В интересах революции

Антонов Сергей Валентинович

Русаков смотрел в другую сторону. Там, окруженные плотным кольцом узников, уныло брели обезоруженные охранники и часовые, которым посчастливилось остаться в живых. Вид у них был более чем жалкий. Единственным из пленных,

кому удалось сохранять достоинство, был Тихоня. Его конвоировали Лумумба, Вездеход и Банзай. Толик почувствовал страшное облегчение от того, что Первой Интернациональной удалось выйти из этого боя без потерь.

Заметив Томского и Русакова, Яков нахлобучил на голову фуражку и перешел на строевой шаг. В метре остановился и козырнул:

— Начальник охраны образцово-показательного исправительного лагеря имени товарища Берии Берзин!

— Вашего лагеря, товарищ Берзин, больше не существует. Упразднен! — сурово произнес Русаков. — Или вы этого не заметили?

— Заметил, — кивнул Тихоня. — Нас расстреляют?

— Надо бы, — вступил в разговор Томский. — Вы этого заслужили, но… Убирайтесь прочь. И не забудьте передать товарищу Москвину, чтобы он навсегда забыл об этой станции. Пусть пересмотрит свою карту метро. С этой минуты Улица Подбельского переименовывается в станцию имени товарища Эрнесто Че Гевары. Вы свободны!

— Благодарю, товарищ Томский, — с достоинством кивнул Берзин. — Разрешите обратиться с последней просьбой? Выдайте нам останки военного преступника Чеслава Корбута. Для таких, как он, на Красной Линии есть своя кунсткамера…

Пленных выпустили через ворота, ведущие к Черкизовской. Лена заставила Толика снять куртку, чтобы заняться его плечом. Томский расстегнул пуговицы и вынул спрятанное на груди полотнище. Поднял голову. Отслуживший свой век указатель мог стать прекрасным флагштоком.

— Дядя Толя! — Расталкивая толпу, к Томскому спешил подросток. — Дядя Толя!

Толик с удивлением смотрел на высохшего в щепку пацана. Знакомое, только уж очень исхудавшее лицо. Где он его видел? Лишь когда мальчишка оказался рядом и бросился на шею, Томского осенило. Пацан с Маяковской. Сын Мамочки.

— Дядя Толя! Это же я! Миша!

— Мишка! Ты как здесь?!

— Так же, как все, — ответил сын сталкера. — Не дождались тебя на Маяковской. Бродили по метро, пока не наткнулись на красных. Меня и маму обвинили в антикоммунистической агитации…

— А мать? Где Клавдия Игоревна?

— Там! — мальчишка ткнул пальцем в гущу толпы. — Плачет.

— Что ж, Михаил. Ты, как всегда, вовремя. Держи полотнище. Лумумба, помоги.