В городе Z

ГЛАВА ПЕРВАЯ: ПАРЕНЬ, ДОСТИГШИЙ СОЦИАЛЬНОГО ДНА

– Мы вас увольняем.

– В смысле увольняем?

Я критично посмотрел на серьезного толстенького дядьку, сидящего в кресле напротив. Его левый ус нервно подергивался.

– Извините, это можно понять двусмысленно? Вы ищите загадки и двойное дно?

– Но это же Макдак.

– А, вы думали, что наша сеть ресторанов, это

низ социальной лестницы, откуда уже некуда падать? Вы ошибаетесь, юноша, мы – процветающая организация, стебель, который уверенно взмывается ввысь, разрезая небеса, а вы – гниющий побег, который необходимо сейчас же отсечь, прижечь его, пока он не развился в отдельную сухую ветку, – закончив пафосную речь, усатый пригладил свое достояние, которое продолжало нервно подергиваться.

– Это не вы побег отрезаете, это я от вас побег совершаю… – я уныло вздохнул. Ладно, я правда думал, что дальше ну просто некуда падать. – Хорошо, мужики, растите, удачи вашему ни разу не гниющему стеблю, ищите себе молодых талантов, а я пойду своей дорогой.

«Общепитов еще много, потому вариантов я достаточно перепробую», – мысленно вздыхаю, после чего покидаю помещение.

***

Сигаретный дым стелился неровными облачками – ветер, чтоб его. С каждым шагом уменьшалась сигарета, а с ней и уменьшалась дорога до дома. Я нарочно шел медленно, чтобы как можно больше оттянуть возвращение в квартиру. Там теперь делать нечего и незачем, пока я не доберусь до очередной халтуры.

А мама в детстве советовала начать учиться.

Внимание привлекли какие-то мелодичные трели. Дальше по тротуару парочка гитаристов бодро напевалавсем известные песни, которым внимало несколько человек, застывших у музыкантов. Спустя пару песен люди уходили, но им на смену тут же приходили новые, заинтересовавшиеся песенками детства.

Я и сам остановился, чтобы послушать их.

Знакомая песня, подпевать я, конечно, не буду – душа в данный момент горланить не хочет.

Маленькая девочка, подбежав к гитаристам, сунула в футляр от гитары мятый полтинник и отбежала назад. Я с сожалением подумал, что кто-то сейчас заработал на половину пачки сигарет своим творчеством, а я даже не могу продержаться на работе дольше четырех месяцев.

Из соседнего окна вниз свалился прозрачный пакетик, набитый мусором. Я поднял задумчивый взгляд на небо.

Увольнение с работы, гитаристы, мусор, едва не упавший мне на голову.

Думаю, небо посылает мне знак.

***

Старая дверь открылась с протяжным скрипом. Мой главный элемент раскрытия, когда я возвращаюсь пьяным в три часа ночи, вот только есть один минус – меня никогда никто не ждет. Родители живут отдельно (да это скорее они от меня съехали, спасаясь бегством, чем я от них), девушки нет. Да и кто бы захотел встречаться с парнем, которого увольняют даже с Макдака…

Откинув черную куртку, которую уже начинало продувать холодным ветром, – на землю спускались холода – я прошел в гостиную. Рассеянно взглянул на балкон.

Точно, у меня ж там нычка была, спрятанная на самый черный день. Когда меня уволили с колл-центра, я подумал, что это еще не край, но теперь, когда меня забраковал Макдак, пожалуй, время наступило. Думаю, еще пара месяцев, и по моему внешнему виду со мной будут здороваться бомжи, принимая за своего.

Без особого желания я полез на балкон, заваленный всяким хламом. Добродушная старушка, которая мне почти за бесценок сдает это прекрасное место, предупредила, что балкон не разобран и там фиг пройдешь. Я тогда подумал, что это отличное место, чтобы закинуть туда пару тысяч на самый крайний уровень бедности.

На балконе было холодно. Отопление и так не особо радовало своим существованием, трубы предсмертно фырчали, но не пускали животворящее тепло, а балкон, кажется, вообще всем своим существованием шипел «зима близко» и не пускал ни капли плюсовой температуры на свою территорию.

Я несколько минут шарился по дальним углам СССРовского серванта, совсем забыв, куда я забросил свою последнюю надежду. Драгоценная металлическая банка приветливо загремела стуком монеток и шуршанием смятых купюр. Вытянув тайничок, я довольно улыбнулся.

Взгляд упал на корпус старой гитары, валявшейся на том же балконе. На ней осталась всего одна струна, еще две оборванные валялись на колках. На грифе было несколько наклеек, какие-то росписи маркером. Видимо, сын старушки в свое время увлекался игрой на гитаре.

Протянув руку, я легонько зацепил струну, которая издала печальное и нестройное «трунь!».

А ведь я когда-то играл на гитаре.

Хочу поиграть на гитаре.

Сказано-сделано, ноги сами собой понесли меня в музыкальный магазин. Импульсивность является моим отличительным, но далеко не самым адекватным качеством, потому что в момент подумав о чем-то, я могу загореться идеей, а потом сидеть с мыслью «ну и нахрена оно мне было надо?».

Скорее всего, с гитарой так и будет, но пока меня это не интересовало. Прибежав в магазин, до закрытия которого оставались считанные пятнадцать минут, я высыпал мелочь из банки и достал несколько шуршащих бумажек, посмотрел на удивленно поднявшую брови женщину за прилавком.

– Дайте мне струны гитарные, – я ожесточенно зажестикулировал руками, изображая для самых тупых гитару, взмахи длинными волосами и толпу фанатов вокруг кумира.

Женщина растерянно кивнула и протянула мне коробочку с драгоценными струнами. Я отсчитал точную их стоимость, плюс-минус пару монет (скорее минус, все-таки я гуманитарий) и кинул мелочь на прилавок.

– Вот, сдачи не надо, – благодарно кивнул ей и покинул помещение магазина.

***

На землю спускались сумерки. Зима приближалась, а потому темнело все раньше и раньше. В детстве я дождаться не мог момента, когда, наконец, весь мир станет одной полярной ночью, и не нужно будет просыпаться и вставать на учебу, потому что ночью не учатся. Сейчас бы помечтать о похожем с работой, но ночные смены в Макдаке быстро развеяли детскую мечту.