В интересах государства. Орден Надежды
Шрифт:
Она лениво приоткрыла один глаз и слабо взмахнула рукой.
— Не ори, пожалуйста. И так голова раскалывается.
— Ты как? В порядке? Что-нибудь еще болит?
— Все болит, — Грасс попыталась подняться, но я надавил ей на плечи и не позволил. — Это ж винамий. Он отравляет каждую клетку. Соколов, отпусти меня.
— Ага, щас тебе. Сиди.
Оставив Денисова ее придерживать, я метнулся к вешалке и стащил оттуда все рабочие халаты и даже невесть откуда взявшуюся тяжелую старую шинель. Сделав из этого подобие лежанки,
— Могли бы так не заморачиваться, — устало улыбнулась Грасс. — Но спасибо, джентльмены.
— Что-нибудь можно сделать, чтобы привести тебя в чувство? — Спросил я.
Денисов мотнул головой.
— Ну разве что можешь поставить рядом тазик, когда ее вывернет наизнанку. А так ей нужно просто хорошенько выспаться. Тело само выведет винамий через несколько дней. Ну, насколько сможет.
— Да не нужен тазик, — хрипло ответила Анька. — Не настолько скрутило. Порошка-то было мало. Здесь есть вода? Пить хочу.
Я кивнул и метнулся к чайнику, в котором Хруцкая кипятила воду на свои дошираки. Протер, наполнил стакан и подал Аньке.
Осушив его залпом, девушка, казалось, немного ожила.
— Короче, господа, есть две новости.
— Давай с хорошей, — попросил я. — Для разнообразия.
— Я сделала все правильно. У меня получилось кое-что увидеть.
— С чем я тебя и поздравляю, юная психометристка, — не то искренне, не то с сарказмом ответил Денисов. — А вторая новость?
— Подтвердились мои опасения относительно опыта и силы. Помните, я говорила, что умелый психометрист может считать различные слои информации и даже выяснить хронологию событий?
— Да.
— Так вот, я не из таких, — виновато улыбнулась Грасс. — И понятия не имею, чем вам поможет то, что я увидела.
— Не томи, Ань, — поторопил Денисов. — Чем быстрее расскажешь, тем быстрее мы проводим тебя в комнату. Тебе нужно отоспаться.
В подтверждение его слов Грасс широко зевнула.
— В кои-то веки я с тобой согласна. Так вот. Судя по всему, бумага, которой пользовался автор послания, лежала на его письменном столе очень долго. Несколько месяцев. Потому что я почти не увидела лица автора, зато в деталях рассмотрела обстановку его кабинета…
Я спрятал лицо в ладонях. Твою-то мать! Ну чем мне поможет описание кабинета? Мне нужно лицо, лицо!
— А еще что-нибудь удалось считать? — С угасающей надеждой спросил Денисов.
— Меншикова видела. Тебя видела… А вот про кабинет — там интересно. Странность одну заметила. Рука, что писала, была в перчатке из тонкой кожи, как будто человек предполагал, что его попытаются отследить, и пытался не ставить следов своей энергии. Ведь известно, что сильнее всего она концентрируется в ладонях…
— Так что тебя смутило?
— Манжеты и рукава. Руки-то в перчатках, а вот форма у него аудиториумская, — Грасс серьезно посмотрела на нас обоих. — Кто бы ни писал эту записку, он носит форму нашего универа. И это, ребята, мне не нравится. Вы во что влезли?
— Сама понимаешь, во что, — уклончиво ответил я. Грасс прекрасно знала, что Меншикова и компанию подбила на покушение Темная Аспида, но даже сейчас старательно разыгрывала неведение перед Денисовым. Вот уж кому и правда стоило задуматься о карьере дознавателя или разведчика.
Анька приняла сидячее положение и положила покрасневшие руки на колени.
— И еще одна деталь. Когда я получила образ кабинета, он показался мне каким-то не таким. Словно это новый корпус. Там мало мебели, нет лепнины на потолке. Все как-то… попроще.
Денисов задумчиво почесал репу.
— Здесь есть новые корпуса. И есть еще здания на Полигоне. И еще Летний практический лагерь… Таких мест достаточно.
Грасс слабо пожала плечами.
— За что купила, за то и продаю, мальчики. Так что не уверена, что моя возня вам сильно помогла.
— Почему же, — задумчиво ответил я. — Теперь мы знаем больше, чем знали вчера. И есть кое-какая причина сузить поиски.
— Конкретики никакой, — вздохнула Анька. — А я люблю, чтобы все было четко и понятно.
Я не удержался от смеха. Правда, вышло натянуто и нервно. Я-то уже давно смирился с тем, что конкретики во всей этой поисковой затее будет мало. Почти никто не говорил откровенно, не раскрывал всех планов. Все затаивалось, пряталось, заминалось. Да и я сам в лучшем случае получал четко поставленную задачу и мыслил тактически, а вот до стратегических замыслов меня не допускали.
Оно и понятно — для того же Корфа я был всего лишь одним из агентов, которого забросили в Аудиториум и делали ставки на то, сколько я продержусь, прежде чем меня раскроют и отправят на тот свет.
Ректор тоже привязал меня, да и то больше из необходимости держать мою необузданную силушку под контролем и возможности поизучать редкий дар. И уж разумеется, что черта с два дедуля Фрейд посвятит меня в свои замыслы.
Радамант тоже говорил загадками. Помогал эпизодически, заставлял думать головой и самому копаться во всех этих делах, словно рассчитывал, что я сам приду к какому-то важному выводу. Да и семья что-то не договаривала, когда речь заходила о моем появлении в этом мире.
Порой мне казалось, что я словно шел в темноте по катакомбам, с каждым поворотам лишь углубляясь в сеть темных лабиринтов. И чем дальше заходил, тем меньше шансов у меня было выбраться на поверхность. Но и остановиться я уже не мог — каждое промедление и потеря бдительности могли стоить жизни.
А еще за мной шли другие люди — те, кто понятия не имел о том, в чем я замешан, но которые мне доверяли. И это было самое хреновое. Рисковать своей головой еще куда ни шло, а жизнями молодых ребят, каждого из которых могло ожидать светлое будущее — это уже совсем другие ставки.