В глубине Великого Кристалла. Помоги мне в пути
Шрифт:
– Вы проницательны… – В глазах Генриетты Глебовны зажглись насмешливые точки. – Но в таком случае позвольте быть проницательной и мне: вы сходите у Старого моста и хотите выполнить роль мальчика?
– Вы не ошиблись, – светски улыбнулся я. Но ощутил вдруг глухое волнение. Словно темная вода колыхнулась в глубоком колодце… Неужели все это происходит на самом деле?
– Очень мило с вашей стороны. Однако чему я обязана такой любезностью? – Генриетта Глебовна глянула пристально.
Я передохнул.
– Совпадением… Почти полсотни лет назад
– Но тогда вы были, наверно, ребенком!
– Да, стриженный под «полубокс» мальчик в ковбойке и сандаликах… Мальчик в те дни открыл дорогу в Овражки и очень любил бывать там… И вот в вагон вошла дама с сундучком и в тех же выражениях, что и сегодня, напомнила мальчику о правилах хорошего тона. Мальчик стал выбираться с сиденья, зацепился за сундук…
– …и порвал брюки.
– Я был в заграничных замшевых штанишках и до крови расцарапал ногу. Это вас… то есть даму очень расстроило. Она уговорила мальчика сойти у Старого моста и отправиться к ней домой для «мазанья йодом и бинтования». Мальчик согласился (исключительно, чтобы не выглядеть трусом) и по дороге помог тащить сундучок.
– Он не тяжелый, пустой… Я возила его в мастерскую, потому что испортилась музыка в замке.
– В тот раз вы сказали так же!
– Гм… Но, полагаю, выглядела я тогда несколько иначе?
– Полагаю, что да, – в тон ответил я. – Но… для десятилетнего мальчишки все взрослые, кому за двадцать, кажутся пожилыми.
– Увы, мне было тогда уже за тридцать.
«Тем более!» – чуть не брякнул я. Но осторожно сказал о другом:
– Тем более что я не настаиваю. Как принято говорить, «может, мальчика-то и не было…». Не исключено, что все это – плод моего воображения. Или выкрутасы отраженного мира…
Она не удивилась. Кивнула снисходительно:
– Возможно, что и так… По крайней мере, я не помню такого эпизода…
– А я помню отчетливо. Вернее, представляю… Как мы пили чай с маленькими рогаликами, как потом я еще несколько раз забегал к вам в гости на Пустырную улицу… Вы ведь жили тогда на Пустырной?
– Признаться, и сейчас живу…
Мы вышли на станции, похожей на дачный павильончик. По замшелому каменному мосту перешли бурливую речку Окуневку – она виляла среди зеленых откосов. И зашагали по улице Тележной мимо палисадников, двухэтажных контор и кирпичной аркады торговых рядов прошлого века. Сейчас под арками ютились фанерные киоски и овощные прилавки.
Было, как и дома, тепло и солнечно. Яблони не попадались, но зацветала сирень. Я нес на плече плащ, в левой руке – свой «сидор», а в правой – сундучок. Держал его за медную витую ручку, приклепанную к горбатой крышке. Сундучок и правда был нетяжелый.
Генриетта Глебовна шагала рядом с сундучком. Глянула на меня и заметила:
– Вы идете уверенно. Видимо, и правда помните дорогу.
– Я многое помню… Например, вашу лампу со стеклянным зеленым шаром. И картину, на которой мальчик тянется к сундучку… похожему на этот.
– С ума сойти…
– А картина цела?
– Да… Но… Откуда вы все это знаете? Мне даже страшно, – заявила она. Впрочем, без всякого страха. В голосе ее мягко перекатывались граненые камушки. – Я начинаю подозревать…
– …уж не злодей ли я, не рэкетир ли какой-нибудь или, может, домушник, пожелавший втереться в доверие?
– Увы…
– Нет, Генриетта Глебовна, у меня другая профессия. Хотя, по мнению некоторых, не менее романтичная и прибыльная.
– Какая же… э… Простите, ваше имя-отчество?
– Игорь Петрович.
– Игорь Петрович и…
– Решилов, – вздохнул я.
Тут она по-настоящему засмущалась:
– Простите, а… возможно, это совпадение, но… последний номер журнала «Огни», там портрет и…
– Да, Генриетта Глебовна, да, – обреченно сказал я. Потому что куда деваться…
– Как замечательно! – Она даже зарумянилась. – Ваши «Лунные эскадроны» у меня на полке. Я их читала пять раз…
Ох как не хотелось мне об этом.
– Бог с ними, с «Эскадронами». Давняя вещь…
– А сейчас? Тоже над чем-нибудь работаете?
Фу ты, умная вроде бы женщина, а как обалделая девица на конференции «Встреча с писателем». Неужели даже здесь от этого не уйдешь?
– Сейчас вот не работаю, как видите. Путешествую…
– Память детства, так сказать, да?.. Еще один источник вдохновения?
– Будем считать, что так, – буркнул я.
Она, кажется, застыдилась своей дурацкой умиленности. Сказала уже по-иному, пряча за суховатостью смущение:
– Но, увы, я все-таки не могу припомнить ваших детских визитов…
– Я ведь и говорю: самому кажется иногда, что я в детстве просто придумал ваш городок… Мне нравилось бывать здесь, потому что столько загадок… И еще потому, что мальчишки тут никогда не приставали, не дразнились. На любой улице брали в игру как своего. Один раз я заигрался допоздна, и вы оставили меня ночевать. И сами позвонили маме, чтобы не волновалась…
– Да? Возможно… Видите ли, я уже в то время сдавала комнаты приезжим, и у меня перебывало столько людей. И взрослых, и детей… А память в мои годы, сами понимаете…
– Ну, какие наши годы, – сказал я глупо и галантно.
– Ах, Игорь Петрович, вы не учитываете разницу…
– А сейчас вы не сдаете комнаты? – напрямик спросил я.
– Гм… изредка. Через турбюро. Если скромное домашнее жилье вы предпочитаете гостиничному люксу…
– Предпочитаю, – вздохнул я. – Весьма…
Глава 2. Улица Пустырная
1. Тетушкин секрет
Генриетта Глебовна Барнаво (такая вот у нее фамилия) всю жизнь проработала акушеркой и была знаменита в своем городке Овражки. Даже когда она стала пенсионеркой, ее часто приглашали помогать и консультировать при трудных родах. Это я узнал от нее, когда мы шагали к дому.