В конце века

Денисов Николай Васильевич

ХРИСТОС

Каких кровей Он? – старая дилемма. Как был зачат? – загадка глубока. Метрических бумаг из Вифлеема Не сохранили горние века. Известно лишь – когда и кем распят Он, И кто орал: «Распни его, распни!» Так что ж теперь зациклились на пятой На краткой строчке паспортной ОНИ? Недавно лишь «расшили» пунктик узкий, Но не был снят сей пристальный вопрос: Еврей ли Он?.. Не важно! Он – за русских, Он – Иисус Иосифыч Христос! 1998

РАЙСКИЙ СОН

Сон, конечно, и нынче крутой: Рай, приемная, очередь к Богу. Дверь открыл референт молодой И сказал: «Посидите немного!» Как на иглах сижу, как в тюрьме, Поминутно роятся вопросы: Что тут делают – нищий в чалме Иль буддийский народишко босый?.. Тут Пророк, через стену влетев, Снял хитон и сошел с колесницы, И, приветствуя офисных дев, Выпил пепси из рук ангелицы. Наконец я увидел Его, Как и ждал, Он промолвил солидно: «Поднял списки Я, сверил Ф. И. О., Крыжик есть, но ...оплаты не видно». Облик кроткий, а в голосе лед. И сквозь лед отчеканилось: «Знайте! Тыща в твердой валюте за вход На развитие Рая... Ступайте!» Кромку неба нашел без труда, Разбежался и ухнул по-русски. Хорошо – не задел провода! И проснулся от сил перегрузки. И – к окну. Потрясенный стою. Мир земной не обрадовал взгляда. Что сказать тут, коль даже в Раю Не избегли влияния ада. 1999

ДЕВЯНОСТО ТРЕТИЙ ГОД

Когда громили танки Дом Советов, Я горько пил за души всех поэтов. И багрянел от крови сам собой Телеэкран когда-то голубой. Шестой канал – Ротару и «Лаванда», А на втором – расстрельная команда: Грачев-паша – змеиный камуфляж, Бурбулис – подстрекателей типаж, И прочие искатели наград... Зашел сосед – упертый демократ, Я без раздумий вышвырнул соседа: Локальный гром, негромкая победа. И пусть ликует сам с собой один, Зомбированный «ящиком» кретин. А Дом горел, прицельно танки били, При СССР их ладили в Тагиле: Камулятивным ухнут, пробасят... И я налил еще сто пятьдесят. Возник Спецназ, Омон, Бейтара тени... В столице кровь, беспамятство в Тюмени, Россия вновь на дыбе и во мгле. И злой прораб, кайфуюший в Кремле, Торжествовал и всем судил удавки. И Черномырдин – слон в посудной лавке, Гоняя мух во рту, в герои лез, Как лез вчера в ЦК КПСС. Когда Немцов с Явлинским мух прогнали, И всем Гайдарам сребреники дали, В квартире дверь, как будто в небе кратер, Разверзлась вдруг, явилась Богоматерь: «Переживем, – рекла, – а пьянку брось!» И нимб сняла, повесила на гвоздь. 1999

В ОДНОМ УРАЛЬСКОМ ГОРОДЕ

С подозрением гляжу я на сей твердокаменный город, Не берусь выгораживать даже работный народ. Дружно пропили «ВИЗ» [1] , «Уралмаш» промотали. И впору – Снова песнь заводить про несчастный кирпичный завод. Вот свой поезд дождусь, подпирая колонну вокзала, И надолго закружит глубины пространства и лет. И кургузый Свердлов, что не сдернут еще с пьедестала, – На аптекарских ножках – вздохнет с облегченьем вослед. Настроенье опять – уводите и сразу повесьте! От одних открестился, к другим не прибился, не смог. Вновь трамбуют асфальт на расстрельном Ипатьевском месте, И трагедии русской все катится смертный каток. Ну, понятно: да здравствует! – нет ни цензур, ни запретов. Но пришла и расплата. Во мгле найти версты-пути. И пример налицо: даже пары приличных поэтов. Как ни тщись, в этом городе нет, с фонарем не найти... 1997

1

«ВИЗ» – Верх-Исетский завод.

В ШТОРМОВОМ ОКЕАНЕ

Вчерашние «ленинцы» – в рынке, Торгуются, пена у рта. А я к перекраске и линьке Не годен, порода не та. Они, словно голые в бане, У шаек своих и корыт. А я в штормовом океане, Мой путь направляет бушприт. При хватке и мстительной силе, Разбитой страны паладин, – Поверил я в прочность – Под килем! – Торжественной мощи глубин. И в небе я вижу поруку, И к Богу иду, не беда: С ним раньше по правую руку Случалось сидеть иногда. 1996

РИУ-ГРАНДИ

Штормуем. Опять навалился циклон, Вчера утопил он несчастного грека. Тут впору писать заявленье в ООН И ставить вопрос о «правах человека». И все же Нептун наш – мудрец, голова! Сие подтвердил замаячивший берег. По курсу Бразилия. Рала братва: Ну вот и достигли Латинских Америк! Но где же привет и «прозрачность» границ? Стена крепостная над бухтой воздета. Чугунные пушки глядят из бойниц И, вроде б, дымят фитили на лафетах. И здесь мы товары возьмем для Европ, И здесь все красоты наскучат команде. Но эти орудья запомним по гроб – В старинном форту городка Риу-Гранди. Похоже, в согласии с мирной судьбой, Держа под прицелом морские пределы, Они не замедлят с ответной пальбой, Коль вдруг кто затеет неправое дело. 1997

ЦИКЛОН

Морякам сухогруза «Николая Семашко»

Подан «SOS». И объявлен аврал. Витус Беринг сжимает штурвал: – Это вам не пролив Лаперуза! С четырех океанских сторон Нас валяет камчатский циклон, И вдобавок – смещение груза. Старший штурман над картою сник, Оверкиль нам грозит напрямик. Подрастает у бесов харизма. Капитан – он герой, как всегда, Но надстройки с наростами льда Горче «смерша», страшнее фашизма. Вал девятый – по борту удар, Оглушительно слепнет радар, Для спасенья потуги нелепы. Дрогнул мостик. Но глянули вниз: Боцман Сылка над бездной завис, Укрепляет он талрепы – скрепы. Будь что будет! Но выдержал трос, Дальше – ангел нас в небо вознес Как спаслись мы в деянии адском, Позабыть бы – на кой это ляд? Но уж очень красив был закат Через месяц в проливе Малаккском. Кто-то вспомнил: маяк не мигал, Петропавловск наш подвиг проспал. Продремала морская контора, Боцман Сылка ужасно продрог, Беринг снова в могилу залег, Так помянем добром командора! 1999

ВЛАДИВОСТОК

Льву Князеву Сунься, враг! И приветят огнем: И линкор, и буксиришко ржавый!.. И когда мы в загранку идем, Мы спокойны – за нами Держава!.. А теперь? Иль остыли ветра? Или в башнях стволы понарошку? Лазят чуть не в заливе Петра На своих кавасаках япошки. Шмонят нагло шпион и бандит. И уж, вроде, не к месту картина: В полдень праздная пушка палит Холостыми – на сопке Орлиной. 1999

ИНДУСЫ

Из всех кругосветных искусов, Из сонмища встреч на ветрах, До жалости помню индусов В их медленных жарких портах. Вот, выплыв как будто из штрека, Светясь первобытной красой. Сидят они возле твиндека Чумазой бригадой босой. В Бомбее-порту или Кочин, Где зной обжигает с утра, Они расторопны не очень, Зато побузить мастера. Потрудятся малость и – в спячку, Устелят телами причал. Проснутся, жуют свою жвачку, Наверно, чтоб тонус крепчал. Фанаты таинственной веры, Ведомые Буддой самим, За что-то среляют премьеров, А после стенают по ним. Костры погребального ада Сандалом и лавром горчат. Что жалость? Тут гневаться надо! Не знаю я... Боги молчат. 1998

СЕРБАМ

Нал пасхальной Европой вербы, А над Косовом полем – ал, Свора НАТО терзает сербов, Богатырски они стоят. Лезут немцы, грозят мадьяры, Помрачнел православный Спас. Изменили друзья-болгары, Полячишки предали враз. Нет надежд и на Киев с Ригой, И не в подлой Москве, видать, Надо в недрах Руси Великой На подмогу бойцов скликать. Вспомнят праведный грохот пушки, Светлый ангел взорлит во мгле. Мы придем к вам, придем, братушки, Как раздавим ворье в Кремле! «За славян!» – пробасит ракетчик. Гром и ужас, огонь и тьма... В Вашингтоне герой-минетчик Раньше срока сойдет с ума. Апрель 1999