В дебрях Даль-Гея (худ. М. Ромадин)
Шрифт:
Глава 2
Стадион неистово ревел. Только что закончился финальный забег, а лучше сказать, запрыг на двести нидлов. Шесть поджарых легкоатлетов рванулись с места и, взмахивая руками, как крыльями, отставив назад одну ногу и низко приседая, длинными прыжками на другой ноге устремились вперёд. Они были похожи на одноногих кенгуру. Как спортсмен, Снегин сразу понял, что за этим внешне простым, порывисто-скользящим бегом стоят годы и годы упорных тренировок. Забег закончился, и теперь в центре спортивной арены по специальному кругу победителей ходили трое, занявшие первые места. Прыжковая нога, у двоих — правая, а у одного — левая, была у них заметно толще, мускулистее другой.
Когда рёв стадиона стал затихать, переходя в нестройный взволнованный гул, Арни Таиг обернулся к Снегину.
— Что вы скажете? — спросил он не без гордости.
Они сидели в президентской ложе. Посещение стадиона было предусмотрено заранее согласованной программой визита Снегина в Даль-Гей. Сначала Всеволод под благовидным предлогом хотел отказаться от этого «удовольствия», так некстати совпавшего по времени с началом действий Лобова, но потом решил, что это насторожит далийцев. Теперь Снегин с нетерпением ждал от Ивана сообщения о начале операции.
— Скажу, — ответил он на вопрос президента, — что это настоящее сложное искусство. Но зачем оно? И можно ли это назвать спортом?
Президент смотрел на Снегина с улыбкой.
— А что называется спортом у вас, на Земле?
— Любое состязание, которое помогает человеку совершенствовать красоту физического облика. По бегу у нас обширная программа соревнований, но по бегу нормальному — на двух ногах.
— Знаю. — Арни Таиг кивнул. — А вот у нас двуногий бег посчитали бы скучным и пресным. Ведь таким, простите, примитивным образом может бегать каждый. Какой смысл ходить на стадион и тратить время, чтобы увидеть то, на что способен каждый?
Он ждал возражений Снегина, но тот промолчал, ему не хотелось спорить по пустякам.
— В принципе, вы угадали, — продолжал Таиг, — наш спорт это прежде всего искусство. А искусство условно по самой своей природе. Требовать от него только пользы, по нашим представлениям, — кощунство. Единственное, что мы вправе ожидать, — это эстетическое наслаждение. И, мне кажется, вы его получили.
Снегин посмотрел на арену, с которой, посылая приветственные жесты, уходили победители.
— А вот эти уродливые прыжковые ноги — тоже доставляют вам эстетическое наслаждение?
— Нет ничего условнее эстетических канонов, — снисходительно пояснил президент. — Что красивее — человек, кальмар или сокол? Есть смысл в этом вопросе? Разве не предельно условен ваш классический балетный танец? Весь секрет в том, что соответствующее воспитание позволяет не только не замечать эти условности, но и делает их обязательным и непременным атрибутом. Эти толчковые ноги, которые непосвящённому кажутся уродливыми, знатоку представляются шедевром. Обладатели таких ног гордятся ими. Больше того, если бы вдруг появился такой феномен — прыжковец с пропорционально развитыми ногами, — его посчитали бы уродом.
Со свойственной далийцам чуткостью уловив настроение Онегина, президент добавил:
— Извините мой тон, ленд Снегин. Я с искренним уважением отношусь к земной цивилизации. Но мы на несколько тысячелетий раньше вас стали на путь высокой культуры. То, над чем вы сейчас экспериментируете, уже давно опробовано нами и либо одобрено, либо отброшено за ненадобностью. Пути прогресса сложны, не всегда их удаётся предугадать. Вы уверены, что через сотню-другую лет на ваших стадионах спортсмены не запрыгают вот так, на одной ноге?
Снегину почудился какой-то скрытый намёк в словах президента.
— Уверен, — ответил он, внимательно глядя на собеседника.
Президент хотел ему что-то сказать, но не успел. Стадион снова взревел, будто ураган пронёсся над его громадной чашей.
На старт были вызваны участники финального забега тетраподов.
Шесть спортсменов вышли на беговую дорожку и по сигналу судьи приняли стартовое положение.
Новый сигнал, и спортсмены резвой рысью помчались по беговой дорожке.
Снегин никак не мог отделаться от ощущения, что это не люди, а какие-то иные существа, родственные пресмыкающимся, а ещё вернее — насекомым. На повороте под дружное аханье стадиона один из тетраподов завалился на бок, но тут же поднялся и с удвоенной энергией пустился догонять остальных. Перед началом забега Снегин думал, что ему будет смешно. Но забег приближался к концу, а он даже не улыбнулся, ему было неловко, жутко и хотелось, чтобы это нелепое зрелище побыстрее закончилось.
Когда по окончании забега стадион угомонился, Снегин повернулся к Тайгу.
— Чудо какое зрелище, — сказал он, не скрывая иронии.
Президент искоса взглянул на него.
— Ко всему надо привыкнуть, ленд Снегин. Поживите с нами подольше, и вы откроете неведомые ранее прелести в таких вещах и ситуациях, которые ныне недоступны вашему пониманию.
Снегин шевельнул бровью.
— Да? А скажите, ленд президент, давно у вас вот так состязаются в беге: на одной ноге или лицом к небу?
— Боюсь быть неточным, я не увлекаюсь историей спорта, но по меньшей мере лет триста. Далийцы, как это ни странно на первый взгляд, отличаются большим постоянством вкуса.
— Пожалуй, консерватизм характерен в Даль-Гее не только для спорта. Это, если хотите, внутренний стержень всей вашей жизни. Самый облик города, развлечения, транспорт, кулинария, пороки, наконец, — все это с удивительным постоянством передаётся из поколения в поколение. Если что и совершенствуется, то внутри раз и навсегда установленных форм. Например, автомобиль. Менялись типы двигателей, источники энергии, материалы конструкции, но автомобиль как был автомобилем, так он им и остался.
Президент рассмеялся, но Всеволоду почудилась искусственность в этом смехе.