стоявшие на площади грузовики и доставлены в различные концлагеря, прежде всего в Заксенхаузен, а также в Освенцим. Многие из них там уже умерли. «Торжественное собрание» было организовано лишь для того, чтобы одним махом арестовать и ликвидировать большую часть живших в Кракове польских ученых.
С тех пор, продолжал свой рассказ посланник фон Вюлиш, он постоянно получает от министра иностранных дел в Берлине запросы зарубежных правительств, прежде всего нейтральных стран, таких, как Швеция или Швейцария. Эти правительства просят сообщить, куда исчезли польские ученые, и требуют освободить их. Среди этих ученых были известные, с мировым именем люди и даже лауреаты Нобелевской премии. В таких случаях ему, Вюлишу, не остается ничего иного, как обращаться к «генерал-губернатору» Франку. Тот чаще всего отвечает, что он «не располагает информацией» или что это «не входит в его компетенцию». Иногда Вюлишу сообщали, что разыскиваемые польские граждане умерли от «воспаления легких» или «сердечного приступа». Он, к сожалению, не знает ни одного случая, когда в результате его вмешательства кто-либо из польских ученых был выпущен на свободу.
Он рассказывает мне все это для того, сказал в заключение Вюлиш, чтобы я понял, что вряд ли можно найти в Кракове лояльно настроенного польского ученого с именем и тем более привлечь его к сотрудничеству с органами зарубежной пропаганды берлинского МИД. Что касается польских ученых во Львове, о судьбе которых ему ничего не известно, сказал Вюлиш, то он опасается, что там я столкнусь с такой же ситуацией, что и здесь.
Вюлиш распрощался со мной, пригласив зайти к нему на обратном пути из Львова и Киева в Берлин. Он произвел на меня впечатление впавшего в отчаяние человека, который не знает, что ему делать.
Львов под нацистским кнутом
От Кракова до Львова мы доехали без особых происшествий. Явившись в комендатуру, мы предъявили там свои документы. Мне был предоставлен номер в гостинице в центре города, а моих спутников разместили в находившемся неподалеку от гостиницы пансионе.
Вечером мы вместе поужинали в ресторане самой большой тогда городской гостиницы. У входа была прибита бросавшаяся в глаза вывеска с надписью «Только для служащих вермахта и командированных немцев из рейха». Вооруженные часовые в военной форме с подозрением осматривали каждого вновь прибывшего и проверяли солдатские книжки, командировочные предписания и удостоверения личности. Увидев мою дипломатическую форму, они встали передо мной навытяжку. Высматривая в зале свободный столик, я услышал, как один из солдат шепотом спросил своего соседа: «Что это еще за новый мундир?»
В конце концов нам предложили сесть за большой стол, где уже разместились несколько эсэсовцев и полевых жандармов. Посетителей этого ресторана кормили без талонов. Еда стоила недорого и была довольно хорошего качества. Пиво и крепкие алкогольные напитки, которые, судя по всему, пользовались у многочисленных посетителей большим спросом, здесь имелись, казалось, в избытке. В другом
На моем лице, видимо, было написано отвращение, вызванное грубым поведением оккупанта. Один из сидевших рядом с нами эсэсовцев обернулся ко мне со словами: «Ну, вы, похоже, только что прибыли из рейха и еще не знаете, что здесь происходит? С этим сбродом иначе нельзя, они должны знать, кто теперь здесь хозяин!»
Не дожидаясь ответа, он вновь повернулся к своим собутыльникам. Это происшествие не привлекло особого внимания других посетителей. Под воздействием обильных возлияний наши соседи по столу становились все более шумными. Они оживленно обсуждали «охоту на зайцев». Каждый хвастался собственными «результатами», а также «результатами» своей команды. Один из них заявил, что «подстрелил» 1250 штук за три последних дня, а другой мог похвалиться лишь тем, что он и его группа убили только около 690 штук.
Я был столь наивен, что не мог не выразить свое удивление столь ранним началом сезона охоты на зайцев. Тогда один из эсэсовцев упомянул в этой связи приказ рейхсфюрера эсэсовцев Гиммлера «освободить» захваченные советские области от евреев, заметив, что, видимо, потребуется еще некоторое время, чтобы достичь поставленной цели. Когда изо дня в день приходится расстреливать так много людей, в том числе женщин и детей, заявил он, ведь это действует на нервы – даже если речь идет о «расово неполноценных элементах». Но если это нужно для будущего «великого германского рейха», если этого требуют рейхсфюрер эсэсовцев и даже сам фюрер, то, стало быть, необходимо выполнить и такую грязную работу. Рассуждая подобным образом, они продолжали пить, снова и снова заказывая выпивку.
Сопровождавший меня сотрудник, лицо которого, как и у нашего шофера, побелело от ужаса, уже расплатился по счету и торопил меня покинуть ресторан, утверждая, что я через десять минут должен быть в комендатуре, – неужели я мог забыть об этом? Он явно опасался, что я вступлю в спор с пьяными организаторами массовых убийств в военной форме.
Затем мы собрались втроем в моем номере гостиницы, чтобы обсудить обстановку. Поскольку оба мои спутника тоже испытывали отвращение к подтвержденной самими убийцами политике истребления людей лишь потому, что они являлись евреями, между нами возникло некоторое взаимное доверие. Разумеется, я не мог сказать моим спутникам, что я коммунист. Но теперь я чувствовал себя гораздо более уверенно, чем в начале поездки этой небольшой группы, состав которой я ведь не мог подобрать сам. Я обратился к своим спутникам с просьбой внимательно присматриваться и прислушиваться к происходившему вокруг и ежедневно рассказывать мне о своих наблюдениях и содержании услышанного ими. Ведь тремя парами глаз и ушей можно увидеть и услышать намного больше, чем одной. Прежде всего для меня было очень важно вовремя узнать, если кто-либо начнет расспрашивать моих спутников обо мне.
Проходя по центральным улицам Львова, я поначалу обнаружил лишь немного следов военных действий. Сильнее пострадали некоторые предместья. Многие небольшие лавки были закрыты, их окна и двери забиты досками, чтобы в них не проникли грабители. Владельцев этих лавок – в большинстве своем еврейского происхождения – уже арестовали, и их, видимо, уже не было в живых. Мое внимание привлекла библиотека, двери и окна которой были разбиты. Во дворе, ворота которого были широко распахнуты, лежали горы выброшенных из окон книг, и среди них немало произведений польской и русской классической литературы, а также книг на украинском языке. В одной из куч я обнаружил объемистую книгу на русском языке о советской плановой экономике. Она содержала важные цифровые данные о развитии хозяйства Советского Союза. С этой книгой я еще не был знаком, и «противозаконно» присвоил ее. Несмотря на дождливую погоду, она была еще в хорошем состоянии. Содержавшиеся в книге убедительные цифры и факты еще более укрепили мою уверенность в том, что, несмотря на первоначальное поражение и большие потери, Советский Союз в конечном итоге одержит победу в навязанной ему войне. Между прочим, эта книга пережила войну. Я и сегодня использую ее в качестве источника, когда у меня возникает необходимость в сведениях по истории советской плановой экономики и сравнительных данных о развитии советской промышленности и сельского хозяйства.