В дебрях Африки
Шрифт:
В бреду горячки чудятся иногда такие призраки, фантастические, неуловимые существа, которые быстрее мысли меняют свои очертания и мчатся перед глазами целым вихрем странных фигур. Говоря без преувеличения, атмосфера все время кажется наполненною какими-то бледными, удлиненными фигурами, всего чаще напоминающими кишащих головастиков.
Глядя на туманные очертания одного острова, лежащего километрах в пяти от берега, я заметил, что силуэт его становится явственнее или окончательно тускнеет, судя по тому, насколько густы становились горизонтальные наслоения упомянутых фигур и спускались ли они вниз или приподнимались кверху. Следя за ними очень пристально, не спуская глаз, я мог уловить их вибрацию так же ясно, как если бы смотрел на сноп солнечных лучей. С высокой береговой поляны, с печального побережья смотрел я в ту сторону, тщетно стараясь уловить взором, что виднеется там, за пять километров впереди, бурая ли почва твердой земли, или серое зеркало вод, или пепельно-бледные небеса, но напрасно! Если бы до меня донеслись издали звуки унылой песни, я бы мог принять вон тот челнок, что скользит по неподвижному озеру, за погребальную ладью, медленно влекущую трупы умерших путников к угрюмым берегам, с которых ни один путник не возвращался.
А если бы выдался, на наше счастье, хоть один ясный, солнечный день с синеющими небесами и той поразительной прозрачностью воздуха, которая так часто бывает в Нью-Йорке, что бы мы увидели! Тогда дали бы мы миру такую картину неизведанных стран, какую не изображал еще ни один художник. На первом плане было бы у нас нежно-голубое озеро, широко раскинувшееся во все стороны и охватывающее своими сверкающими протоками группы тропических островов; серебристые воды его то вдаются длинными бухтами в зеленые луга, то закругляются заливами и плещут в извилистые берега, над которыми высятся обрывы плоскогорья, между тем как целые флотилии челноков оживляли бы его тихую поверхность, а широкие полосы зеленых камышей, пальмы, банановые рощи, волнующиеся плантации сахарного тростника и тенистые шатры деревьев украшали бы побережье.
Мы могли бы указать на обрамляющую побережье ломаную линию гористого плато, там и здесь посылающего к прозрачным небесам свои гордые вершины; оно то мощными отрогами вдается в озерный бассейн, то, образуя глубокие складки, укрывает живописные долины; с крутых скал устремляются в них серебристые источники; далее яркая зелень луговых трав чередуется с темною зеленью лесов, с серыми или белыми обрывками утесов, а там вдали, на севере, высятся вековые громады Рувензори; они на пять километров подымаются над уровнем озера, блистая белизной своих снегов и восхищая взоры чудной красотой своих многочисленных пиков и целым батальоном высоких предгорий, рисующихся на фоне кристально чистого неба.
Но увы, увы! Тщетно мы обращали в ту сторону свои умоляющие и жадные взоры: Лунные горы непробудно дремали под сенью своих облачных шатров, а озеро, дающее начало Альберта-Нилу, так и осталось окутано непроницаемым туманом.
Через Анкори до Александра-Нила
Вечером 3 июля я пригласил офицеров экспедиции в свою палатку для обсуждения вопроса о том, какой путь избрать к морю. Я сказал:
– Господа, мы собрались для решения вопроса, каким путем лучше будет пройти к морю. Вы имеете право голоса в этом деле, и потому я попытаюсь беспристрастно изложить вам все, что мне известно «за» и «против» каждого из путей. Во-первых, можно идти на Уганду прежней моей дорогой до устьев Катонги. Если король по-прежнему благоволит ко мне, я могу провести экспедицию в Думо, на озеро Виктория, а там каким-нибудь способом добыть челноки и на них пробраться в Кавирондо. Оттуда, запасшись живым скотом и зерном, можно направиться в Кикуйю и далее в Момбасу. Но Мванга не то что Мтеза: убийца епископа Геннингтона не может быть нам другом. Если мы пойдем на Уганду, придется выбирать одно из двух: драться или сложить оружие. Что бы мы ни выбрали, все наши прежние труды оказались бы напрасными, и мы все равно были бы вынуждены бесполезно погубить доверенных нам людей.
Во-вторых, существует южная дорога, прямо через Анкори. В 1876 г. король Антари платил дань королю Уганды. По всей вероятности, он и теперь состоит его данником. В его столице, должно быть, немало проживает баганда, и они настолько смышлены, что, конечно, догадаются, как благодарен будет им Мванга, если они ему доставят несколько сотен ружей и патроны к ним. Если им не удастся завладеть этим добром хитростью, они могут попытать силу.
Задолго до того как мы достигнем берегов Александра-Нила, мы встретимся со значительными партиями баганда и ваньянкори и должны будем бороться с ними не на жизнь, а на смерть. Да и сам Антари имеет полнейшую возможность загородить нам дорогу через свои владения, потому что, по моему расчету, у него на случай вторжения имеется в распоряжении до двухсот тысяч копий. Но и десяти тысяч за глаза довольно, чтобы остановить нашу маленькую армию. Как он себя поведет – невозможно предвидеть. Будь я только с полусотней занзибарцев, я бы прошел через какие угодно пустыни. Но с шестьюстами такого народа, как у паши, нам в пустыню и соваться нечего, поэтому приготовимся к худшему.
В-третьих, две первые дороги, как видите, ведут прежде всего вверх, по ближайшим обрывам на вершину плато. Третий и последний путь, на один день ходу, идет вдоль подошвы их, потом поворачивает к югу на Руанду, оттуда на Узигэ и на Танганьику, откуда мы могли бы послать гонцов в Уджиджи или в Кавалли за челноками или лодками. Затем мы могли бы идти домой из Уджиджи на Уньяньембэ в Занзибар или на южный берег Танганьики и оттуда на Ньяссу, на Шире и Замбези к Келимане. Но чтобы добраться до Танганьики, придется пустить в ход все наши средства, все искусство.
Я знаю, например, арабскую поговорку, что в Руанду легче войти, чем из нее выбраться. Лет восемнадцать назад туда пошел один арабский караван, но оттуда никто не вернулся. Брат Типпу-Тиба Могаммед пытался проникнуть в Руанду с отрядом в шесть сотен ружей, но не проник. Я не думаю, чтобы в Руанде было теперь столько сил, чтобы остановить нас; не будь других путей, нечего было бы и разговаривать об этом, и мы просто пошли бы на Руанду. Страна очень интересная, и мне было бы очень любопытно познакомиться с королем и народом. Но путь-то очень уж дальний.
Итак, самый короткий путь наш на озеро Виктория, в Кавирондо, но с условием, чтобы драться с баганда. Следующий кратчайший путь через Анкори на Карагуэ, с тем чтобы иметь дело и с баганда, и с ваньянкори. И, наконец, третий, дальнейший путь на Руанду.
После оживленных обсуждений решено было предоставить выбор на мое усмотрение, и я избрал дорогу через Анкори.
Тотчас отдано было приказание готовить провиант на пять дней, с тем чтобы, с помощью обильных припасов, добытых у Ньянцы, мы могли зайти довольно далеко в пределы Анкори, прежде чем начнем раздавать бусы и ткани каравану в тысячу человек. С этой минуты я распорядился также, чтобы никто больше не смел самовольно брать с полей и плантаций даровую провизию и послал глашатаев объявить по всему лагерю на разных языках и наречиях, что всякий провинившийся и уличенный в краже плодов и живности по деревням подвергается публичному наказанию.
Утром 4 июля мы повернули на юго-восток от Альберта-Эдуарда-Ньянцы и пошли через равнину. Через час ходу плоская местность начала превращаться в холмистую, там и сям поросшую группами кустов и редкими деревьями. Еще один час ходьбы привел нас к подножью первой горы холмов, и тут начался ряд подъемов, приведших нас около полудня в Китетэ, на 300 м выше озера. Нас приняли очень радушно и приветствовали от имени короля Антари. Почти одновременно с нами пришли гонцы от Масукумы, правителя приозерной области Анкори, которые принесли в Китетэ приказание, чтобы нас принимали с почестями, оказывали нам всякое гостеприимство и проводили бы к нему.