В краю лесов
Шрифт:
Она снова протянула деньги; он очнулся от долгого созерцания ожившего произведения искусства и почтительно склонился, вслушиваясь в ее слова.
– Могу ли я надеяться, что вы отступитесь и откажетесь от обязательства, которое несчастная бабушка Оливер подписала по недомыслию?
– Сделайте одолжение. Только позвольте мне остаться при своем мнении касательно ее недомыслия. Бабушка Оливер - мудрая старуха и в этом деле тоже рассудила здраво. Вы полагаете, что в нашем договоре есть что-то дьявольское, не правда ли, мисс Мелбери? Но припомните,
– Дьявольское?.. Нет, скорее, странное.
– Странное - может быть, но ведь предмет странен не по сути своей, а лишь по отношению к внешним объектам, в данном случае, к стороннему наблюдателю.
Подойдя к секретеру, он после недолгих поисков вынул оттуда сложенный лист бумаги и, развернув, протянул его Грейс. Внизу с краю выделялся жирный чернильный крест, выведенный рукой бабушки Оливер. Грейс вложила листок в карман, и от сердца у нее отлегло.
Так как Фитцпирс все еще не взял денег, половину которых Грейс доложила из собственного кошелька, она подвинула их поближе к нему.
– О нет, не нужно. Зачем разорять старуху?
– поспешно возразил он.
– Не так удивительно то, что врач заручается объектом для вскрытия, как то, что подобное соглашение могло привести к нашему знакомству.
– Боюсь, мое поведение показалось вам необычным и вы сочли меня неучтивой. Простите, я не имела в виду вас обидеть.
– Нет, нет, нимало!
– снова возразил он, глядя на нее с прежним изумлением.
– Меня поразило иное.
– Он колебался, продолжить ли мысль. Накануне я просидел далеко за полночь, - наконец отважился он, - и оттого с полчаса назад задремал вон на той кушетке. Я забылся всего на несколько минут - и вообразите, мне пригрезилось, что вы стоите здесь, в комнате.
Признаться или нет? Грейс покраснела.
– Подумайте, - продолжал Фитцпирс, вполне уверившись, что это был сон, - как много мне пришлось о вас думать, прежде чем вы явились мне в сновидении.
Она почувствовала, что это не было притворством.
– Мне снилось, что вы стоите вот тут, - он протянул руку к камину, - но я видел не самое вас, а ваше отражение в зеркале. Что за чудное видение, подумал я. Такое бывает раз в жизни - замысел воплотился, Природа и Мысль слились в своем изначальном единстве! Видите ли, прошлой ночью я как раз читал философа-трансценденталиста и, вероятно, проникшись его идеализмом, перестал разделять сон и явь. Я готов был заплакать, когда проснулся и обнаружил, что вы являлись мне во времени, но, увы, не в пространстве!
В этом словоизлиянии проскальзывала театральность, хотя в целом она была чужда Фитцпирсу. Нередко, забывшись, человек дает волю чувствам, и тогда их внешнее проявление нелегко бывает отличить от краснобайства. Истина тонет в потоке громких фраз и, как злосчастное следствие этого, неузнанная, бывает отвергнута вместе с шелухой аффектации.
Грейс, впрочем, плохо разбиралась в свойствах человеческой природы и восхищалась силой
– А не могло быть так, - вдруг спросил он, - что вы наяву посетили меня?
– Признаться, я уже была здесь однажды, - еле выговорила Грейс. Хозяйка пошла вас искать, но долго не возвращалась, и я ушла.
– Значит, вы видели, как я спал, - пробормотал доктор; в голосе его слышалось унижение.
– Да, если, впрочем, вы меня не обманывали.
– Обманывал?
– Я увидела в зеркале, что вы лежите с открытыми глазами, но, когда оглянулась, глаза были закрыты, и я подумала, что вы, может быть, меня обманываете.
– Никогда, - порывисто возразил Фитцпирс, - никогда я не мог бы вас обмануть.
Обладай она даром предвидения, какой насмешкой прозвучала бы эта благородная речь. Он никогда не мог бы ее обмануть! Однако они не умели глядеть на год вперед, и фраза возымела свое действие.
Грейс с беспокойством подумывала, что пора бы прервать разговор, но обаяние доктора мешало ей подняться со стула. Она медлила, как неопытная актриса, которая, проговорив все реплики, не знает, как уйти со сцены. На помощь ей пришла спасительная мысль о бабушке Оливер.
– Мне не терпится рассказать бабушке Оливер о вашем благородстве, сказала она.
– Она испытает от этого большое облегчение.
– У бабушки Оливер - и нервное расстройство, как удивительно!
– говорил доктор, следуя за Грейс к двери.
– Погодите минуту, вас это, вероятно, заинтересует.
С этими словами он распахнул дверь в другом конце коридора, и Грейс увидела стоящий на столе микроскоп.
– Взгляните сюда, пожалуйста, это покажется вам достойным внимания, повторил он.
Посмотрев в окуляр, она увидела светлый кружок, покрытый необычайным узором клеток.
– Как вы думаете, что это?
– спросил Фитцпирс.
Грейс не знала.
– Это срез с мозга старого Джона Саута. Я его исследую.
Она вздрогнула и отпрянула, впрочем, не от отвращения, а от неожиданности, удивившись, как он сюда попал. Фитцпирс рассмеялся.
– Теперь вы меня знаете, - сказал он.
– Я пытаюсь одновременно познать и физиологию, и трансцендентальную философию, мир материальный и идеальный, с тем чтобы, если это возможно, определить между ними границу. Вас это отталкивает?
– Вы ошибаетесь, мистер Фитцпирс.
– Грейс не кривила душой.
– Это вовсе не так. Я не раз видела ночью свет в вашем окне и знаю, как серьезно вы работаете. Ваш труд не кажется мне предосудительным, я восхищаюсь вами!
Лицо ее было так очаровательно, так серьезно и искренне, что впечатлительный Фитцпирс от души проклял разделявший их стол. Видно это было по его глазам или нет, но Грейс, оторвавшись от микроскопа, поспешно выбежала под дождь.
ГЛАВА XIX