В Индию – по-научному
Шрифт:
Иран, автобус на Захедан, 26.02.98.
Автобус тоже бесплатный. Мы ему: пуль надорам, а он нам: да садитесь, всё равно пустой! Так и едем.
Наше путешествие ещё интереснее и необычнее, чем мы предполагали, сидя в Москве. Вчера в Баме осмотрели «арг» (крепость). Это круче, чем всё, что мы видели до этого: целый город из сухой, необожжённой глины, с супер стенами, башнями, дворами, мечетями, базаром, подземельями, колодцами и т. д. — без единого жителя. Арг-е-Бам основан около 22 веков назад, а несколько столетий назад по каким-то причинам был оставлен. Многое развалилось, многое осталось, кое-что подправляется реставраторами. Немногочисленные посетители, женщины в чёрном и загорелые подростки, только подчёркивают пустоту этого города. С крыши самой высокой башни, на которую легко подняться, виден старый город сей, и новый город, сады финиковых пальм, современные глиняные заборы и дома — немногое изменилось за столетия.
В Баме встретили Костю Шулова. Он вслед за нами, продлив свою иранскую визу, отправился в путешествие по стране. Дима с Данилой назначили ему встречу в Баме (вчера), но не появились сами. Шулов и сам не прибыл вовремя — его автобус опоздал, но мы с Максом были рады увидеть его у стен крепости.
С Шуловым был связан интересный прикол. Ещё в России Шулов решил изучить и применить фразу «Коджа мумкенэ казойэ хошмазэ ва арзон хорт?» т. е., «Где можно вкусно и недорого поесть?» Он решил применять её в Баме. Когда мы из крепости вернулись в современный город, Шулов стал задавать её всем жителям. Жители указывали разные направления (имея в виду разные места), и вскоре мы запутались. Мы ходили по Баму и с бумажкой в руках задавали местным жителям сей коронный вопрос: Коджа мумкенэ… Наконец, некие доброжелатели посадили нас в такси и отвезли в некий полупустой и довольно дорогой (по иранским меркам) ресторан. Отступать было некуда, и нам пришлось поужинать в нём, тем более что ресторан был уже на окраине города, где не было видно других заведений. Потратив почти по два доллара на человека, мы направились на выезд из города, где мы с Максом поставили палатку, а Шулов, попрощавшись с нами, уехал ночным стопом в сторону Кермана.
Ночью — спали в пустыне — бушевал величайший в мире ветер. Мы с Максом лежали, укрывшись тентом, пришпиленным к
По дороге к Захедану, и вообще, к пакистанской и афганской границам, увеличивается количество чек-постов. Военные посты стоят прямо посреди пустыни. Это большие цилиндрические башни, с зубцами, диаметром около 7 метров и высотой метров тринадцать, выполненные в том же стиле, что и башни древней крепости Бам. Некоторые из них, вероятно, пусты, но всё равно огорожены от непрошеных гостей рулонами колючей проволоки, лежащими прямо на песке и утопающими в нём. Другие башни являются аналогами постов ГАИ. Почти на каждом посту автобус останавливают. Солдат заходит в автобус и всматривается в пассажиров. Заметив в нашем лице «хориджи» (иностранцев), изучает паспорта с умным видом. Иногда видно, что солдат не знает английской грамоты: откроет паспорт вверх ногами, да ещё на той странице, где стоит какая-нибудь другая виза, поглядит с умным видом и вернёт паспорт. Но на одном посту ГАИ солдат взял наши паспорта и ушёл в башню. Мы обеспокоились: ещё уедем без паспортов! Но водитель нашего бесплатного автобуса терпеливо ждал. Наконец, наши паспорта протянули нам в окошко, и мы продолжили путь.
Мы приближаемся к Захедану. Это 1605 км от Тегерана. Мы проехали почти всю дорогу, от Кума до Захедана (1450 км) стопом. Наука побеждает!
Иран, Захедан, 26.02.98
Городок сей, на крайнем юго-востоке Ирана, вблизи афганской и пакистанской границ, являет собой необычайно пёструю смесь всех народов. Персы, белуджи, афганцы и мн. др. — город настолько колоритен, что его бесполезно описывать. Сначала, впрочем, он мне не понравился. Приставучие торговцы, назойливые предлагатели всяких услуг, мальчишки-попрошайки и просто любопытные окружают путешественника плотным кольцом, стоит ему лишь на минутку остановиться.
— Хориджи! хориджи! коджа мирид? (иностранец! иностранец! куда идёшь?) — кричат мальчишки.
— Ман мирид Пакистан!
— Пьядо дур! Хейли дур! (пешком далеко! очень далеко!)
— На, пьядо на. Машин.
— Пули! пули! (дай денег!)
— Пуль надорам!
Типичный диалог. А вокруг города — бесконечная пустыня, населённая только верблюжьей колючкой и солдатами. По-моему, 20 % иранцев — солдаты. От Бама до Захедана нам встретилось четыре военных поста, где у нас спрашивали «Паспот» и «Коджа мирид».
Вот к нам подкатывается машина-такси.
— Мистер, такси? такси?
— Пьядо! Такси геран! (пешком! такси дорого!)
— Такси арзон! арзон! (дёшево!)
А на северо-востоке виднеются горы.
Еду сейчас в паре с Максом из Твери. Макс оказался тихоходен и надоедлив. Он хочет спать в отеле. Я экономлю — отели в этом городишке стоят почти 2 доллара за ночь; Макс ищет дешёвый отель, я пишу письмо.
Пока мы интересовались отелем, к нам привязался местный англоговорящий мужик. Он работает переводчиком на таможне в Тафтане. Помимо этой работы, он оказался, по-моему, внештатным рекламным агентом, предлагавшим нам отель, такси и другие услуги по ценам, на которые мы не могли согласиться. «Дешевле всё равно нигде ничего не бывает,» — строго предупредил переводчик и исчез, а Макс продолжил поиски дешёвых отелей.
В Захедане, в столовой, имели плодотворное общение с двумя людьми, по виду похожими на хипов. Они ехали из Индии домой. Один парень был родом из Турции, другой из Барселоны. Третий, привязавшийся к нам, был местный (из Мешхеда). Очень полезна была наша беседа. Хипы приехали в Захедан озабоченные — где бы найти книжный магазин? Они хотели продать туда уже сильно потрёпанный путеводитель по Пакистану из серии «Lonely Planet». Книжных магазинов в Захедане я не знал, но с удовольствием сам у них этот путеводитель и купил, заплатив назначенную мною же цену — 25.000 риалов (5$). Хипы нуждались в деньгах, а книга была нужна мне. В Москве такой путеводитель, только новый, стоит втрое дороже. Теперь я познаю мудрость всю.
Настроение на 100 % хорошее. Здоровье тоже. Никаких таблеток не пью. Жарко. Не очень грязно. Народ любопытен. Отношения в группе путешествующих различные. Макс успел утомить многих; они не имеют палаток и цепляются к имеющим. Прочие о'кей. Крымская тоже в порядке. Мылись недавно. Проблем не имеется. Пакистан близко. Цены низкие. Общее настроение и состояние лучше, чем на выезде из Москвы. Природа жёсткая, но красиво. Через пару месяцев буду дома.
Целую. Привет. Антон.
* * *
Интересна наша дальнейшая судьба в Захедане. Ближе к вечеру оказалось, что Макс не нашёл себе приемлемого отеля, вернее нашёл, но один не хотел туда идти, говоря, что у него нет будильника (а мы должны были назавтра встречаться на автовокзале в 6 утра). Я же, владелец будильника, в отель не хотел. Мы нашли на карте туристский кэмпинг — он находился на выезде из города (где шоссе на Пакистан). В кэмпинге нам предложили ночлег в домиках. Мы отказались и решили поставить палатку. Поставить палатку бесплатно нам не разрешили, вернее, одни сотрудники кэмпинга разрешали, а другие нет. Мы покинули кэмпинг (Макс всё ворчал, что это по моей вине, можно было, дескать, договориться) и пошли на выезд из города, чтобы поставить палатку там.
Однако нужно помнить, что это был выезд из города на восток, в Пакистан, и по обе стороны дороги шли, как мы различали в темноте, какие-то заборы. Наконец город кончился, и мы пришли прямо на военный контрольный пост со шлагбаумом! Здание светилось окошками. Отступать было некуда (повернуть назад, в темноту — ещё начнут стрелять?), и мы зашли туда, спрашивая, можно ли переночевать у них. Удивлённые лица. Командир позвонил старшему, англоговорящему человеку, и я через телефон задал свои вопросы. Заночевать и даже поставить палатку рядом нам не разрешили, и мы с Максом вернулись в Захедан, где и улеглись спать на каком-то поле типа футбольного, скрытые от глаз людей окружающим его забором. Мы слегка беспокоились, ибо в приграничном Захедане люди, остающиеся на ночлег, должны регистрироваться в полиции, но всё обошлось.
Теперь представьте себе какое-нибудь наше приграничье, типа Выборга. Двое иностранцев, по-русски ни бум-бум, идут с рюкзаками в сторону границы, ночью, и напарываются на пограничный чек-пост. Я думаю, их бы непременно оставили ночевать, но не в палатке, а в кутузке.
Письмо седьмое.
Пакистан, автобус Тафтан-Кветта, 27.02.98.
Сегодня мы покинули гостеприимный, но приставучий город Захедан. Весьма хорошее настроение у меня было в этом городе, чувствовалась полнота жизни и кайф. Утром ввосьмером (девятый, Хип, уже, вероятно, в Индии) выехали из Захедана, и пройдя несколько военных постов, прибыли на границу — в Тафтан.
Кстати, достижение границы достойно подробных словес. Между последним иранским городом Захеданом и границей около 90 километров. На этом отрезке пустыни есть только одна небольшая деревушка — Мирджаве. Поток естественных машин невелик. Зато каждый уважающий себя житель Захедана, имеющий машину, пытается делать бизнес на перевозках иностранцев (автобус дёшев, но ходит нерегулярно, нам обещали его только к вечеру; мы же были напуганы слухами, что граница закрывается в 12.00). После нескольких попыток найти гараж, где можно встретить грузовик, идущий в Миржаве, мы направились на Мирджавинский выезд из города (фэлеке-Мирджаве), рядом со вчерашним кэмпингом, где были атакованы толпой водителей, словно ожидаваших нас. Только увидев нас, водители начали выкрикивать:
— Тафтан, Тафтан, Тафтан, Тафтан! Тафтан, Тафтан, Тафтан! Тафтан, Тафтан, Тафтан, Тафтан, Тафтан! Тафтан, Тафтан, Тафтан! Тафтан, Тафтан, Тафтан, Тафтан, Тафтан, Тафтан!
При ближайшем рассмотрении оказалось, что таксисты хотят получить 10.000 риалов с каждого из нас. Не соглашаясь, мы направились пешком в сторону Тафтана, чтобы отделаться от шлейфа предлагателей навязчивых услуг, мечтая в спокойной обстановке застопить какую-нибудь бесплатную машину.
Водители не отставали. Одни пешком, другие — сев в свои «Тойоты», они догоняли нас.
— Тафтан! Шаштсад томан (8.000)!
— Тафтан! Панджсад томан (5.000)!
Мы уже заранее договорились, что готовы заплатить сесад томан (3.000) с человека. На том и стояли. Нас уже было шесть человек (другие двое, Дима и Данила, отделились от нас; они уехали с другим такси, уже имевшим пассажиров). Вскоре один из водителей согласился на 3.000 и мы весело загрузились в кузов его «Тойоты». Надо сказать, что почти все такси имели кузов, удобный для размещения неограниченного числа пассажиров.
Несмотря на солнце, на скорости 90 км/час мы начали замерзать и завернулись в свои коврики. Справа от дороги шла пустыня, совершенно безжизненная, с ниточкой железной дороги (здесь раз в неделю ходит международный поезд); слева был виден забор и колючая проволока; за ними — горы. Это уже пакистанские горы. Завёрнутые в коврики, в таком виде мы и прибыли на границу, приготовив водителю 18.000 риалов с шестерых в качестве вознаграждения.
Но водитель сделал вид, что ожидал большего.
— Ну что, мужики, как договаривались, по червонцу! — произнёс он на непонятном нам языке, но его желание было понятно и без слов. Получив меньшую сумму, водитель устроил скандал, и в поисках сочувствующих, обратился к уже встреченному нами накануне переводчику («дешевле ничего не бывает»).
Но, при посредничестве переводчика, нам всё же удалось отстоять свою пуль-надорамность, и мы прошли в ворота Mirjave Custom Post.
Мы беспокоились, что на границе нам скажут: а ну-ка, ребята, вы же ехали в Туркмению, а тут что делаете? (Будучи в Ереване, мы оформляли иранские визы как «транзит в Туркмению», ведь пакистанских виз у нас не было и оформлять туда транзит мы не могли!) И впрямь, таможенники посмотрели в наши паспорта и в компьютер и увидели, что мы собирались выезжать в Туркменистан, — но никакого переполоха это изменение планов не вызвало. Начался таможенный обыск; первого обыскивали методично и тщательно, второго — спокойно и отвлечённо… последний только открыл и закрыл свой рюкзак. И вот мы идём дальше и выходим из Ирана навстречу новым приключениям через небольшую металлическую дверцу…
На той, пакистанской, стороне границы, не успели мы дойти до таможни, прямо за железной дверцей, на нейтральной полосе, нас встретил шум и целая орда лиц, предлагающих разные услуги, а именно: 1) автобус в Кветту, 2) «change money», 3) «хотел». Вероятно, перед нами было всё население Тафтана. Мы не поддавались; цена на автобус снизилась с 250 до 200 пакистанских рупий, а курс иранского риала, наоборот, вырос с 5 до 8 рупий на тысячу. Риалы с портретами бородатого имама Хомейни в чалме мы поменяли на рупии с портретами безбородого Мухаммеда Али Джинны (основатель Пакистана) в папахе.
Автобусом
— Мой автобус — хороший автобус. Я буду ехать специально для вас и останавливаться в тех местах, где вы пожелаете, — говорил один из водителей автобусов.
— Моим автобусом пользовались туристы из разных стран. Вот, посмотрите, — и второй водитель листал перед нашими удаляющимися носами записную книжку с обилием адресов и благодарственных надписей от жителей всех стран цивилизованного мира.
— Вам будет очень трудно дойти в Кветту пешком. Здесь более 500 миль, и на всей дороге вы не найдёте воды, еды или хотеля. А здесь, в Тафтане, у меня есть хотель, вы можете переночевать, поесть, а назавтра уже отправиться в путь, — настаивал владелец ночлежки.
Только после долгих наших отказов назойливые предлагатели, пройдя с нами по трассе более километра, уверовали в то, что мы сумасшедшие и направляемся в Кветту пешком, и отошли от нас, чтобы выявить других, более стандартных клиентов.
Рассредоточившись по пустой трассе, мы вскоре застопили рейсовый автобус. Это был первый проезжающий транспорт, встреченный нами здесь.
Автобус, увидев «дополнительных» клиентов, был вне себя от счастья.
— Кветта, Кветта! Всего 250, ой, 200 рупий! Это последний автобус, больше автобусов не будет! — зазывал плотный, бородатый пакистанец-кассир. Автобус был настоящим рейсовым, на крыше и в салоне его находилось множество грузов, а именно: синие пластмассовые бочонки для воды и мешки с зерном. Внутри автобус был уже набит пакистанцами.
Поддавшись уговорам кассира, мы согласились на перевозку наших тел в Кветту; наша цена — 80 рупий на человека — в результате удовлетворила кассира, и мы — о случай! — второй раз за эту поездку пренебрегли автостопом и первые 750 км едем в трясучем автобусе по чрезвычайно безжизненной пустыне.
Автобус — это песня! Это Интернационал! Дорога дрянь, это не Иран! Населённых пунктов почти нет (см. карту), зато есть мухи и прочие насекомые. Впечатлений много, как никогда. Всё невероятно классно. Крымская с нами — отважная женщина! Пустыня и горы. Будем изучать язык урду.
…Ехали мы не очень долго. Разноцветный автобус, наполненный бородатыми пакистанцами и синими пластмассовыми бочонками, сломался. Пассажиры спокойно отнеслись к этому и разбрелись по пустыне: одни совершали намаз, другие отправляли естественные надобности, сидя на корточках (благодаря их длинным юбкам процесс был почти незаметен). Здесь все мужики, даже солдаты, носят юбки поверх штанов.
Починить автобус не удалось. Мимо проехала «Тойота» и забрала в свой кузов наиболее торопливых пакистанцев. Мы пока пребывали в спокойствии, кроме Владимира, который был недоволен и ворчал: последний раз, больше никогда не буду ездить рейсовым транспортом, поехали стопом и т. д.. Через час подошёл другой автобус и пассажиры полезли в него, но поместились не все: он был и так полноват. Тут подошёл и третий автобус (мы с улыбкой вспомнили речения водителя, что его автобус — последний…) На этом мы и продолжили свой путь.
Поездка автобусом из Тафтана в Кветту весьма интересна. Первоначально, из книг, мы узнали, что участок Западного Пакистана, от Тафтана (границы) до Кветты, является наиболее опасным ввиду (якобы) конфликтов населяющих пустыню племён. Машины (якобы) следуют на этом участке только в полицейском конвое — для безопасности. Всё это оказалось туфтою. Никаких конфликтов и конвоев в пустыне не было. Правда, четыре раза за ночь в автобус заходили солдаты и светили фонарями в поисках неясно кого. Некоторые солдаты искали контрабанду (на полу автобуса лежали большие, 50-килограммовые, мешки непонятно с чем). Это выглядит так: солдат идёт по салону и пинает мешки сапогом. Найдя подозрительный мешок, он достаёт из кармана большую отвёртку и начинает ковырять мешок. Пассажиры (сонно) и солдаты (подозрительно) смотрят. Проковыряв дырку, солдат просовывает в неё свой коричневый палец и ковыряется в мешке. Оп-с! Вынимает палец, из дырки выглядывает пшеница. А, пшеница, думает солдат, и поворачиваясь, уходит с отвёрткой прочь. Дорога — узкая, плохой асфальт.
Ночью, часа в четыре, мы прибыли в гараж, находящийся непонятно где. Было темно. Убедившись, что это Кветта, замёрзшие путешественники (в автобусе было тряско, но холодно) вылезли наружу. Нам повезло — через полчаса мы добрались до железнодорожного вокзала, где расстелили на полу коврики и спальники и проспали до утра. Проснувшись, мы вышли и отправились на почтамт.
Пакистан, Кветта, 28.02.98, последний день зимы.
Кветта (первый пакистанский город) встретила нас невероятным хаосом, стремлением обмануть везде и всюду, толчеёй, грязью. Люди ходят в туалет прямо на улицах, сортиров нет! Грязь, шум, левостороннее движение всяких телег, кобыл, ослов, рикш, автобусов, в кои запрыгивают на ходу, копотью наигрязнейшего бензина, приставучими нищими и т. д.. Такого я не видел нигде. Сейчас мы пытаемся акклиматизироваться в сём городе, где и пробудем завтрашний день, а 2 марта покинем его и пойдём на Лахор—Дели.
У нас всё в порядке. В городе здесь нищета и грязь жуткая. Продолжение в следующем письме. До встречи в столице мира! Привет всем, кто будет спрашивать о моей судьбе. Наука победит!
Письмо восьмое.
Пакистан, Кветта, 1.03.98.
Привет, господа родители! Продолжаю информировать о нашем путешествии. Сейчас мы в Пакистане.
Итак, Кветта встретила нас страшным беспорядком и грязью. Все торговцы стараются надуть нас на деньги. Цены, сообщаемые местным жителям и нам, различаются вдвое и более. В одном месте пытались содрать за ксерокс в 55 раз дороже, чем он стоил. Руслан зашёл в лавку и спросил: «сколько стоит одна копия?» — «55 рупий,» — ответили ему. — «You are creasy? Вы сумасшедший?» — Лавочник ответил: «Yes». Следующим зашёл другой человек из нашей же группы. На этот раз лавочник назвал нормальную цену: 1 рупию.
Хотел послать вам телеграмму, но почтовики, назвавшие поначалу тариф в 2.25 рупии за слово, затем, по обычаю, захотели надуть нас, измыслив 40 % налог и 50 копеек другую надбавку. Я обиделся и телеграмму не послал.
Люди отправляют естественные надобности прямо в арыки, текущие по улицам города. Надо всем — удушливый дым и копоть. Улицы — смесь ослов, лошадиных повозок, разукрашенных грузовиков и автобусов без дверей, куда следует запрыгивать на ходу, моторикш, велосипедистов и мотоциклистов. Официально движение в Пакистане левостороннее, реально оно напоминает движение фарша в мясорубке.
Ни одного туалета, а также ни одного рукомойника с горячей водой мы пока не встретили в Пакистане.
Зато мы купили антималярийные таблетки. Таблетки сии, стоившие в Москве 15 долларов за одну таблетку, стоят здесь 6 рупий за 10 штук — это в 1200 раз дешевле. Так что сбылась моя гипотеза о том, что сии лекарства от местных болезней будут стоить в южных странах 1 копейку. Также здесь недороги (ежели не надуют) бананы, печенье, хлеб, транспорт, услуги ксерокса и фотопечать. Сегодняшний день мы ещё проведём в Кветте, а завтра поедем автостопом в Лахор или Исламабад (по усмотрению).
В Пакистане выходной день — воскресенье (в Иране была пятница). Здесь каждый день, примерно в 4 утра, крики муэдзинов разносятся по всем окрестностям и мешают спать. Вокруг двора, где мы сидим, на улицах звон повозок, скрип телег, шум мотоциклов.
Начало весны встречаем в большом пыльном доме в центре Белуджистана, Кветте, в гостях у весёлого доктора по имени Шах. Он знает много языков — русский, английский, урду (язык Пакистана), фарси, пушту (язык Афганистана), хинди и 4 местных языка, а, возможно, и другие. Сам он родом из Карачи, учился на доктора в Петербурге, а теперь работает в госпитале здесь, в Кветте. Порядок таков — если ты учился за государственный счёт за границей, тебе нужно отработать несколько лет на государственной службе. В Пакистане, говорит он, много подобных ему, «русских» врачей.
Полезные свойства Шаха таковы: он знает местные болезни и таблетки, применяемые при них (1); помогает познать язык урду (2); вписал нас в этот дом (3); рассказывает интересные истории по-русски (4); и др.
Шах и другой «русский врач» решили показать своей коллеге, Лене Крымской (она же у нас медсестра) достижения передовой пакистанской медицины и повели её на экскурсию в свой госпиталь, где они работали. Крымская вернулась с экскурсии немного контуженая и даже не захотела рассказывать про госпиталь. Потом всё же мы узнали, что все больные разными болезнями лежат там в одной палате, что в больнице почти такая же грязь, как и на улице, а лечат от всех болезней только таблетками, причём, по-видимому, одинаковыми. В общем, мы сделали вывод, что лечиться в Пакистане не следует.
И, как последний заключительный эпизод: приходим вечером на вписку, а света нет — во всём большом доме. Хозяев нет. Ничего не видно. Пошли гулять и встретили Шаха с его другом. Пришли вместе домой, и вскоре свет появился. «Дело в том, что этот свет не наш, мы этот свет украли,» — объясняют хозяева. На провода, ведущие к уличному фонарному столбу, накинуты два контакта. Иногда от ветра они расходятся, надо подойти и постучать по фонарному столбу длинной палкой, которая стоит рядом. Есть контакт! Плитка заработала, идём ставить чай.
…Надпись на магазине:
LOVE PAKISTAN or LEAVE PAKISTAN
(Люби Пакистан или покинь Пакистан).
Цветут одуванчики. Поют птички. В Пакистане — начало лета. Завершаю письмо. До встречи в столице мира!
Приключения пакистанца на Украине
Вечером за чаем мы, несколько ошарашенные общим пакистанским бедламом, пожаловались Шаху на вышеупомянутые свойства местных жителей, стремящихся, как нам тогда казалось, нас обжулить. Мы сказали, что в России нигде так не относятся к иностранцам, как здесь. «Да?» — Шах улыбнулся и сказал, что такое отношение к иностранцам — повсюду.
Он поведал нам на чистом русском языке о своих недавних приключениях на пост-советском пространстве. Я привожу этот рассказ так, как он запомнился мне.
— Ну, ребята, — сказал Шах, — иностранцев всегда и всюду пытаются обмануть, это же обычное дело. И не только в Пакистане. Вот я вам расскажу, какой у меня был случай. Два года назад, когда я ещё жил в России, решил я поехать к своему другу на Украину, в Харцызск. Когда я уже был там, на Украине, ехал я в автобусе, и (тут у меня бумажник лежал в кармане) — бумажник украли. Денег в бумажнике было немного, но главное, паспорт украли. Я так и не понял, в какой момент это случилось; а вообще деньги в других, внутренних, карманах у меня оставались. Что делать? Обратился я в милицию, но там моё заявление даже не хотели принимать! Только тогда приняли, когда я взятку дал им. Приняли у меня заявление, но, конечно, никого и ничего не нашли.
Поехать в Россию оттуда я не мог, билеты без паспорта «за границу» мне не продавали, и отправился я тогда в Киев. Тогда на Украине не было ещё пакистанского посольства. Теперь оно есть, а тогда не было. Если бы было в Киеве пакистанское посольство, я бы мог обратиться туда, мне бы дали новый паспорт. А так посольства были только в Москве, и в Баку, и в Ашхабаде ещё, да и в Анкаре. И самолёта прямого не было из Украины в Пакистан.
Взял я оттуда билет на Баку. Ещё не хотели продавать, потому что у меня вместо паспорта справка была — из милиции, что паспорт украли. Купил я этот билет и полетел в Баку. Но только я прилетел в Баку, меня посадили в тюрьму: паспорта у меня не было. А на эту бумажку украинскую, что паспорт украли, даже и смотреть не стали. Говорят: как ты сюда хочешь без визы? Это же отдельная страна, Азербайджан! Попал я там в тюрьму, прямо с аэропорта, и только потом, когда голодовку объявил, посадили меня на самолёт обратно на Украину — откуда прилетел. И я поневоле опять вернулся в Киев. За мои же, кстати, деньги.