В кругу королев и фавориток
Шрифт:
Видя, что переговоры не заладились, Екатерина отправила монсеньеров де Бирона и де Кенсе в Нерак с миссией уладить дело. После многих недель нелегких переговоров Жанна д`Альбре согласилась прибыть ко двору французского короля, чтобы там поговорить о будущем «наших дорогих деток».
В Шенонсо она приехала 12 февраля 1572 года. Екатерина встретила ее с преувеличенными восторгами. Но так как обе были в равной мере хитры и коварны, обсуждение вскоре стало приобретать не совсем приятный оборот. Разойдясь по вопросу о религии, они вели бесконечные споры, и каждая отстаивала свою веру с такой злобой, что то одна, то другая чувствовала себя больной. Разумеется, сектантство в гораздо большей степени было присуще Жанне д`Альбре. Она считала, что о браке не может быть и речи до тех пор, пока весь двор не обратится в протестантство.
— Но
Королева Наваррская не воспринимала шутки подобного рода, и однажды вечером, чувствуя, что с нее довольно, она отправила на редкость любопытное письмо своему Генриху, который остался в Нераке: «Сын мой… Королева-мать обращается со мной по-хамски… Она только и делает, что насмехается надо мной и пересказывает другим совершенно обратное тому, что я ей говорю, и в результате все мои друзья осуждают меня, а я не знаю, как уличить ее во лжи. Например, когда я сказала королеве: „Мадам, мне сообщили, что я будто бы говорила вам то-то и то-то“, тогда а как это было сказано именно вами, она все это шумно отрицала, смеялась, мне в лицо и вела себя со мной так, что вы бы удивились моему терпению и признали бы, что я в этом превзошла Гризельду. Я уверена, что если бы вы знали, в сколь трудном положении я здесь нахожусь, вы бы прониклись ко мне сочувствием. Мне приходится терпеть крайне суровое обращение, выслушивать бессмысленные речи и издевки, вместо того чтобы они обсуждали со мной со всей серьезностью, как того заслуживает дело. Все это меня просто доконало, потому что я решила ни за что не выказывать своего возмущения, и мое терпение иначе как чудом не назовешь… Я боюсь заболеть, потому что чувствую себя очень плохо.
Ваше письмо пришлось мне по вкусу, и я хочу показать его Мадам Маргарите, если удастся. А что касается ее портрета, то я пошлю за ним в Париж. Она красива, рассудительна, любезна, но выросла в гнусной, испорченной среде, где я не увидела ни одного человека, от кого не исходил бы этот дух развращенности. Податель сего письма расскажет вам, что король продолжает злоупотреблять своей свободой, что очень жаль. Я бы не хотела ни за что на свете, чтобы вы приехали сюда и здесь остались. Вот почему я желаю вас женить с тем, чтобы потом вы и ваша жена уехали из этого растленного места. Если до сих пор я думала, что развращенность двора велика, то теперь я увидела, что она безмерна. Здесь не мужчины берут женщин, а женщины — мужчин. Если бы вы здесь оказались, вам бы не удалось от этого ускользнуть, разве что вас спасла бы величайшая милость Божья».
В глубине души Жанна д`Альбре была горда тем, что сможет женить своего неотесанного сына на сестре короля Франции, и потому она в конце концов договорилась с Екатериной. Бракосочетание произошло 18 августа 1572 года у портика собора Парижской богоматери, где духовенство, желая удовлетворить всех, отслужило торжественную мессу, но так, что она не соответствовала правилам ни одной религии…
Во время церемонии произошел инцидент, который лишний раз продемонстрировал жестокость короля. В тот момент, когда Маргарита должна была произнести свое «да», она, не испытывая ни малейшего влечения к неопрятному гасконцу, бросила отчаянный взгляд в сторону братьев и заколебалась. Тогда Карл IX, стоящий позади, ударил ее кулаком по затылку. Oт сильной боли новобрачная опустила голову, и священник счел это за знак согласия…
На этот брак, естественно, съехалось множество протестантов, которые спустя пять дней, в Варфоломеевскую ночь, все до одного были убиты. Вот почему на следующий день после резни Карл IX, разразившись своим грубым вульгарным смехом, воскликнул:
— Ха! А неплохая… у моей толстой Марго. Черт побери, я думаю второй такой во всем мире не сыщешь; она приманила всех моих мятежных гугенотов. Он, правда, потом наловил немало других [Во время этой трагической ночи в комнате новобрачной произошел малоизвестный инцидент. Один из гугенотов, преследуемый лучниками, вбежал в комнату и спрятался в постели, где уже лежала Маргарита. Она, сжалившись над ним, добилась у капитана гвардии сохранения его жизни.
Неизвестно, как спасенный дворянин выразил ей свою признательность…].
КОРОЛЕВА МАРГО ПОЛУЧАЕТ ГОЛОВУ СВОЕГО ЛЮБОВНИКА
После Варфоломеевской ночи Генрих Наваррский, отрекшийся от протестантства ради сохранения жизни, находился под неусыпным наблюдением. Екатерина Медичи не особенно доверяла ему.
И она была права. Пока Маргарита приводила в их супружескую постель всякого, кто только ей кивнет, Генрих плел заговоры.
Вместе с Монморанси, Тюренном, Гитри-Бертишером он создал тайную организацию, целью которой было свергнуть с престола Карла IX, устранить герцога Анжуйского, ставшего королем Польши, и посадить на престол Франциска, герцога Алансонского, самого младшего сына Екатерины Медичи.
Франциск, отличавшийся нравом завистливым, амбициозным и злым, окружил себя настоящими головорезами, способными убить всякого, кто ему чем-то досадил или оказался несдержан на слово, и подготавливал захват замка Сен-Жермен-ан-Ле, где находился король.
И, однако, как пишет в своих «Мемуарах» герцог Бульонский, «посреди всех этих хитросплетений всегда оставалось место для многочисленных любовных связей, бывших при дворе вечным источником постоянных ссор; немного можно назвать, а то и вовсе не припомнить инцидента, в котором не были бы замешаны женщины, чаще всего оказывавшиеся причиной бесконечных несчастий для тех, кто их любил и кого они любили».
В числе фаворитов герцога Алансонского был сеньор Бонифаций де Ла Моль, блестящий танцор на придворных балах и любимец всех дам. «Монсеньор герцог, в услужении у которого он находился, — рассказывает Пьер де Л`Этуаль, — дарил его своей дружбой и бесконечными милостями, в то время как королю он был ненавистен по причине некоторых своих особенностей, имеющих отношение скорее к миру любви, чем к миру войны, поскольку данный дворянин прослыл не столько поклонником Марса, сколько усерднейшим почитателем богини Венеры; к тому же он был очень суеверен, очень набожен и от частого посещения месс весь пропах ладаном (так, во всяком случае, говорили гугеноты). Он действительно не ограничивался ежедневным присутствием на мессе, но слушал их по три, а то и четыре в день; бывало, и пять, и шесть раз, даже находясь в армии, — явление крайне редкое для людей этой профессии. Если верить слухам, то день, когда он не был на мессе, он считал проклятым днем. Остаток дня и ночь он обычно проводил в занятиях любовью, будучи глубоко убежден, что прослушанная с набожным рвением месса очищает от всех грехов и распутств, которые до этого совершались; знавший об этом его убеждении покойный король часто говорил со смехом, что тем, кто пожелал бы вести учет развратных деяний де Ла Моля, достаточно сосчитать количество месс, на которых тот присутствовал» [5] .
5
Генрих III пошел в своем святотатстве еще дальше, Дю Вэр рассказывает, что в молодости король «посещал дам борделя и оценивал их природные данные с помощью бусинок из своих четок» (Анекдоты, 1615).
Этот богобоязненный развратник был просто создан для Маргариты, которая сама с необычайной легкостью переходила из церкви в альков и укладывалась в постель со своими любовниками, в то время как волосы ее еще благоухали ладаном.
Однажды он увидел ее, одетую в платье из брокара с большим вырезом, позволявшим «видеть эту высокую и полную грудь, по которой обмирали все придворные», и, конечно, сразу в нее влюбился…
Влюбился так, что утратил всякую веру в себя, забыл, что он красив, и внушил себе, что одно лишь небесное провидение поможет ему добиться расположения Маргариты. И тогда ему в голову пришла парадоксальная, иначе не назовешь, идея обратиться за помощью к Пресвятой Деве.
Целыми днями он с яростным упорством перебирал четки, но результатом этого была лишь мозоль, образовавшаяся на указательном пальце. Возмущенный, он решил обратиться за помощью к нечистой силе и потому попросил Козимо Руджиери, мага Екатерины Медичи, чтобы тот приворожил Маргариту.
Козимо вылепил из воска статуэтку, похожую на принцессу, надел ей на голову корону и, взяв виноградную косточку, уколол статуэтку в то место, где должно располагаться сердце. При этом он бормотал какие-то заклинания на древнееврейском…