В джунглях
Шрифт:
Эти птицы весной издают совсем особые звуки. Они долбят дерево клювами, добывая себе пропитание, круглый год, не считая брачного сезона. Но весной дятлы стучат совсем не для этого. Они так влюблены, что забывают о еде, и стучат весной чаще, чем в другое время. У бедняжек нет голоса, чтобы петь любовные песни, и, завлекая своих подруг, они долбят самое твердое дерево. Говорят, что и ночью, если луна светит ярко, они и во сне бьют клювом по дереву. Скажите, разве это не странный способ ухаживания? Я указал на них Бахадуру, который теперь всем живо интересовался.
Пройдя мимо дятла, мы вышли к озеру, которое было все усеяно бутонами лотоса. Там мы услышали какой-то звук, который был громче всех остальных. Он не походил на жужжание пчел. В это время года нет озера без лотоса, нет лотоса без пьянящего запаха, нет запаха, который не привлекал бы к себе пчел, и нет пчел, которые бы не жужжали. Но звук, который привлек нас, скорее напоминал трение травы о шкуру тигра и доносился откуда-то сверху. Вот он стал медленно снижаться и раздался у воды, прямо под нами. Оказывается, это бекас играл со своей подругой. Ветер шевелил его перья, извлекая из них какую-то странную мелодию. Бахадур был в восторге.
Удовлетворив любопытство, которое будили в нем необыкновенные звуки, он обратил внимание на обычные весенние шумы. Слышался голос кукушки, которая гадала, в чье же гнездо отложить яйца на этот раз. Пел соловей, умолкая лишь для того, чтобы поживиться насекомыми.
Вдруг раздался жалобный крик оленя: «Хаккар, хак-кар, хаккар!» Это произвело на Бахадура такое впечатление, что Аджит решил посмотреть, какая же беда приключилась с оленем. Сперва мы не спешили, думая, что ничего страшного нет, так как олени имеют обыкновение иногда шуметь без причины. Но уже через несколько секунд сильный запах страха ударил нам в ноздри и заставил поторопиться. Что же случилось? Мы шли быстро, но бесшумно. Даже трава, по которой мы ступали, тотчас же выпрямлялась — так легка была наша поступь. Тем временем крик оленя перешел в душераздирающий вопль. К счастью, мы были уже близко. Олень стоял на прогалине, и глаза его были уставлены в одну точку, спина изогнулась от страха, а из горла вылетали жалобные стоны. У нас, слонов, не очень хорошее зрение. Поэтому мы не стали вглядываться в траву, а подошли ближе. И хотя запах страха становился все сильнее, нам казалось, что никакой опасности нет. Но тут у самых наших ног сверкнула черная молния. Мы замерли на месте — перед нами была огромная змея со сверкающими холодным блеском глазами. Вот она метнулась вперед, но, к счастью, не обвилась вокруг своей жертвы, а упала рядом с ней на землю. Она промахнулась. Сверкая и искрясь на солнце, питон изготовился для второго броска. Но олень уже обратился в бегство, ему теперь не страшны были и десять питонов — он преодолел магическую власть страха. Через мгновение он был уже недосягаем.
Мы тоже ушли с прогалины, так как едва не задохнулись от едкого запаха страха. К тому же глядеть на разъяренную змею было мало приятно.
Когда мы очутились в безопасном месте, Бахадур засыпал меня вопросами, и я объяснил ему, отчего змея упустила добычу. Мы наткнулись на нее неожиданно, и Бахадур, сам того не подозревая, прошел между питоном и его жертвой. Защищая малыша, Аджит и я стали справа и слева от него. Змея перевела свой взгляд на нас, и олень освободился от его гипнотического воздействия. Так бывает всегда, если хищник хоть на миг перестанет глядеть в глаза жертве. Олень с трудом поднял голову и взглянул на нас. Это как бы порвало цепь, приковывавшую его к месту, и он сдвинулся на шаг вправо. Питон, чувствуя, что олень вновь обретает волю, бросился на него и… промахнулся. Благодаря счастливой случайности мы подоспели вовремя и разрушили магическую силу его взгляда, сковавшего тело оленя.
Спрашивается, имели ли мы право лишить питона его законного обеда? Я объяснил Бахадуру, что, не будь его с нами, мы не остановились бы, а пошли дальше своей дорогой. Старые слоны так привыкают к шумам, что не интересуются их причинами. Кроме того, всякому понятно, что змея после зимней спячки должна утолить голод. Поэтому мы не стали бы защищать от нее оленя. Карать змей за кровожадность — дело лесных богов. А если змеи не достигли того же уровня совершенства, что слоны, — ничего не поделаешь, и мы помогаем спастись лишь тем их жертвам, которые по воле случая попадаются на нашем пути. Вот и все, что мы можем сделать.
Больше в тот день у нас не было никаких приключений. Но и этого нам показалось достаточно, и мы решили попастись немного на берегу озера, а потом вернуться к своим. Чтобы Бахадур лучше усвоил урок дня, я повторил ему: «Страх убивает зверя задолго до того, как хищник кидается на него. Никогда ничего не бойся, сын мой. Обычно у оленя слабый запах. Но когда он испуган, то издает настоящее зловоние, совсем как тухлое мясо; этот запах можно узнать издалека».
ГЛАВА XIV
Бахадур рассказывает о себе
«Повинуясь тебе, отец мой, я расскажу о том, что произошло, когда мы трое — мать, Аджит и я — отстали от своих. Это было неожиданно и страшно.
Ты помнишь, мы шли навстречу ревущему ветру в самом хвосте стада. До нас почти не доносились голоса передних слонов, сами мы трубили что было сил, ню все заглушала буря, и в шести шагах ничего уже не было слышно. Ветер так и бесился, он смешал все запахи. С деревьев то и дело сыпались сломанные ветки, застилая все впереди. Я еле поспевал за другими на своих коротких ногах, и мать с Аджитом, охраняя меня, тоже отставали. Не знаю, отец, почему передние ни разу не оглянулись! Видно, они изо всех сил боролись с ветром, и не заметили, как мы остались далеко позади.
На беду впереди свалился огромный платан, на котором прятались обезьяны. Они подняли переполох и надолго задержали нас. Я был просто потрясен. Представь себе, дерево толщиной со старого слона и высотой чуть ли не до самых звезд падает вместе с множеством перепуганных, орущих обезьян у самых твоих ног — как тут было не свернуть в сторону? Не удивительно, что мы сбились с пути.
Едва мы пришли в себя, как начался лесной пожар. Как это случилось? Должно быть, ветка упавшего платана терлась о стволы бамбука и загорелась от трения. Конечно, точная причина пожара нам не известна, но мы твердо знаем одно: бамбук часто загорается после того, как на него падает дерево.
Мы побежали, спасаясь от огня, и страх завел нас еще дальше в сторону от того пути, по которому шли все слоны. Мы мчались в ужасе, не разбирая дороги, и в конце концов снова вернулись к огню.
Но нет, мама поправляет меня. Да, ты права, мама, это ветер раздул огонь широкой полосой. Страх наш дошел до предела, и тут со всех сторон стали сбегаться всякие звери. Тигры, олени, леопарды, буйволы, волки жались к нам, надеясь, что мы спасем их от беды. Но увы! Вместо этого мы только кружили на месте.
То был страх! Я понял это и, твердо решив разорвать его кольцо, остановился. Пелена страха начала спадать с моих глаз, как убегает тьма среди бела дня, стоит только поднять веки. Теперь мне было ясно, что происходило с нами. Не теряя ни секунды, я громко затрубил, призывая тебя, отец. Я звал вожака, он один мог привести к нам на помощь все стадо. Ух, как я кричал! Голос мой звучал все пронзительнее. Наконец он достиг нужной высоты — так мы кричим, когда в беде зовем вожака.
Но вот голос мой сорвался. Я не мог больше трубить, зато магическая власть страха совсем исчезла. Теперь все мы стояли на месте и ждали до тех пор, пока не услышали твой громкий клич, отец. Хотя мы были окружены огнем, хотя в той стороне, откуда донесся твой голос, все было застлано густым дымом, мы настолько оправились, что без страха пошли сквозь него. Дым душил и ослеплял нас. Но мы слышали твой призыв и шли вперед. Огонь и дым больше не пугали нас.