В чужом небе
Шрифт:
Меня холод убить не мог, как и все остальные ощущения, я только отмечал его, а вот соседям моим по сырому погребу приходилось туго. Все понимали - ещё одной ночи нам не пережить.
Двери погреба отворились в середине второго дня нашего заключения. Мы невольно прищурились от яркого света, хлынувшего в темноту подвала. Наши тела настолько свело от холода и почти непрерывного сидения, что молодогвардейцам пришлось буквально выволакивать нас наружу. Мы не упирались - все только рады были покинуть опостылевший подвал - однако суставы наши гнуться отказывались категорически.
Перед нами стоял в окружении не менее чем взвода таких же молодогвардейцев, как те что помогали нам, Хлад. Я отлично узнал его, несмотря на то, что он уже успел сменить шинель на генеральскую с золотыми погонами и красными отворотами. На груди его красовались несколько орденов, полученных за Первую войну.
– Сволочь ты, - попытался плюнуть в его сторону Будиволна.
– Гад и предатель.
Он, наверное, хотел бы выкрикнуть эти оскорбления ему в лицо, но голос его совсем осип от сидения в подвале.
– Никогда не доверял тебе. Надо было тебя, сволочь такую, пристрелить, когда была возможность.
– Лучше стрелять надо было тогда, - усмехнулся благодушно Хлад.
– А насчёт предателя, да, вы правы, командарм, я вас вульгарно предал. И всё ваше Народное государство - тоже. Я перешёл на сторону законного урдского царя, как только узнал о его появлении в городе, бывшем гетманской столицей. Для этого напросился сюда из Академии - перевёлся в действующую армию, пройдя горнило всех проверок. Я был чист перед вашей властью, но только на бумаге. В душе же - я вас предал. И при первой же возможности предложил свои услуги царю.
– Подлец ты всё-таки, Хлад, - без сил повис на руках молодогвардейцев Будиволна, больше сил у него не осталось.
Из бравого командарма будто вынули внутренний стержень. Казалось, ещё немного и он окончательно сползёт на снег, не удержи его молодогвардейцы.
– Одного тебя маловато, чтобы вся Молодая гвардия на сторону царя переметнулась, - заметил Гневомир.
Вот он как раз держался молодцом - казалось, ничто в нашем мире не может сломить его. Ни долгое заключение в ледяном подвале, ни крах всех планов, ни предательство лучших частей Народной армии.
– А вот за это надо благодарить союзников царя в вашем же Народном государстве, - рассмеялся Хлад.
– Их оказалось намного больше, чем вы себе представляете. Это какой-то заговор или тайное общество, будто спрут опутавшее всю систему. Уверен, в комитетах и в самом Конвенте полно их представителей. Все части Молодой гвардии, что отправились со мной в город, уже переодевают в нормальную форму. Я же прибыл за оставшимися. Не пройдёт и месяца, как мы войдём в столицу, да не просто, а с песней! И гарнизон не сделает ни единого выстрела в нашу сторону. Кончилась ваша власть, и время ваше подходит к концу!
– Ах ты, сволочь!
– рванулся из рук молодогвардейцев Будиволна.
К нему разом вернулись силы. Будто не просидел он с нами ночь
– Ни стрелять не умеешь, - презрительно усмехнулся Хлад, - ни драться. Разве что шашкой махать горазд, да и то на коне. А без шашки и коня, гляжу, ты ничего из себя не представляешь.
Молодогвардейцы подняли Будиволну. Тот уже не рвался из их рук - остатки сил окончательно покинули его. Он мешком повис на них.
– Ты нас вытащил из подвала для того, чтобы перед Будиволной покрасоваться, верно?
– обратился к Хладу Гневомир.
– Ты унизил его, отомстил за Гражданскую и за свой позор, а что будешь делать теперь?
– К стенке поставлю, - честно ответил Хлад.
– Оставлять вас тут - слишком опасно. Да и наши союзники, из числа герметистов, или как они там себя называют, настаивают на вашем уничтожении. Особенно упирают на тебя.
– Хлад кивнул в мою сторону.
– Чем ты так насолил им, что надобно тебя обязательно сжечь, а просто прикончить - не достаточно.
– Спроси у того, кто за твоей спиной стоит, - бросил я, указывая на Духовлада. Командир чоновцев держался среди молодогвардейцев, однако чёрный кожаный плащ его слишком сильно выделялся на фоне их шинелей.
– Ведь он ещё тогда, на поляне, хотел сжечь меня. Вот пускай и ответит.
– Он уже кое-что рассказал о тебе, - усмехнулся Хлад.
– Хочу проверить его слова.
Он выхватил револьвер - и я понял, что сейчас последует. Подготовиться, конечно, к такому невозможно, но я попытался сделать это. Хлад расстрелял в меня весь барабан, всаживая в грудь патрон за патроном. Молодогвардейцы отпустили меня, и я повалился к их ногам. Я ничего не чувствовал, только щекотали кожу вялые струйки крови, вытекающие из моего тела.
– Он жив, - авторитетно заявил Хлад.
– Пяти пуль недостаточно, чтобы прикончить такого как он. Верно, Духовлад?
Я не мог видеть его. Сейчас я был вынужден глядеть вверх - в затянутое тучами небо, как не коси глаза, ничего кроме него не увидишь. Хорошо ещё не ничком повалился, а то пришлось бы вовсе в землю глядеть и «есть» её. Я сознательно не шевелился, что давалось мне просто. Я даже не дышал.
– Похоже, ты ошибся насчёт него, - снова раздался голос Хлада.
– Кто-нибудь проверьте - дышит он там вообще?
Надо мной склонился молодогвардеец, поднёс к моим губам клинок сабли, подержал пару секунд, чтобы удостовериться.
– Не дышит, - выпрямившись, сказал он.
– Ему и не надо, - услышал я голос своего злого гения Духовлада.
– Он труп, которому вернули подобие жизни в комплексе на Катанге.
– Что-то с каждым твоим объяснением дело становится всё сложнее и сложнее, - заявил Хлад.
По тону его стало ясно - он вовсе не доверяет Духовладу, да и тем, кого назвал герметистами, тоже.