В космосе холодно
Шрифт:
— Надеюсь, Гейзер ничего не напутал, — произнёс Эллионт таким тоном, будто за ним водился такой грешок. — Что-то не вижу я никакого космопорта.
Гейзер жил на Йорфсе уже неделю — он оказался в составе первой миротворческой делегации.
— Вольтурис можно посадить и на грунт: он же лёгкий, — заметила Сол. — Мы специально выбирали не самое людное место. Пока что мы не хотим особо афишировать наши взаимоотношения, да и сам факт нашего существования тоже.
— Да-да, поддерживаю, — откликнулся доктор Легрант. — Сейчас важно наладить контакты, любая мелочь может стать поводом для раздора.
Ещё
Хотя Метриус и уверял, что отыскал тихое и укромное место для встречи, у Сол было такое ощущение, что повсюду, куда не взгляни, на неё взирали сотни пар блестящих от любопытства глаз. От этого ей стало неловко.
— Сынок!
Чумазый курносый мальчуган радостно бросился к отцу, тут же заключившему его в объятия. Сейчас, когда Жак был одет в привычную для Йорфса хлопковую рубашку с коротким рукавом и стильные, но непрактичные и явно неудобные штаны из плотной, напоминающей брезент ткани, ничто не выдавало в нём иноземца.
До неё долетали обрывки фраз про повсеместное внедрение вторичной переработки пластика, поставки озонаторов для восстановления озонового слоя, новейшие технологии выращивания животного белка на основе генной инженерии, — безусловно, то были неимоверно важные разговоры о важных вещах, но на Сол они нагоняли тоску. Очень скоро она безмерно устала от всей этой кутерьмы, шумной, суетливой и неуклюжей, и ей остро захотелось побыть наедине с собой, — вот только никто не спешил давать ей такую возможность. Метриус с преувеличенно важным видом сунул ей бумаги, Густаф Грин подошёл поздороваться и выразить ей свою признательность, доктор Легрант считал чрезвычайно необходимым долго и эмоционально рассыпаться в благодарностях за сына. И никто не задавался вопросом, чего хочет сама Сол.
А ей хотелось, чтобы её хоть немножечко, хоть какое-то время никто не трогал: не донимал расспросами, не раздражал притворным и приторным сочувствием, наигранными улыбками и бесконечными просьбами о помощи с переводом.
С последним, впрочем, с радостью готов был помочь Жак, за время своего вынужденного пребывания на Йорфсе в совершенстве овладевший полудюжиной языков, но в силу малолетства доверять ему столь ответственное дело никто не спешил.
Несколько выручало то, что Густаф Грин худо-бедно, но мог разобрать язык Единства, — очевидно, к этому приложил руку Жак, однако познаний господина Грина для полноценной коммуникации явно не хватало. Вопросы, обсуждаемые сейчас, были слишком важны и не допускали разночтений: планету нужно было принять в альянс, наделить всеми полагающимися правами и преференциями, не забыв и о проблемах с экологией, и о развитии безнадёжно отсталых технологий, и о массе иных, не менее важных аспектов.
Теперь, когда Йорфсу, или, как его сейчас полагалось называть, Инфрактуму стало возможно помочь легально, многие проблемы отпадали сами собой, но вместо них вырастало столько же новых. Сол были неинтересны бюрократические подробности, но волей-неволей приходилось вникать в каждую букву, каждый символ создаваемых сейчас документов.
Она поймала себя на том, что всё чаще бросает взгляд на небо. Карликовая звёздочка — местное солнце — неуклонно катилось к закату, и над горизонтом уже поднималась местная луна — мертвенно-бледный диск, весь в рытвинах и ямах; отсюда от был похож на старый, поношенный шерстяной берет, нещадно изъеденный молью.
Там она видела Альтаира в последний раз: падающего вниз, с застывшим на лице ужасом осознания неизбежного, с губами, раскрытыми в безмолвном крике, который она не могла услышать.
Ей вдруг остро захотелось всё бросить и рвануть туда. Не для возобновления поисков, нет: она уже осознала, что новые поиски будут такими же бесплодными, как и все предыдущие. Ей было необходимо ещё немного побыть в том месте, где всё произошло, где эманации случившегося незримо витали в пространстве. Потом они осядут, впитаются в скальную породу, в камни, в лунную пыль, — и останутся там до скончания времён.
Когда-нибудь и она сама начнет вспоминать произошедшее иначе, и сердце перестанет всякий раз сжиматься от боли. Но сейчас воспоминания ещё слишком свежи.
Сол моргнула. Глаза предательски слезились. Конечно, можно попытаться списать это на солнце, стоящее слишком низко над горизонтом, но она-то знала истинную причину.
Йорфс.
Планета, которую они отчаянно пытались спасти — и едва не погубили.
Планета, заслуживающая осуждения, — за то, что сотворили с её природой люди. Планета, заслуживающая сочувствия, — за то, что стало с её людьми. Планета, заслуживающая уважения, — за то, что оставшиеся в живых не потеряли надежду, не опустили руки и не сдались, но продолжили жить, а главное — сумели сделать выводы из ошибок прошлого.
К ней подошёл Метриус.
— Я остаюсь, — сказал он.
— Хорошо.
— И господин Легрант тоже.
— Ясно. А я вам ещё нужна? — Сол бросила быстрый взгляд на Вольтурис.
Метриус вздохнул.
— Ладно уж, обойдёмся, — сжалился он. — Лети.
На юго-западе, у самого края заката что-то сверкнуло, но из-за ослепительно яркого солнца никто, включая Сол, этого не заметил.
— Счастливо, — Сол вскинула руку в прощальном жесте.
— Отдохни недельку, — посоветовал Метриус, — слетай куда-нибудь. Я же могу надеяться, что ты не наделаешь глупостей?
Девушка молча пожала плечами, пробормотав что-то невнятное. Это можно было истолковать весьма двусмысленно, но Метриус предпочёл интерпретировать её ответ как утвердительный.
Пламенеющий солнечный диск почти коснулся края земли, когда к Метриусу быстрым шагом подошёл доктор Легрант. Он был сильно взволнован и не скрывал этого.
— Атмосферный летательный аппарат, похоже, коптер, — быстро шепнул он. — Здешний. Боюсь, наше инкогнито рассекретили. Он летит медленно, у нас есть немного времени. Стоит ли нам принять меры, как считаете?