В кругу королев и фавориток

Бретон Ги

Спеша закончить интригу, которая могла иметь для него самые тягостные последствия, он попросил Габриэль вернуть ему его письма и согласился отдать те, что получил от нее. Обмен произошел в дальнем уголке парка компьенского замка, и оба любовника мирно расстались. Однако, вернувшись к себе, Габриэль с возмущением заметила, что Лонгвиль «из желания держать ее в некоторой зависимости» оставил у себя несколько самых нежных из ее писем.

За это она жестоко отомстила, приказав вскоре убить его. Совершено это было в тот момент, когда его гарнизон дал приветственный залп [43] …

43

См. у Соваля: «М-ль д`Эстре обвиняли в том, что она подкупила солдата, чтобы он во время указанного события совершил убийство (г-на де Лонгвиля), и это вовсе не кажется невероятным».

По словам историка, очевидца тех событий, «м-ль д`Эстре отличалась не очень покладистым характером».

В то время как влюбленные в красавицу Габриэль впадали в отчаяние при виде намечающейся интриги между королем и их кумиром, семейство д`Эстре взирало на происходящее с огромным удовлетворением и с надеждами на осуществление своих многочисленных замыслов.

Надо сказать, что у семейки было немало поводов желать сближения с королем.

Прежде чем перечислить эти поводы, я хочу представить читателю трех главных персонажей, вместе с которыми проживала Габриэль: прежде всего ее отец,

Антуан д`Эстре, затем ее тетка, Изабо Бабу де ла Бурдозьер, дама де Сурди (выполнявшая роль матери с тех пир, как м-м д`Эстре покинула супружеский очаг и стала жить в Овернн вместе со своим молодым любовником), и, наконец, ее дядя, Франсуа де Сурди.

Эти трое так или иначе оказались жертвами гражданской войны. Антуан д`Эстре был безутешен, лишившись поста губернатора Ла Фера в 1589 году (когда город оказался захвачен Лигой), г-н де Сурди, некогда правивший Шартром, горевал оттого, что был изгнан из города католиками, а м-м де Сурди очень печалилась из-за того, что ее любовника, хранителя печати Юро де Шеверни, отстранили от управления шартрской провинцией.

Поэтому все трое ждали многого от короля и наблюдали с явным удовольствием за тем, как разгоралась его страсть к Габриэль… Именно в этом они увидели нежданно появившуюся возможность вернуть все, что было ими утрачено. Поэтому м-м де Сурди с большой ловкостью предложила сделку, по которой Генрих IV, пребывавший в тот момент в пароксизме желания, получит Габриэль, если вернет Ла Фер Антуану, Шартр г-му Сурди, а шартрскую провинцию Шеверни…

Как хорошая супруга и преданная любовница, она, естественно, настаивала на том, чтобы начать с захвата Шартра.

Генрих IV оказался в затруднении, потому что сам он в то время намеревался осуществить захват Руана. «Никогда еще, — пишет Пьер де Вессьер, — обстоятельства не складывались столь благоприятно для того, чтобы попытаться овладеть столицей Нормандии: губернатор г-н де Таван вовсю конфликтовал с муниципальными властями и жителями города; фортификационные сооружения были в плохом состоянии; в городе закончились продовольственные припасы. Хуже того, члены нормандского парламента, укрывшись в Каждый предложили проголосовать за сбор новой значительной суммы для успеха общего дела».

То был случай, которого никак нельзя было упускать. Генрих IV колебался несколько дней. Начать наступление на Руан немедленно значило сэкономить человеческие ресурсы и укрепить свои позиции между Парижем и Ла-Маншем, откуда должна была прийти помощь англичан; осадить Шартр значило впутаться в авантюру, потерять людей, дать время Руапу вооружиться, обмануть ожидания своих советников, рисковать тем, что враг перекроет путь на Ла-Манш; но в то же время это позволит уложить Габриэль в свою постель…

В конце концов король решился. Он собрал своих полководцев и объявил им, не дав ни слова объяснений:

— Мы начинаем наступление на Шартр!

Военачальники были потрясены. Затея казалась им ошибочной, сумасбродной, бессмысленной. Однако никто из них не осмелился возразить, и армия тронулась в путь.

После того как осада была организована, три наблюдателя, крайне заинтересованных в происходящем, явились навестить короля: г-н де Сурди, его жена и красавица Габриэль [Пьер де Вессьер: «В этой военной операции, успех которой ни у кого не вызывал сомнений, король, это было заметно, видел в первую очередь мероприятие против города, одно имя которого — Шартр — могло навести на подозрение, кому принадлежит идея, если бы мы совершенно точно не знали, благодаря д`Обинье и другим, что вдохновителями осады Шартра и наступления на провинцию были Шеверни и Сурди.

А тот факт, что ставкой в этом предприятии была Габриэль, кажется вполне правдоподобным, чтобы не сказать несомненным, если принять во внимание, что м-ль д`Эстре и супруги Сурди сопровождали Беарнца до самого Шартра».]…

Генрих IV в восхищении смотрел на приближающуюся к нему молодую женщину, которая была ставкой в этой военной операции. Он помог ей выйти из носилок и был просто ослеплен: ее платье из зеленого велюра и маленькая шляпка из такой же материи удивительно гармонировали с ее белокурыми волосами. А чтобы защититься от холода в этот февральский месяц, она обула ноги в миниатюрные сапожки из красного сафьяна. М-м де Сурди была хитра, и все это волшебное видение было задумано ею, чтобы привести короля в возбуждение.

Пока семейство д`Эстре-Сурди устраивалось на постоялом дворе «Железный крест», служившем одновременно штаб-квартирой Генриху IV, последний руководил рытьем траншей вокруг города и обстрелом, городских укреплений.

— Осада будет недолгой! — заявил он. У жителей Шартра положение с продовольствием было далеко не так плачевно, как у руанцев. Они заперлись в городе и выказали полное пренебрежение к королевским войскам. Оскорбленный король потребовал сдачи города. Горожане высокомерно ответили, что готовы открыть ворота, если он обратится в католичество, но служить еретику отказываются.

Осада длилась два месяца. Каждый день град пушечных ядер обрушивался на город, давя, убивая, калеча мирных жителей. Однако моральный дух осажденных продолжал оставаться на удивление стойким. Однажды утром, отражая очередной приступ, они без колебаний подожгли собственные дома и сбросили горящие бревна на врагов с высоты крепостных стен.

В стане осаждавших жизнь была куда более приятной. Генрих IV «распорядился привезти в свой лагерь жриц любви, владеющих искусством Венеры, чтобы они могли развлечь армейских полководцев», и каждый вечер устраивал танцы в узком кругу, чтобы получить возможность самому потанцевать с красавицей Габриэль. Зрелище мужчин и женщин, обнимающих друг друга «и даже более того», без стеснения при всех позволяющих себе разные вольности где-нибудь в коридоре и даже под вытяжным колпаком камина, разжигало кровь короля. От возбуждения у него на висках вздувались жилы, и жажда обладания Габриэль мучила его особенно сильно. Желая ускорить события, он отдал однажды саперам приказ взорвать часть городских укреплений с помощью мин.