В исключительных обстоятельствах 1979
Шрифт:
5.
Зачем?
— Яковлев был убит, как опасный свидетель, опознавший важных преступников, скрывающихся от правосудия.
Ясно вижу, как замер, сидя в кресле с револьвером у виска, Яковлев. Щелкнул курок, а выстрела нет. Выпала «удача»! Но позади стоит убийца с браунингом наготове. Жизнь Яковлева решено оборвать. Все сделано для того, чтобы преступление осталось нераскрытым. Записка о самоубийстве лежит на столе. В гостинице никого нет. Два выстрела гремят один за другим. Браунинг у виска жертвы: нажат курок — выстрел. Наган еще хранит тепло пальцев умирающего: надо отвести ствол вверх и выстрелить — в револьвере должен быть израсходован один патрон. Быстро открыть форточку, выйти из номера, повернуть ключ в замке и, заметая следы, подбросить ключ под окно.
— Скорей одевайся, идем в Чека! — шумит Мироныч. — Куликов уже там. Интересное дело открылось.
— Да ты садись, Мироныч. Расскажи толком.
— Все узнаешь! — многозначительно бросает он, шагая по номеру.
Удивительная манера у чекистов хранить тайны; ничего на ходу не скажут.
Мироныч молчит, испытывая мое терпение. Только в своем кабинете, тщательно закрыв дверь, он швыряет на стул папаху и, подойдя ко мне, тихо говорит:
— Взяли мы сегодня ночью связного к князю Мещерскому! Куликов сейчас на допросе.
Снимаю шинель и подсаживаюсь к столу. Плохо, что у меня задрожали руки. Князя надо брать мертвой хваткой, чтобы не сделал он больше ни шага.
— Рассказывай по порядку, Мироныч!
— У нас сейчас наблюдение на вокзале усилено, — говорит Мироныч, расхаживая по кабинету. — А я к иркутскому поезду успел из Ладонок. Смотрю, выходит из вагона подозрительный паренек.
— Почему ты обратил на него внимание?
— Этот паренек, — отвечает Мироныч, — крался по нашему вокзалу с остановками да с оглядкой. А в кармане что-то судорожно сжимает. Ясное дело — пистолет. Мы его и замели без шума.
— Он сознался?
— Гонору хватило только на два часа. Мы ведь документы нашли, записку к князю, интересную карту. Ты правильно говорил, что не хотят беляки умирать в одиночку. Заплакал связной, две кружки сладкого чая выпил и начал давать показания.
— У него была явка к Мещерскому?
— Да. Прочти писульку.
Маленький батистовый платочек. Он был вшит в одежду: на уголках остались обрывки ниток. Умеют находить такие цидулки чекисты, — велик был опыт большевистского подполья в царской России. Тонким химическим карандашом на платочке написано:
«Пред. сего юнкеръ Горовой Е. посланъ мною на связь с кн. М. Пол-никъ г/шт...»
Подпись — какая-то закорючка с хвостиком. Внизу оттиснут маленький квадрат с монограммой — «В. В.», наверное, это оттиск фамильной печати.
— Послали этого птенчика из Иркутска. Я уже туда шифровку отправил, — оживленно говорит Мироныч. — Фамилию полковника генштаба он не знает — какой-то «Виталий Витальевич». Но адрес иркутской явки Горовой назвал, перечислил приметы этого генштабиста. Сюда Горовой приехал к князю Мещерскому, ротмистру с бронепоезда «Белая Сибирь». Слыхал о таком князе? Горовой назвал его адрес и пароль явки. Мои ребята уже наблюдают за тем домиком.
Наконец-то попался каратель. Во что бы то ни стало надо захватить Мещерского живым. Будет открытое судебное заседание трибунала, выступят десятки свидетелей, и в том числе сапожник, бывший генерал Яворский. Пусть весь мир увидит лицо сиятельного убийцы. А затем наступит рассвет на обрыве у реки, и прогремит залп...
— Ты что, спишь? — возмутился Мироныч. — Прочти письмо, которое привез связной.
Лист бумаги с желтыми подпалинами. Ясно? Тайнопись молоком: до более сложной химии беляки не дошли. Проявлено горячим утюгом. Древний способ подпольной переписки. Выведено большими буквами:
«Дор. князь! В Приморье худо — япошки драпают. Держите курс на север. В Якутии хорошая обстановка. Мечтаем об «Охотском княжестве». Наши друзья там недалеко — помогут. Только побольше «79»! Двигайтесь по пути, намеченному ВП, — впереди весны. Дайте «малиновый звон» — на всю Европу! Посылаю карту. Храни вас Бог. Ваш В. В.»
— Разобрал? Как ты тянешь! — нервничает Мироныч. — Тут же все ясно. То, что из Приморья уходят японские войска, мы и без этой записки знаем. Плохо, что о кулацких вспышках в Якутии белое подполье услыхало, кадры свои на помощь посылает. Опоздали они малость, но могут убийствами, как «колокольным звоном», тайгу и тундру взбудоражить, малиновой кровью залить снега. Понял? А вот дальше я бы без Куликова не разобрал — тут высокая политика. «Друзья» последних беляков — это американцы. Они согласны помочь, но не бесплатно. Поэтому спрос на «79». Ты знаешь, что это такое? Я тоже не знал, Куликов объяснил. Это золото. Его порядковый номер в таблице Менделеева — семьдесят девять. Ясно?
— А что за путь, «намеченный ВП»? Как американские «друзья» смогут помочь белым? Ведь даже на аэроплане до Якутии не долетишь!
— Какой ты непонятливый! — говорит Мироныч и в досаде крутит свой чуб. — Посмотри карту. Это подарок Мещерскому из Иркутска.
Карта Восточной Сибири и Дальнего Востока. Какие-то пометки возле Байкала, у истоков Лены. Тоненький пунктир к Якутску, вопросительные знаки возле того изгиба Лены, который ближе всего к морю. Город Охотск подчеркнут.
— Ну, догадался? Вот куда драпануть решили! Почище каппелевского «ледяного похода». Не путешествие, а фантастика. Но им теперь терять нечего. Если пойдут «впереди весны», пока реки не разлились, ноги отобьют, по дороге друг друга жрать будут, но до моря добраться могут. Это ведь путь, намеченный «ВП» — «верховным правителем» Колчаком. Знаешь историю Илимского тракта? То-то... По дороге грабить будут, золото и пушнину американским купцам собирать. А людей — к стенке. На побережье Охотского моря Советская власть еще не окрепла, в Охотске небольшой гарнизон. Вот какая кутерьма может получиться с «Охотским княжеством». Подойдут к побережью американские корабли, в обмен на золото и пушнину не только пулеметы — пушки привезут! Трудно будет уничтожить там бандитов. Много крови прольется...
Умолк Мироныч. Сел за стол, в глаза мне смотрит сурово, выжидающе. Будто от меня что-то зависит.
Тихо становится в кабинете. Беру в руки карту. Синий пунктир тянется по намеченной Колчаком трассе к заокеанским друзьям. Единственное строительство начал Колчак в Сибири — тракт через Бодайбо в Якутию и к Тихому океану. Недолго продолжалась эта стройка: не только рабочие, но и инженеры ушли партизанить. А планы сговора с заокеанскими капиталистами остались.
Надо поднимать тревогу! Пусть немедленно идут телеграммы в Бодайбо, Якутск, Охотск, надо формировать вооруженные отряды, сотни людей выводить на лесные дороги. Ведь по тайге будет красться смерть. Вспыхнут пожары, брызнет кровь, застонет земля. Нет, нельзя выпустить из городов ни одну банду в тайгу!
— Разгромить белую явку нетрудно... — тихо говорит Мироныч. — Князя мы возьмем. А где Войцеховский? Какие еще силы у белого подполья? Что за связи у них с тюрьмой? Где живут другие боевики? Может, такое же письмо пошло и в другую группу. Действовать надо наверняка, а времени для разведки нет. Понял? Нужен наш человек в белом подполье.
Я настораживаюсь. Холодок ползет по спине.
— Пойдешь на явку «двойником» связного. Согласен? А то Александр Лукич что-то колеблется — наверно, боится за тебя. Пойми! Горовой впервые в Надеждинске, тебя тоже тут мало кто знает. По возрасту ты подходишь, знаешь Иркутск, выправка у тебя хорошая, разговариваешь культурно. Возьмешь его документы и одежду. А письмо мы точно такое же изготовим: есть у нас хороший мастер. По записке этого «Виталия Витальевича» у них тревога должна сразу же подняться, и на тебя особого внимания обращать не будут. Согласен?