В диких условиях
Шрифт:
Алкалоиды редко приводят к немедленной смерти, эффект отравления свайнсонином носит хронический характер. Этот яд делает свое дело скрытно, косвенно, блокируя ферменты, обеспечивающие гликопротеиновые обменные процессы в организме. Можно сказать, что свайнсонин создает массивную воздушную пробку в топливопроводе млекопитающих, то есть тело теряет возможность превращать потребляемую пищу в полезную энергию. Если в ваш организм попадет слишком много свайнсонина, вы просто умрете от голода, независимо от того, сколько еды будет попадать к вам в желудок.
Отравившись свайнсонином, животные нередко выздоравливают, прекратив поедать астрагалы, но только в том случае, если изначально находились в отличном
«Загвоздка, – говорит профессор Брайант, – заключается в том, что если ты был голоден и истощен до отравления, то у тебя не будет достаточного количества свободных белков и глюкозы и, соответственно, возможности вывести из системы токсины. Когда алколоид (даже такой безопасный, как кофеин) попадает в организм ослабленного голодом млекопитающего, он оказывает на него более мощное воздействие в силу недостатка запасов глюкозы, необходимых для его выведения. В результате алкалоид просто накапливается в организме. Если Маккэндлесс наелся этих семян, уже будучи еле живым от голода, то катастрофа стала практически неминуемой».
Подкошенный ядовитыми семенами, Маккэндлесс обнаружил, что внезапно оказался слишком слаб, чтобы спастись, выбравшись пешком на Большую землю. Теперь он обессилел до такой степени, что потерял возможность эффективно охотиться и, вследствие этого, слабел еще больше, все ближе и ближе подступая к голодной смерти. Его жизнь свалилась в губительный штопор, и он самыми жуткими темпами терял над нею контроль.
Записей от 31 июля и 1 августа в дневние нет. Второго августа Крис написал всего два слова: «УЖАСНЫЙ ВЕТЕР». Осень была уже практически на пороге. Дни становились заметно короче и холоднее. Каждый оборот Земли отнимал по семь минут солнечного света и прибавлял по семь минут холодной ночной тьмы. Буквально за неделю ночи стали длиннее почти на час.
«100 ДНЕЙ! Я СДЕЛАЛ ЭТО! – торжественно провозглашает он в дневнике 5 августа, явно гордясь тем, что смог достичь такой важной вехи. – НО ФИЗИЧЕСКОЕ СОСТОЯНИЕ ОЧЕНЬ ПЛОХОЕ. УГРОЗА СМЕРТИ ВСТАЛА В ПОЛНЫЙ РОСТ. СЛИШКОМ СЛАБ, ЧТОБЫ ВЫБРАТЬСЯ ОТСЮДА ПЕШКОМ, БУКВАЛЬНО ЗАСТРЯЛ В ГЛУШИ. ДИЧИ НЕТ».
Если бы у Маккэндлесса была стандартная топографическая карта Службы геофотосъемки США, то он бы увидел, что в верховьях Сушаны, всего в десяти километрах от автобуса, то есть на расстоянии, которое он мог бы преодолеть даже в таком предельно ослабленном состоянии, находится хижина Управления Национальных парков. Хижина, расположенная на самом краю территории Национального парка Денали и предназначенная для отдыха рейнджеров, выходящих в зимние патрули, была оснащена спальными местами и укомплектована экстренным запасом продуктов и набором средств первой помощи. На три километра ближе к старому автобусу находились еще два частных домика (правда, не отмеченные на топографических картах). Один из них принадлежал известным собаководам из Хили Уиллу и Линде Форсберг, а другой – сотруднику Национального парка Денали Стиву Каруайлу. В этих хижинах тоже наверняка были хоть какие-то запасы провизии.
Другими словами, спасение, казалось бы, было от Маккэндлесса всего в трех часах пешего хода вверх по реке. Печальную иронию этой ситуации широко обсуждали после смерти парня. Но, даже знай он о наличии этих домиков, они не смогли бы спасти его от беды, потому что в какой-то момент, начиная с середины апреля, когда началась весенняя оттепель и в хижинах перестали бывать хозяева, потому что выезжать туда на собачьих упряжках и снегоходах стало проблематично, все три хижины стали мишенями неизвестных вандалов. Домики были основательно разрушены, в результате чего продуктовые запасы либо стали доступны диким животным, либо были испорчены дождями и сыростью.
О случившемся стало известно только в конце июля, когда через чащобу к домику Управления Национальных парков пробился биолог и исследователь живой природы по имени Пол Аткинсон, совершивший сложнейший пятнадцатикилометровый переход через Внешний хребет от дороги, ведущей в Национальный парк Денали. Он был шокирован и озадачен представшей перед ним картиной бессмысленных разрушений. «Поработал там явно не медведь, – говорит Аткинсон. – Я специалист по медведям и поэтому прекрасно знаю, как должен выглядеть беспорядок, который способен учинить медведь. А здесь было похоже, что кто-то пришел в домик с кувалдой и начал крушить все, что попадалось на глаза. Судя по высоте травы, проросшей через дырки в выброшенном на двор матрасе, нападение было совершено за много недель до моего появления».
«Все разнесли в щепки, – говорит о своем домике Уилл Форсберг. – Все, что не было прибито к полу, разломали. Разбили все лампы, выбили почти все окна. Матрасы и постельные принадлежности вытащили и свалили в кучу снаружи, потолочные доски сорвали, наделали дырок в канистрах с топливом, печку утащили… даже большой ковер вытащили гнить на улице. И все продукты пропали. Так что Алексу наши домики не помогли бы, если бы даже он их нашел. С другой стороны, может быть, он-то их и нашел».
Форсберг считает Маккэндлесса главным подозреваемым. Он считает, что Маккэндлесс набрел на домики сразу, как только поселился в автобусе, то есть еще в первую майскую неделю. Увидев такое бесцеремонное вторжение цивилизации в его бесценный опыт общения с дикой природой, он, по предположениям Форсберга, пришел в ярость и методично разгромил все три хижины. Тем не менее, эта теория не объясняет, почему же он тогда оставил в целости и сохранности автобус.
Каруайл тоже подозревает Маккэндлесса. «У меня есть чисто интуитивное ощущение, – объясняет он, – что этот парень из тех, у кого может возникнуть желание «освободить природу». И одним из способов добиться этого для него могло быть уничтожение охотничьих домиков. Или, может быть, виной всему была его жгучая ненависть к государству: он увидел на хижине Управления Национальных парков табличку о ее принадлежности, подумал, что все три домика являются государственной собственностью, и решил нанести удар по Большому Брату. Возможность такого развития событий отрицать никак нельзя».
Что же до представителей властей, то они не думают, что вандалом был Маккэндлесс. «Узнать о том, кто это все натворил, нам не удалось ровным счетом ничего, – говорит глава рейнджеров Национального парка Денали Кен Керер, – но Крис Маккэндлесс в качестве подозреваемого Управлением Национальных парков не рассматривается». В действительности в дневниках или фотоальбомах Маккэндлесса нет никаких свидетельств того, что он бывал хотя бы в окрестностях трех этих домиков. Наоборот, судя по фотографиям Маккэндлесса, выйдя в начале мая на разведку с места стоянки автобуса, он отправился на север, по течению реки Сушаны, то есть в прямо противоположную от домиков сторону. И даже если бы он каким-то случайным образом наткнулся на домики, очень трудно представить себе, что, разгромив их, он не похвастался бы этим подвигом в своем дневнике.
За 6, 7 и 8 августа в дневнике записей нет. Девятого августа он пишет, что стрелял в медведя, но промахнулся. Десятого августа он видел карибу, но не успел сделать выстрел, а потом убил пять белок. Тем не менее, если в его теле уже накопилось достаточное количество свайнсонина, даже такое обилие мелкой дичи не смогло бы вернуть ему силы. Одиннадцатого августа он убил и съел тундровую куропатку. Двенадцатого августа он заставил себя выбраться из автобуса на поиски ягод, предварительно вывесив на нем записку с просьбой о помощи на тот маловероятный случай, что кто-то забредет туда в его отсутствие. Написанная аккуратными буквами на странице, вырванной из гоголевского «Тараса Бульбы», записка гласила: