В году 1238 от Рождества Христова
Шрифт:
В этот поход Бурундай взял с собой сотника Алтана с несколькими уцелевшими воинами из отряда Мансура. Они должны были исполнять обязанности проводников. Бурундай понимал, что перемещение такого большого войска вряд ли останется незамеченным, но делал все, чтобы продвигаться как можно более скрытно. Но когда тумен дошел до места засады, где была уничтожена большая часть отряда Мансура… Здесь уже о маскировки пришлось забыть, так как надо было собирать застывшие в таявшем снегу и частично объеденные зверьем трупы. Их сложили прямо на дороге и сделали погребальный костер. Воины смотрели на костер и клялись жестоко отомстить орысам. Понимая, что Милован уже наверняка знает о приближении
– Вход в селение перегораживает деревянная стена из толстых бревен. В стене ворота. Но даже если выбить эти ворота тараном, конным там не пройти, сразу за воротами деревья навалены. Обойти стену нельзя, в лесу снег глубокий, лошадям по грудь. Пешим в лесу тоже трудно идти без дороги по снегу, в него легко попасть стрелой, а орысы метко стреляют из луков. И в снегу они не проваливаются, а очень быстро бегают на деревянных палках загнутых спереди, – Алтан говорил, словно оправдывался, обнародуя причины по которым Мансур, а потом и он были здесь разгромлены.
– В обход ходили? – спросил Бурундай, глядя на кусок выделанной кожи, на которой Алтан нарисовал примерный план села и его окрестностей.
– Да, Мансур посылал сотни в обход и справа и слева по дорогам. Справа оказалось непроходимое болото, а те кто влево пошли уперлись в овраг, дно которого орысы утыкали кольями и наставили капканов, а сами с другой стороны оврага засели с луками. Здесь тоже людей потеряли и назад вернулись, – Алтан показал на плане и этот неудачный маневр.
– Так-так… и еще ты говорил, что от горящих стрел орысские дома так и не загорелись?
– Нет, не загорелись… На крышах снег лежал, а там где его не было солома сырой наверное оказалась. Чтобы те дома зажечь, надо не горящими стрелами стрелять, а к самим домам с факелом подойти.
– А почему не подошли и не подожгли? – с явной издевкой спросил Бурундай.
– Так не смогли. В обход не прошли, в лоб тоже, людей много положили, и орысов много оказалось, больше чем мы думали. Это сейчас у нас целый тумен. Если ворота разобьем, деревья за ними раскидаем да на конях ворвемся, – теперь Алтан явно намекал, что было бы у нас людей как у тебя в тумене, то и мы бы тут справились.
– Зачем в лоб? Опять много своих воинов положим. И так вы с Мансуром уже сколько их загубили…
У Бурундая уже родился план предстоящего боя, но Алтана в него посвящать он не собирался. Одно дело учить молодого и способного ученика. А учить сорокалетнего сотника, который уже больше половины своей жизни провел в походах и сражениях, но так и не проявил полководческого дарования, а сотню получил не за умелое командования, а «за выслугу лет»… Нет, учить такого дело бесперспективное. Когда-то и Бурундая, тогда еще совсем молодого сотника заметил и стал продвигать сам Субудэй-богатур. Но сейчас Субудэю уже семьдесят лет, он слишком стар, чтобы самому командовать туменами, преодолевать верхом многоверстные переходы. Потому умный Субудэй заранее подготовил Бурундая, увидя в нем достойного преемника. К тому же хоть Субудэй и чистокровный монгол, но тоже не потомственный найон, он всего лишь сын кузнеца. Найоном его сделал Чингисхан, по достоинству оценив его полководческие заслуги, причем найоном полноценным, дав ему во владение стада скота, ну и все что полагается найону, пастухов с их семьями, захваченных в походах рабов. И Бурундай хотел стать таким же как Субудэй, что бы и его наградили, возвели в полноценные найоны.
И все вроде бы к тому шло, да вот беда, невзлюбил его сам Бату-хан. За что? Потому что он полукровка? Но в этом есть и свои преимущества: рядовые воины и монголы и кипчаки, все считают его своим. Потому они так верны и послушны ему, и готовы по его приказу не раздумывая
Бурундай, находясь еще относительно далеко от цели своего похода, уже утвердился в окончательном решении на предстоящую битву и отдавал приказы своим верным тысячникам и сотникам. Одному из них он ставил такую задачу:
– Ты подведешь свою тысячу вот сюда, здесь будет овраг с кольями и капканами. В этот овраг не ходите и штурмовать его не пытайтесь. Одну сотню спешиваешь и пусть прячась за деревьями завяжут перестрелку с орысами, стоящими на другом краю оврага. Еще одну сотню спешиваешь и разбив на четверки посылаешь по снегу в обход оврага. Старшим четверок строго-настрого запрети приходить на помощь тем четверкам, которые наткнутся на орысов. Кто наткнутся пусть вступают в бой, а следующим за ними четверкам в бой не вступать, а обойти это место и идти дальше к селению. Так, я думаю, самое малое с десяток четверок сумеет пройти. Мы же здесь на дороге начнем лобовой штурм, и почти все орысы будут защищать свою деревянную стену. В это время просочившиеся в село четверки должны зажечь дома орысов.
План Бурундая был прост. Увидев за своими спинами горящее село, защитники деревянной стены, в первую очередь смерды побегут тушить свои дома, спасать семьи и ослабят оборону стены и коназу с его немногочисленной дружиной на ней никак не удержаться и этот главный рубеж будет преодолен с небольшими потерями. Бурундай не верил, что противостоящему ему коназу удалось создать войско с крепкой дисциплиной. Он сам видел в битве на льду Сити насколько непрочно такого рода наспех собранное войско, как оно подвержено возникновению паники, при которой сразу покидает поле боя.
12
Известие, что татары жгут погребальный костер на месте засады у Рыжей Гривы, в Киверичи принес охотник, промышлявший в тем местах малую дичь. Минуло всего полторы недели после венчаний и прошедших затем свадебных пиров. Семейная жизнь, особенно у людей не относящихся к низшим сословиям, это чаще всего жизнь в удовольствие, конечно если супруги женятся по любви. Простолюдинки, что выходили замуж в тот же день, что и Голуба, не могли ей не завидовать, не столько тому, что она выходит за потомка племенных князей, а более конкретно и приземлено. Завидовали тому, что Голубе не надо через день после свадьбы уже встать ни свет, ни заря и бежать с деревянной бадьей доить корову, потом топить печь, готовить еду… угождать свекрови и прочей мужней родне. У Голубы не было ни свекрови, ни какой другой родни со стороны мужа, она пришла в княжий дом не просто хозяйкой, она пришла госпожой, даже со своими дворовыми девками.
В тот день, как и все дни после свадьбы, Милован с Голубой спали долго. Милован не привык так долго валяться в неге, да и к слишком для него мягкой перине, что в качестве приданного принесла с собой Голуба, не мог обвыкнуться. Тем не менее, он с удовольствием подчинялся своей молодой супруге, которая просто из озорства, не отпускала его из постели. Конечно, Милован мог настоять и встать как обычно спозаранок, но он, предчувствуя, что таким образом нежиться им с Голубой, возможно, придется недолго, и потому уступал, отдаваясь во власть любовных ласк. Когда князя позвали к прибежавшему с Рыжей Гривы охотнику, Голуба не сразу осознала надвигавшуюся опасность. Она продолжала томно-лениво потягиваться на перине, желая как можно скорей вновь ощущать тело любимого. Вернувшись из сеней в горницу, Милован тут же начал одевать бранное облачение. В опочивальню он зашел уже в доспехах только без оружия: