В Калинове
Шрифт:
И еще припомнилъ, — и стало особенно досадно, — что не сказалъ: „вручаю вамъ, престарлые родители, чтобы былъ замчательный примръ всмъ односельчанамъ, какой былъ у васъ сынъ герой!“
И еще подумалъ: „надо было съ батюшкой посовтоваться, можетъ быть, поблаговстили бы.
— Какъ, Ложкинъ… ладно вышло?
— Скушно… — сказалъ стражникъ.
— Какъ, скушно?! Много ты понимаешь!
Теперь стало ясно совсмъ — не было торжества.
Подъ долгимъ бугромъ, гд дорога давала отводъ въ Кащеево, въ заросляхъ осинника и калины, стражникъ придержалъ лошадь.
— Чалый захромалъ, Матвй Данилычъ!
— Ну, чего? — прiостановилъ гндого совсмъ разстроившiйся урядникъ.
— Отпустите, итить не можетъ… заскся… — сказалъ стражникъ уныло.
— Вотъ, ворона зеленая! Какъ же я могу тебя отпустить?! Нтъ, не могу отпустить… Разъ теб назначено хать…
— Да чего я подлаю… захромалъ!
Говорилъ скучно и глядлъ въ сторону, въ заросли, въ которыхъ гнздами краснла калина.
— Нтъ, я тебя никакъ не могу отпустить… — растерянно повторилъ урядникъ. — Какъ же это такъ я тебя отпущу?!
Урядникъ даже развелъ руками. Теперь ужъ и стражника не будетъ!
— Приказываю теб строго хать! — и повернулъ лошадь.
— Да, вдь, Кащеевскiй я… а вы-то вонъ астраханской! а тутъ знамое все…
— Чего такое — знамое?! — остановился урядникъ. — Что ты, пьянъ… мелешь? Чего знамое?
— Вс меня
— Во первыхъ, не ты развозишь, а я! — сказалъ растерявшiйся урядникъ. — Ты для порядку на торжеств… чтобы всмъ внушать событiе…
— Пишите на меня рапортъ… — повторялъ стражникъ и все такъ же скучно глядлъ на чахлый осинникъ въ болотин. И по голосу его понялъ урядникъ, что не подетъ.
— Послушай, Ложкинъ! Я тебя прошу… во имя… долга! създи, а тамъ самъ можешь подавать. Не разстраивай канпанiи… исполни обязанность. Что же это такое будетъ!
— Отпустите, Матвй Данилычъ…
— Вотъ черти вы какiе… на-родъ! Спрашиваю тебя въ послднiй разъ — подешь??
— Н.
И поворотилъ чалаго.
Урядникъ кричалъ, но чалый, похрамывая, трусилъ и трусилъ въ горку, къ церкви. Сутулясь, сидлъ стражникъ, потряхиваясь въ сдл.
— Ложкинъ! — крикнулъ съ отчаянiемъ урядникъ, котораго вдругъ потянуло туда. Куда халъ Ложкинъ, — домой, къ пирогамъ, къ семь. — Толкомъ-то скажаи… дубина!
Ложкинъ не остановился. Урядникъ взглянулъ на часы — второй. Постоялъ на дорог, поглядлъ къ церкви. Плескали на горк блыми крыльями гуси. Ласково синли купола съ золотыми крестами. Круто заворотилъ гндого, щелкнулъ нагайкой подъ брюхо, — даже подпрыгнулъ гндой, рванулъ, злобно оскаливъ зубы, — и помчалъ полями въ Кащеево.
1915 г.