В доме веселья
Шрифт:
Но несмотря на все ее усилия, беседа истощилась, когда поднос унесли, и ей пришлось отметить новые свидетельства ограниченности мистера Грайса. И дело не в том, что у него не было воображения, но он обладал ментальной склонностью не различать на вкус вагонный чай и нектар. Однако еще оставалась тема для беседы, на которую можно было положиться, последняя пружина, чтобы привести эту примитивную машину в действие. Лили пока не касалась ее, держа в запасе как последний ресурс и полагаясь на искусство возбуждать иные чувства, но по мере того, как устойчивое выражение скуки поползло по его честному лицу, она поняла, что пора прибегнуть к мерам чрезвычайным.
— Итак, — спросила она, склонившись к нему, — как поживает американа?
Его глаза прояснились, словно с них сняли наползшую пленку, и ею овладела гордость умелого механика.
— У меня есть несколько новых приобретений, — сказал
Она воззрилась на него с огромным интересом, и постепенно мистер Грайс был втянут в разговор о последних приобретениях. Это была единственная тема, которая позволяла ему забыть о себе или, скорее, помнить о себе без стеснения, потому что он чувствовал себя как дома и мог показать свои сильные стороны, которых было настолько мало, что и говорить не о чем. Вряд ли кого-то из его приятелей интересовала американа, и вряд ли кто-то вообще о ней слышал, и осознание их невежества давало мистеру Грайсу приятное облегчение. Единственную трудность представлял вопрос, как подать тему и как не позволить с нее свернуть, ибо большинство людей не выказывали желания расставаться с безразличием к ней, и мистер Грайс был похож на купца, чьи склады забиты лежалым товаром.
Но мисс Барт, казалось, действительно хотела знать об американе все и вдобавок была уже достаточно информирована, чтобы облегчить свое обучение и сделать его максимально доступным и приятным. Лили расспрашивала с умом, она слушала его покорно, и, привычный к скуке, наползавшей на лица его жертв, он стал красноречивым под ее проницательным взглядом. Азы она благоразумно почерпнула у Селдена в расчете на именно такой непредвиденный случай, и они сослужили ей благотворную службу; она уже считала, что визит к Селдену был ее самой большой удачей за день. Лили в который раз проявила талант извлекать прибыль там, где ничто ее не предвещало, и опасные теории о том, что бывает полезно поддаваться импульсам, пускали ростки под улыбчивым вниманием, которым она продолжала дарить своего спутника.
Чувства мистера Грайса, если и не столь определенные, были равно положительными. Он с удивлением ощущал что-то похожее на щекотку — так низшие организмы приветствуют удовлетворение своих нужд, — и чувства эти барахтались в туманном довольстве, сквозь которое личность мисс Барт просматривалась смутно, но приятно.
Увлечение американой появилось у мистера Грайса не само по себе: невозможно было представить, что он сам способен проявить интерес хоть к чему-нибудь. Дядя оставил ему коллекцию, уже известную библиофилам, и существование этой коллекции было единственным, что венчало славой имя Грайс, посему племянник гордился наследством, как если бы это была его собственная заслуга. И в самом деле, постепенно он уверился, что сам ее собрал, и испытывал чувство глубокого удовлетворения, когда ему попадалась ссылка на «американу Грайса». При всем его стремлении к неприметности, Грайс, видя свое имя напечатанным на бумаге, испытывал наслаждение изысканное и чрезмерное, что, видимо, и было компенсацией за нежелание быть на виду.
Чтобы наслаждаться как можно чаще, он подписался на все обзоры книжных коллекций в целом и по американской истории в частности, а ссылки на его библиотеку изобиловали на их страницах, которые и сформировали круг его чтения. Перси Грайс полагал себя достаточно яркой фигурой в глазах публики и был счастлив даже от мысли, что кто-то, кого он случайно встретит на улице или в путешествиях, разделит его радость, услышав, что именно он является обладателем «американы Грайса».
Многие застенчивые люди именно так и компенсируют свои тайные комплексы, и мисс Барт была достаточно проницательна, чтобы понимать: глубоко спрятанное тщеславие, как правило, пропорционально самоуничижению на людях. С более уверенным в себе человеком она бы не решилась задерживаться так долго на одной теме или демонстрировать преувеличенный интерес к ней, но она обладала видением подводного течения мыслей, когда плыла по волнам разговора, и сейчас ее мысленное путешествие обращалось предвидением их общего будущего. Грайсы были родом из Олбани, и только недавно мать и сын поселились в Нью-Йорке, после смерти старика Джефферсона Грайса, вступив во владение его домом на Мэдисон-авеню. Это был зловещий особняк — коричневый песчаник снаружи, черный орех внутри, — причем библиотека Грайса хранилась в огнеупорном флигеле, напоминающем мавзолей. Впрочем, Лили знала о них все: прибытие молодого мистера Грайса взволновало не одно материнское сердце Нью-Йорка, а девушке, у которой нет матери, следует самой позаботиться о себе. Посему Лили не только постаралась
Перси воспитывался женщиной, уверенной, что она может навязать ему самые совершенные принципы. Все виды благоразумия и подозрительности были привиты к натуре, изначально недоверчивой и робкой, в результате чего миссис Грайс вряд ли нуждалась в обещании надевать галоши, и вообще казалось маловероятным, что ее сынок подвергнет себя риску прогулок под дождем. Достигнув совершеннолетия и вступив в права наследства на состояние, которое покойный мистер Грайс нажил на запатентованном устройстве, призванном не допускать свежий воздух в гостиницы, молодой человек продолжал жить с матерью в Олбани, но после кончины Джефферсона Грайса, когда еще одно огромное состояние перешло в руки сына, миссис Грайс решила: то, что она именовала «его интересами», требует присутствия Перси в Нью-Йорке. Посему она обосновалась в доме на Мэдисон-авеню, и Перси, чье чувство долга не уступало материнскому, целую неделю просидел в изящной конторе на Брод-стрит, где кучка невзрачных клерков с низким жалованьем до седых волос управляла состоянием Грайсов и где он был с благоговением посвящен в каждую деталь искусства накопления.
Насколько Лили знала, искусство это и было единственным занятием мистера Грайса, и ее можно простить за то, что она нашла задачу соблазнения юноши, которого держали на голодной диете, слишком легкой. Во всяком случае, она бесстрашно полагала, что полностью владеет ситуацией, поддавшись чувству безопасности и спрятав в дальний ящик все опасения насчет мистера Роуздейла и трудностей на пути к цели.
Остановка поезда в Гаррисоне не отвлекла бы Лили от этих мыслей, если бы она случайно не поймала раздраженный взгляд своего спутника. Мистер Грайс сидел лицом к двери, и она догадалась, что возмущение было вызвано появлением кого-то знакомого; это подтвердилось поворотами голов и общим возбуждением в вагоне, как и в случае появления ее самой.
Она узнала симптомы сразу же и не удивилась, когда ее поприветствовала на высоких нотах красивая женщина, вошедшая в вагон в сопровождении горничной, бультерьера и лакея, шатающегося под грузом чемоданов и кофров с одеждой.
— Ах, Лили, вы едете в Белломонт? Тогда вы, наверное, не уступите мне свое место? Но я же должна ехать в этом вагоне. Проводник, немедленно отыщите мне место! Может, кто-нибудь пересядет? Я хочу ехать с моими друзьями. О, как поживаете, мистер Грайс? Объясните ему, что я должна сидеть рядом с вами и Лили.
Миссис Джордж Дорсет, не обращая внимания на тщетные попытки какого-то пассажира с саквояжем протиснуться к двери вагона и сделать все возможное, чтобы освободить ей место, стояла в проходе, распространяя вокруг себя атмосферу раздражения, которую нередко создает в путешествиях красивая женщина.
Она была меньше и тоньше Лили Барт, без устали принимая разные позы, словно кто-то ее скомкал и продел сквозь кольцо, как волнистые шторы на окне, которые она трогала руками. Бледное личико миссис Дорсет, казалось, ограничивалось парой черных глаз, ее призрачный пристальный взгляд удивительным образом контрастировал с самоуверенным тоном и жестами, так что, как заметил один из ее друзей, она походила на бесплотный дух, занимающий большую часть комнаты, в которой пребывает.
Заметив наконец, что место по соседству с мисс Барт к ее услугам, она завладела им, расположив сопутствующий ей багаж и заодно сообщив, что прибыла утром из Маунт-Киско и час околачивалась в Гаррисоне без возможности выкурить сигарету, ибо ее бесчувственный супруг пренебрег своим долгом и не наполнил ее портсигар, когда они расставались утром.
— У вас, наверное, тоже ни одной не осталось, Лили? — жалобно спросила она.
Мисс Барт поймала ошарашенный взгляд мистера Перси Грайса, чьи губы никогда не осквернялись табаком.