В двух годах от Земли
Шрифт:
– Энн, а известно, что там сейчас на Земле? – спросил он вдруг. – Когда был последний сигнал от них?
ИИ не ответил. Михаил оглянулся: в грузовом отсеке не было ни камер, ни передатчиков.
– Видимо Энн здесь не работает, – вздохнул он. В легкие поступил воздух с минимально достаточным содержанием кислорода, как всегда бывает на космических кораблях. Ладно, потом спросит. Но внутри защемило. Неужели он больше никогда не увидит Землю? Не подышит лесным воздухом?
– Ты понимаешь, что там, на Платоне, может ничего
– Думаю, нас об этом предупреждали, когда мы подписались на миссию, – ответил Михаил.
– Или не предупреждали, – все так же тихо произнес Канав. – Может, поэтому мы и не помним, как сюда попали?
Михаил вздрогнул. Да, в этой мысли было здравое зерно. Может, действительно, никто их и не спрашивал? Готовили к обычному запуску в космос, а потом бац – ввели что-то и поместили в капсулу для сна, чтобы они ничего не помнили. В последние годы была очень популярна у психотерапевтов технология стирания неприятных воспоминаний. Специальные вещества блокировали отдельные клетки мозга, в которых хранилась информация о травме. Такими пользовался его отец, когда мать умерла. А вот он не стал, хотел сохранить воспоминания обо всем, что с ней было, даже когда болезни совсем ее измучили… Если им ввели такое, то надежды на самостоятельное восстановление в ближайшие несколько лет нет, хоть ИИ и пытается объяснить провалы адаптацией после долгого перелета.
– Да даже если мы и не сами согласились, – ответил Михаил, – сейчас ничего уже не изменишь. Миссия у нас хорошая – спасти человечество. Надо ее выполнить. Мне кажется, я и добровольно бы полетел.
– Да, хорошая, – кивнул Канав. – Но я предпочел бы вспомнить, как на нее записался.
***
– Нашли, – Михаил торжественно протянул коллегам открытый ящик, в котором среди прочего лежали молоток, клещи, пассатижи, ножовка и даже такой желанный лом.
Эндрю (так звали американца), оторвался от экрана компьютера и посмотрел на Михаила с Канавом.
– Вы уверены, что стоит ломать? – только и спросил он.
– Там тишина, – ответила Джия. Китаянка стояла возле закрытой капсулы. – Я пыталась достучаться, докричаться, но либо она крепко спит, либо…
– Она? – переспросил Михаил.
– Да, – ответил Эндрю, – я посмотрел список, у нас тут девушка – Соня Вайс.
– Тем более, откладывать нельзя, – Михаил решительно подошел к капсуле вместе с индийцем. Приложив лом к едва заметной борозде, он попытался согнуть металл. Как хорошо, что в капсулах использовались такие легкие сплавы с пластиком. Канав, встав рядом, ударил по боковушке молотком. Михаил почувствовал исходящую от него злость, да он и сам, давя на капсулу ломом, ловил себя на том, что хочет просто что-то разнести в этом проклятом корабле, про который он ничего не помнит. Может, если он сделает это, то проснется? У себя дома, на Земле… Но нет же, нет! Корабль не рассыпался на мелкие кусочки, как бывает перед пробуждением, а мышцы чувствовали болезненное напряжение от попытки разъединить капсулу. Кажется, не будь внутри человека, Михаил и Канав просто разбили бы этот саркофаг вдребезги.
– Стоп, – закричала Джия. – Кажется, там уже есть щель.
И вправду, металл поддался, видимо, они попали по электронному замку и разомкнули его. Схватившись с двух сторон, Михаил с Канавом потянули крышку наверх. Михаил инстинктивно зажмурил глаза, но нет – ничего страшного внутри не оказалось. Молодая светловолосая женщина, в облегающей майке и таких же обтягивающих спортивного типа брюках – то есть одетая так же, как и они сами.
– Соня, – потеребила девушку Джия. – Ты спишь?
Рука скользнула по шее и замерла, три пальца пытались нащупать артерию, китаянка напряженно то ли вслушивалась, то ли надеялась почувствовать хоть малейшие признаки движения в кровеносном сосуде. Следующие секунды тишину нарушало лишь напряженное дыхание. Не выдержал и Канав, положив пальцы на запястье девушки. По их лицам Михаил все понял, прежде чем Джия произнесла:
– Пульса нет. Она мертва.
– Среди нас есть врач? – воскликнул Михаил. – Может, мы еще что-то получится сделать?
Признаться честно, его волновала не столько судьба незнакомой девушки, сколько боязнь признать, что что-то идет не так и, вероятнее всего, один сбой повлечет за собой и другие.
– Она и была врачом, и нашим капитаном, – вздохнул Эндрю, наконец, подойдя к ним. – Так указано в досье команды.
Михаил подскочил к Соне, даже не успев произнести вслух «искусственное дыхание». Опять сработал инстинкт. Руки легли на грудную клетку, а в голове зашумело: «Вместе весело шагать по просторам». Песне уже более полутора веков, но ее до сих пор в России включали на курсах первой помощи: два нажатия – дыхание «рот в рот» – «спой-нам-Пес-ню-пере-Пел-ка-пере-Пе-лочка». Губы были холодными, под пальцами не было никакого ответа – «раз-сло-Веч-ко-двасло-Веч-ко-будет-Пе…»
– Отпусти, ее нет больше, – Канав попытался его успокоить. Михаил резко выдохнул, подавляя желание заорать. Нервы сдали. Почему он ведет себя как истеричка? Все же вокруг спокойные… Хотя вот китаянка смахнула слезу.
Джия нагнулась к девушке и жестом попросила Канава помочь перевернуть тело. Приподняла футболку сзади, спереди осматривать не стала, будто стыдясь обнажать грудь. Со спины было видно, что лифчика на Соне не было. Джия попыталась приспустить ее брюки, но индиец ее остановил.
– Послушай, кажется, это не очень хорошо, что ты сейчас ее раздеваешь. Ты что, врач? Что ты хочешь там увидеть?
– Я биолог. Вскрытие, конечно, делала только животным в институте, но кое-что тоже знаю. Достать бы медицинские инструменты…
Конец ознакомительного фрагмента.