В доступе отказано
Шрифт:
– Надеюсь, меня за это не арестуют?
– Все официально, но твои результаты будут и моими. Договорились?
У Евгения в институте было слабое техническое обеспечение, разве что сервера, но этого мало. Программу «Ноль», которую Евгений решил использовать, была не нова и занимала всего 2,5 мегабайт, но основная ее работа была не в самом телефоне, а в анализе владельца, а для этого требовались мощные станции. Поэтому и согласился сотрудничать с Оксаной и ее лабораторией.
Отправив данные в нейросеть «Самум», он мгновенно получит подтверждение, что ссылки уже
– Ну что же, посмотрим, что вы из себя представляете, – радостно потирая руки, сказал Евгений.
Программа не сразу запускалась, нейросеть «Самум» будет неделю наблюдать за владельцем телефона. По этому принципу работают рекламные алгоритмы, они просматривают вашу переписку в сети, разговоры, составляют ваши предпочтение, какие магазины вы посещали, что покупали, и на основе этого выдают рекламу и предложения. Но нейросеть «Самум» анализировала больше: голос, время, фоновый звук, частоту слов. Она сравнивала вашу фотографию с психологическим портретом, а во время разговора следила за зрачками и мимикой. И когда будет готова карта владельца, телефон запустит процесс программы «Око».
Евгений был свободен, основная работа начнется позже, поэтому когда закончилась лекция, он вернулся домой.
– Сегодня ты рано, – сказала ему Маргарита, его жена.
– Здравствуй, милая, – он всегда так говорил, считал, что слова – это шифр, которые также управляли человеком. Поэтому вычеркивал из оборота те слова, которые выражали агрессию и недовольство. – Борис у себя?
– Ага, недавно вернулся, сейчас подогрею и ужинать.
Евгений уважал личное пространство сына, подошел к его двери, постучался и дождался ответа. Он хорошо запомнил тот день, когда купили квартиру, Борис пошел в первый класс и счастливый, что у него будет своя комната, бегал по пустой квартире.
– Что-то новое? – спросил он у сына.
В последнее время Борис зависал в смартфоне, он мог провести весь день не вставая с дивана, и только голод отрывал его от экрана. «Телефонный аутизм», – такой диагноз ставили тем, кто больше двух часов зависал в соцсетях. Евгений старался отвлечь сына от пагубной привычки, хотя сам понимал, что так устроен современный мир. Евгений хотел, чтобы у сына общение было живым, а не через смайлики.
– Отложи его в сторону, пойдем, мама приготовила ужин.
– Сейчас, пап, уже иду.
– Стоп, на кухню без него.
– Но…
– За тридцать минут ничего не случится, лучше скажи, как твой первый день в школе?
У Бориса этот год должен быть последним, он не очень хорошо учился, раньше любил читать, у него скопилась большая библиотека. Друзья завидовали его книгам, а после пошли интернет игры, и успеваемость поползла вниз. Но тогда Евгений еще мог повлиять на сына, договаривались, и это порой помогало, но чем старше он становился, тем труднее удавалось найти темы для разговоров.
– Пап, я есть не хочу.
– Так, не дело, мама приготовила, ты ведь все равно будешь бегать на кухню. Идем, но эту штуку оставь тут.
– Пап, но это же…
– Не надо спорить. Этот год в школе у тебя последний, надо подготовиться к экзаменам, и тогда…
– Да этот ЕГЭ так же, как QR, – пустая трата времени, ты ведь ученый и знаешь, что все это стандартизация, усреднение.
– Если бы твои оценки были высокими, я согласился бы, а так нет…
– Да все это ерунда, вон, у Витьки брат закончил институт, и что? Работает инженером, да он ни черта не понимает в программе, что прописано в его роботах, он просто жмет кнопки, а скоро и это будет не нужно. Ты видел новые автобусы? Там водитель только для видимости сидит, у нас появился первый ресторан без живого повара. Пап, это и есть будущее, – заявил Борис и потряс в воздухе своим смартфоном.
– Пусть так, но на кухню без него. И вообще, если бы ты там занимался делом, но ведь торчишь и переписываешься сам даже не зная с кем, ставишь сердечки, а все ради чего, кому это надо? Вспомни, еще тридцать лет назад философ Жан Бодрийяр писал, что быть подключенным к своей виртуальности на экране, куда важнее, чем ей обладать. Я на экране – следовательно, я существую. Состояние подключенности к собственному селфи есть доказательство жизни в мире победившего образа. И доказывать это приходится регулярно.
– Я ничего не доказываю, – обидевшись, сказал Борис и положил телефон на стол. – Видишь, он тут остается, я готов идти.
Но стоило телефону пиликнуть, сообщив, что кто-то ответил на его сообщение, как рука сына резко дернулась и схватила его.
2. Конфетка, которую надо развернуть
Евгений вскипел, с ним редко такое происходило, но струна терпения лопнула. Он схватил телефон сына, Борис, почуяв неладное, вырвал его из рук отца и уже хотел прочитать сообщение, но, не удержав равновесие, упал на пол. От ужаса он посмотрел на свой экран, в глазах появился злость.
– Ты разбил его! – прошипел Борис и дрожащими пальцами провел по треснутому экрану.
– Смотри, в кого превратился! Словно наркоман тянешься к нему, ты и пяти минут не можешь нормально прожить, чтобы не посмотреть в телефон. У тебя номофобия – это страх остаться без мобильного телефона или вдалеке от него.
– Ты разбил его…
– Тебе надо устроить цифровой детокс, это период времени, когда человек сознательно отказывается от использования смартфона, компьютеров, планшетов и других устройств с целью снятия стресса, погрузиться в реальное общение, творчество или работу.
– Ты разбил его…
Борис не слышал отца, он прижал телефон к груди и сжался, словно побитая собака.
– Извини, но я тебя просил его оставить. Дай мне его, и думаю, на этом пока все. Я жду!
Евгений забрал телефон и вышел из комнаты сына, теперь с ним бесполезно разговаривать.
– Я уже наложила, идемте кушать, – из кухни донесся голос Маргариты. – А где Борис?
– Злится, вот, – Евгений положил на стол телефон сына.
– Ты зря с ним так, это не наша молодость с записками. Ему сейчас и так тяжело, последний в год в школе, он не знает куда поступать.