В империи все спокойно
Шрифт:
***
Боль была в каждой клеточке тела, разрывая его, отражаясь цветными пятнами в глазах, но даже она не была тем, что мучило его. К физической боли мастер-джедай был привычен благодаря непрерывным тренировкам и порой самоубийственным заданиям. При знании определенной техники боль можно заблокировать, игнорировать, забыть о ее существовании, но как забыть боль душевную. Он проиграл, не выполнил обещания, не сберег то, что доверили ему. Хотя то, что он до сих пор жив (а про это как раз и напоминала все та же боль) было чудом. Но чудеса имеют привычку заканчиваться. Он чувствовал, как его капсула упала на поверхность — значит скоро он все равно умрет. Если не от потери крови, которую он уже смог остановить, то от голода и жажды. А если его и найдет кто-то, то
Кожи коснулся легкий ветерок. Чьи-то пальцы коснулись щеки, затем ладони скользнули на до сих пор садящие ребра, чей-то шепот разорвал тишину. Слов он разобрать не мог, но по интонации можно было судить, что это — ругательства. Интересно, на сколько жалкое зрелище он из себя представляет?
— Глаза открыть можете? — голос явно женский, с правильным акцентом, который обычно характерен для жителей Корусканта, глубокий, насыщенный.
Он попытался открыть глаза. Свет резко ударил по нервам, и он болезненно зажмурился.
— Простите, не подумала. Я прикрыла шторы.
Он повторил попытку — на этот раз более удачно. Единственное, что он смог разглядеть в образовавшихся сумерках — классические черты женского лица и светлые глаза.
Говорить было больно — ребра отдавали болью при каждом вдохе. Женское лицо куда-то удалилось — повернуть голову следом он был еще не в состоянии. Но тихий звук удаляющихся шагов справа сообщал ему в какую сторону направилась Леди. Почему именно так он о ней подумал — он и сам не знал, но тонкие изящные черты лица, правильный выговор почему-то другого ощущения не оставлял.
Она вернулась. Одна. Значит ходила не за кем-то, чтобы его сдать. Кеноби снова напрягся. Узнать его, конечно, сложно — не после схватки с целым подразделением клонов, но не невозможно, учитывая тот факт, что его физиономия в последние три года часто мелькала по головидению. А ведь за него назначена немалая награда. Но женщина коснулась корпией, смоченной в какой-то жидкости нескольких ссадин на его лице, от чего их стало немного жечь. Увидев немного сморщенное лицо, женщина покачала головой, от чего он смог разглядеть, что волосы у нее оттенка старой меди — не вульгарного рыжего, не светлого золотого, а почти темно-красного, отсвечивающего в тусклых отблесках прорывающихся сквозь плотные занавеси лучиках фиолетово-золотистым. Она аккуратно приблизилась к него лицу и подула на обработанные ранки, улыбаясь.
— Как маленький, ей Сила! — он ощутил касание целительской Силы, мягкой, светлой, теплой.
Глаза Кеноби резко распахнулись. Джедай? Выживший? Не все погибли? Он попытался напрячь память и вспомнить ее. Возможно, они даже встречались где-то в Ордене, а на память мастер-джедай никогда не жаловался. Тем более, что женщина явно его поколения.
Словно заметив быстрые движения его зрачков, когда он пытался найти в ее чертах что-то знакомое, она снова чуть качнула головой:
— Мы не встречались. Я не училась в Ордене, — добавила она, заметив или почувствовав вопрос в его глазах. — Поверьте, Одаренные в Галактике есть не только в Ордене Джедаев, — женщина дальше молча занималась его ребрами, довольно умело фиксируя и бинтуя.
Тьма поглотила его. Когда он очнулся снова — на улице были сумерки — шторы были распахнуты и сквозь открытое окно доносились звуки ночной жизни: пели какие-то насекомые, тянуло прохладным соленым бризом и одновременно в воздухе чувствовалась легкая горная свежесть. Словно море в горах. Или рядом.
Либо женщина следила за ним, либо почувствовала его пробуждение, потому что стоило ему открыть глаза, как она вошла, неся поднос с каким-то горячим терпким питьем — его аромат мгновенно заполнил комнату.
— Вам следует выпить это, — произнесла она, ставя чашку рядом с его кроватью и помогая ему подняться на подушках, чтобы было удобнее выпить варево. — Я знаю, что на вкус — не очень, но поможет быстрее восстановить силы.
— Зачем вы мне помогаете? —
Женщина не рассердилась на его вопрос, а лишь улыбнулась, отвечая:
— Может просто нравится? — она поднесла чашку ко рту и чуть наклонила. Питьё действительно было на вкус не очень. Что-то острое настолько, что из глаз потекли слезы, захотелось выплюнуть все, но он мужественно продолжал глотать — в жизни он ел и пил напитки и похуже. Чего стоит ритуальный напиток на одной из планет во время дипломатического задания.
— Да уж, — горло хоть и горело от напитка, но говорить стало проще. — Не сок палли. Но и не сорте.
Она внезапно рассмеялась:
— Спасибо хоть на этом. Пробовала я однажды эту муть! Не знаю как отец тогда выпил и не поморщился! — она внезапно погрустнела, торопливо стала собирать раскиданные вещи.
— Простите, ваш отец погиб?
— Можно и так сказать, — ответила женщина, расправляя идеально ровную спину, чуть приподнимая подбородок.
— Простите, — Кеноби не знал о чем говорить — он понятия не имел — что значит иметь родителей, единственными близкими для него были джедаи, они были его семьей, пусть не по крови, а по духу, но все же были. И он не мог понять, как можно променять кровь на дружбу, служение и долг, может поэтому не понял, что смерть Шми куда больше повлияла на Анакина, чем тот показывал. А Палпатин знал. Знал и играл на чувствах молодого человека. Чем же его зацепил старший ситх, Кеноби не знал, но после того как узнал о беременности Падме — стал догадываться. Мастер-джедай прикрыл глаза, стараясь понять, что же все-таки произошло, когда его отправили на треклятую Утапау. То, что информация о местонахождении была явным «подарком» Сидиуса, сам Кеноби сейчас даже не ставил под сомнение. Он же и надоумил Совет отправить мешавшего ему мастера на устранение угрозы. Ведь будь Кеноби в тот момент на Корусканте, неужели не смог бы найти нескольких успокаивающих слов для бывшего ученика? А смог бы? Понимал ли Кеноби всю ту ситуацию, в которую они сами загоняли Анакина? Хотя, о чем теперь думать — ученик мертв, скинут им же самим в лаву. Слова, за которые он сейчас сам себя корил — произнесены. Хотел ли он смерти Анакина — честно — нет, но все те эмоции, до которых он накрутил себя во время полета на Мустафар, все то, что он видел на Корусканте, сильно пошатнули его эмоциональное состояние, и он считал, что летит уничтожать врага, как велит ему его долг, даже воспользовался как последний подонок состоянием Падме. В ее смерти сейчас он винил прежде всего себя. По его же вине дети остались без родителей. По его же вине погиб Люк. В том, что клоны уничтожат ребенка, находившегося рядом с беглым джедаем, сомнений не было, это было бы лучше, чем если бы мальчик попал к Императору. Пусть это кощунственно и страшно — желать смерти невинному ребенку, но Темная Сторона иногда хуже смерти, потому что она заставляет своего слугу убивать даже самых близких. Чего стоит удушение Падме Анакином, который любил ее больше всего на свете.
Сил на то, чтобы даже поднять руку не было, поэтому ничто не мешало Кеноби придаваться самокопанию, анализу ситуации, ничто не мешало ему корить за все случившееся исключительно себя. Женщина еще несколько раз почти беззвучно приходила, меняла повязки на голове и руках, но он не говорил с ней.
Он безропотно пил чаи, вкус которых был далек от сока палли, но он чувствовал, как с каждой чашкой горьковатой настойки силы по капле восстанавливаются. К четвертым суткам он уже сам мог взять чашку в руки и впервые решился поговорить с женщиной.
— Простите, — он прокашлялся. — Я так и не знаю как к Вам обращаться.
— Просто Варла, а как обращаться к вам? — она закончила как раз поправлять его одеяло.
— Наверное просто Бен.
Она задрала чуть бровь. Значит он был прав — женщина явно знает, кто он на самом деле.
— Хорошо, Бен, думаю, что это не самый редкий вариант имени, — она подошла к окну, открывая шторы. Глаза уже не резало, и Оби-Ван увидел ясное голубое небо с необычным отблеском одной из лун.
— Где мы?