В дозоре
Шрифт:
Больше всего он интересовался Испанией.
Старик задавал для виду несколько вопросов, качал головой, вздыхал и благодарил старшину за авторитетные разъяснения.
И уходил с газетой под мышкой на хутор, к своим пчелам, к саду, к своим сетям, к своему хозяйству.
Пограничники угощали любознательного рыбака душистой кременчугской махоркой, а когда наступала ночь, следили за его жильем.
В тревоге и ожиданиях прошло десять дней. На одиннадцатую ночь дозоры донесли Скворцову, что лампа снова засветилась в доме старого рыбака. Но на этот раз старик не фокусничал с огнем,
Что заставило старика дольше всех жечь керосин?
Усилив наблюдение за берегом, Скворцов решил лично наблюдать за подозрительной усадьбой. С наступлением темноты он пробрался с двумя бойцами к дому рыбака, укрылся за баней и стал ждать.
Старик имел обыкновение по нескольку раз в ночь выходить из дому. И каждый раз Скворцову казалось, что вот-вот они накроют хитрого рыбака, распутают загадочную историю с лампой.
Но старик, точно издеваясь над ними, кряхтя и охая, шел в сад поглядеть, не сбиты ли с яблонь яблоки. Потом брел на пасеку проведать пчел, заглядывал в огород. Сорвав огурчик, шел к амбару, проверял замки и, почесав бока, уходил в избу. Никто к старику не приходил. А лампа попрежнему светилась целые ночи напролет в окне старика.
Скворцов был в недоумении: что такое? Неужели старик дурачит пограничников. Пронюхав о дозорах, он умышленно шатается по саду. Смотрите, мол, товарищи дозорные, какой я заботливый, чистый. Кроме как о яблонях, о пчелках, об амбаре, ни о чем не думаю. Но Скворцов сейчас же гнал эти мысли. Чепуха! Старик не мог знать, что за ним следят.
Скворцова заинтересовало одно странное обстоятельство.
В дни, когда на участке заставы было спокойно, лампа в доме рыбака всю ночь мирно горела на подоконнике, но стоило только снять с западной стороны озера посты, как лампа начинала мигать. Так же мигала она и в бурю, в дождь, когда волновалось озеро.
Скворцов решил, что старик, орудуя лампой, давал знать своим сообщникам, что западная сторона озера готова к приему гостей.
Оставалось только проверить основательность такого вывода.
В один из дождливых дней Скворцов поднял по тревоге бойцов заставы, снял с западной стороны озера посты и бросил все силы в тыл, будто бы на поимку нарушителя.
Причем делал все это он подчеркнуто торопливо, давая понять, что он принужден оголить кое-какие посты.
Дорога проходила невдалеке от хутора, и Скворцов был убежден, что его действия не ускользнут от пытливого старика.
В трех километрах от деревни Скворцов остановил отряд. Двух бойцов он послал к хутору рыбака, а с остальными направился на западный берег озера, где и разбросал по укромным местам людей.
После двенадцати часов ночи в окне старика затанцовали огоньки. На противоположном берегу вспыхнул ответный огонек, дрожал в темени несколько секунд и погас.
Старик привернул лампу и вышел из дома. Прошел в сад, осмотрел яблони, пасеку, проверил в амбаре замки и, закутавшись в армяк, покрался вдоль озера. Дошел до выступа скалы, поросшей мхом, и спрятался в одной из ниш.
Из опустившейся на озеро туманной завесы бесшумно вынырнула легкая лодка. Неслышно прорезав озеро, она мягко толкнулась о берег. Из лодки выскочили трое рослых людей в майках и с небольшими мешками за плечами.
Они оттащили лодку в густые камыши, потопили ее и вышли на берег.
Старик показался из убежища, поздоровался с неизвестными и торопливо повел их в лес. Там они оделись. Через полчаса старик и трое неизвестных уже входили на хутор.
Ламповый код старого рыбака был расшифрован. Теперь Скворцов знал, отчего все эти ночи лампа спокойно горела в окне старика. Это означало, что переправляться на советский берег нельзя, он охраняется. И заплясала она лишь тогда, когда был оголен западный берег.
Фокусничая лампой, старик как бы говорил своим сообщникам: «Путь на советский берег открыт. Милости просим». Безобидная лампа в его руках была своего рода семафором.
Но что делать с гребцами, со стариком, с затопленной лодкой? Что он, лейтенант, должен предпринять теперь, когда старый шпион, хозяин явочной квартиры, и трое заграничных молодцов в его руках?
Скворцов выкуривал одну папиросу за другой, обдумывая положение.
Арестовать старика — это значило раньше времени разорить явочную квартиру. Пусть иностранная разведка, ничего не подозревая, до поры до времени засылает через озеро молодцов в майках, пусть диверсанты слетаются, как шмели на коровий след, в дом рыбака, — задерживать пограничники их будут в другом месте.
Старик долго кормить иностранных нахлебников не будет, торчать они у него будут самое большое день-два, а потом он их сплавит другому проводнику, а сам вернется как ни в чем не бывало домой, будет ловить рыбку, будет читать газеты и ходить со святой миной на заставу.
— Какой гнус! — выругался Скворцов.
Скворцов решил, что даст возможность старику отвести разведчиков от хутора, а потом их задержит. Но так задержит, что старый рыбак об этом ничего не узнает.
Пусть до поры до времени отдыхает в озере лодка. Молодцы в майках не зря утопили ее. Они, видимо, еще собираются покататься по озеру, вернуться тем же способом обратно. Ну что ж!
Лейтенант Скворцов улыбнулся, покосился на озеро и взялся за телефонную трубку.
Загадочные огоньки беспокоили не одного его, и он не мог удержаться, чтобы не сообщить об удачной развязке коменданту участка, а заодно и поделиться с ним на этот счет своими соображениями.
Утро застало старика с сыном на озере. Рыбу он ловил около скалы, где накануне ждал неизвестных и где была потоплена лодка.
«Место негодяй примечал. Узнавал, цела ли лодка», отметил про себя Скворцов.
К концу дня старый рыбак сдал в кооператив рыбу, зашел в избу-читальню, потом, внезапно почувствовав озноб в теле, зашел на заставу к лекпому.
— За порошками пришел, товарищ лейтенант, — доложил старшина, — говорит, на озере простудился.
Глядя из окна кабинета на сгорбившегося рыбака, Скворцов долго следил за ним, удивляясь его выдержке и хладнокровию.