В глухом углу
Шрифт:
— А вы имеете строительную специальность? И вообще — комсомолка?
— Нет не комсомолка. То есть была — два года назад… Но мне говорили, что и беспартийной молодежи дают путевки, если характеристики в порядке. — Она рылась в сумочке. — У меня заведующий подписал, комсорг, профорг, я вам покажу…
— Да нет, вы не поняли. Строительная специальность есть?
— Как вам сказать? Я строителей знаю… Я официантка в строительной столовой. У нас все бывают — бульдозеристы, крановщики, штукатуры… Но так, чтобы сама — нет, не приходилось…
— Не подходите! Берем одних строительных рабочих. Она
— Почему только строителей? А разве строители не едят? Я могу и поваром. Нет, в самом деле, неужели нельзя?
Теперь она обращалась больше к Дмитрию, чем к колымчанину, она уловила в глазах Дмитрия сочувствие. Но Дмитрий смотрел уже не на нее, а в окно.
— Человек добровольно уезжает из Москвы в дикие края, чтоб помочь, а ему не дают! — сказала девушка. — Куда это годится? Я буду жаловаться в райком партии, вот увидите.
Никто ей не ответил. Она вышла, хлопнула дверью. В приемной околачивались Георгий с братом, она гневно отвернулась от них.
Георгий, однако, не принадлежал к, тем, кто пугается сердитого выражения девичьих лиц.
— Жуткая деваха, — сказал он брату с уважением. — Схватил, какие модные глаза носит? Салатно-зеленые, ресницы, как проволоки. Никогда не видел таких хорошо сработанных глаз. Фигура тоже красноречивая — все на месте, что требуется. Похоже, ее выставили по первому разряду. Может, поедет с нами? Рискнем поговорить?
— Рискнем, — согласился на все готовый брат.
— Простите, конечно, за нахальство, — начал Георгий, подойдя к девушке. — Мы с братом интересуемся, что могло огорчить такую приятную особу? Сами завербовались в Рудный, ну, если требуется всяческое содействие!.. Разрешите познакомиться — Георгий, брат — Сашок…
— Я — Вера, — ответила девушка, немного отходя. — Противный народ вербовщики! Не берут без строительной специальности. А мне надоело в Москве, честное слово! Другие же едут, почему мне нельзя?
— Правильно! Глупо всю жизнь в Москве. У нас с Сашком тоже… Кругом асфальт, а жизнь по кочкам и колдобинкам… А что не берут — вздор! Там молодой сидит, заметили? — Она кивнула головой. — Ему до зарезу нужны каменщики и штукатуры. Самая дефицитная специальность.
— Ну, что — в штукатуры!..
— Да вы только запишитесь! Придем, разберемся, что к чему. Главное — убедить.
Они еще долго шептались в углу. А когда Дмитрий, затосковав за пустым столом, опять появился в приемной, Вера направилась к нему. Она так радостно заулыбалась, словно он шел к ней на свидание.
— Я хочу с вами поговорить — можно? — пропела она нежным голосом и вспыхнула. Дмитрий, польщенный, смущением девушки, снисходительно ждал продолжения, хотя догадывался, о чем пойдёт речь. — Возьмите меня — мечтаю к вам!
Дмитрий разъяснил, что с удовольствием бы принял такую интересную девушку, тем более — у них все больше парни. Но ему нужны строители, а не официанты. Нет, она понимает? Люди, которые возводят стены, обтесывают бревна.
— Поверьте, лучше меня не найдете! — воскликнула она. — Разве я отказываюсь штукатурить? Только научите!
Он, однако, был не так прост, как ей показалось.
— Хорошо, я вас возьму! Но в заявлении вы укажете, что хотите учиться на строителя.
Это было не совсем то, чего Вера хотела, но спорить она побоялась.
Минут через двадцать, довольная, она выскочила из комнаты вербовщиков и побежала к выходу. Здесь ее поджидали братья Внуковы. Они без объяснений поняли, что все благополучно.
— Что я вам говорил! — воскликнул Георгий. — Пробойная штука — обещание! Пообещать не трудно, а на людей действует. Теперь, Верочка, нужно отпраздновать знакомство и путевочку!
Она отнекивалась. Нет, как-нибудь в другой раз. Тем более, что пока нет главного — путевки. Говорят, на комиссии задают трудные вопросы…
— Чепуха — трудные вопросы! У них план вербовки, надо же его выполнить! Видали плакаты: «Москва помогает стройкам коммунизма!» Идемте, Верочка, у Сашка в горле пересохло — просит человек сто грамм живительного. Мы ведь не что-нибудь, а культурно — отобедать!
6
После того, как схлынула первая толпа вербующихся, у всех столов установилась тишина. Вербовщики перебелили списки принятых, закусили в буфете, ждали новеньких. Появлялись поодиночке, то парни, то девушки, один раз показалась семья — муж, жена, двое подростков-детей. Им разъяснили, что тут происходит комсомольский набор, для остальных существует свой порядок найма — через отделы кадров. Семья удалилась рассерженная.
В это время Светлана прибежала со справкой. Комендант институтского общежития свидетельствовал, что в его доме временно поселена иногородняя Светлана Белицкая, приехавшая для поступления в институт. Московской прописки документ заменить не мог, но объяснял законность появления Светланы в московском райкоме. Здесь ее ждала новая неожиданность.
— Секретарь у себя, — сказала Валя. — Можно пойти. Только, знаешь, я раздумала ехать в Норильск. Поедем лучше в Рудный.
Светлана, возмущенная, потребовала объяснений, но Валя путалась и ничего толком не объяснила. Ее страшили пурга и Северное сияние, и уже не так привлекал институт, все равно год они потеряли, это видно по всему. Светлана подтащила подругу к щиту и ткнула на фотографию барака, даже слепым было видно, что жить в таком сарае немыслимо — теснота, глушь, дикая река, дикая тайга и небо какое-то хмурое и неприбранное, совсем не ясное, каким ему следует быть. Но Валю не пугала теснота, земля была как земля, не хуже, чем в других местах, а к небу она равнодушна, ей всякое подходит.
Тогда Светлана догадалась, что произошло в ее отсутствие.
— Это все тот волосатик наплел! Увидел, что меня нет, и подобрался! Не спорь, не хочу ничего слушать! Слышишь, не смей оправдываться!
Валя молчала. Светлана заговорила еще горячей.
— Я еду в Норильск, так и знай! Я не из тех, кого первый попавшийся проходимец сражает ласковым взглядом.
— Как хочешь, Светочка, — сказала Валя. — Я поеду в Рудный.
Светлана от ожесточения заплакала, не стесняясь людей. Она всхлипывала, вытирала глаза, отворачивалась от подруги. Еще несколько минут она надеялась, что на Валю подействуют ее слезы. Но та была грустна и молчалива, она всегда бывала такой, когда шла против воли друзей. Светлана успела уже узнать — в эти минуты ее ничем не переубедить. Она сердито схватила ее за руку.