В лабиринтах Зазеркалья…
Шрифт:
Надо было выбирать между эволюционным, мирным, «западноевропейским», каким он виделся в развитых странах мира классикам марксизма, или насильственным, катастрофическим, искусственно форсированным, путём развития, по которому решил повести Россию Ленин. И не было, вероятно, в России ни одного деятеля культуры, интеллигента, что называется, с дореволюционным стажем, которого не одолевали бы и перед октябрьскими событиями, и еще годы после них, драматические размышления о правоте и последствиях этого выбора.
К. Чуковский заносит в дневник 1917 г.: «…вопреки всем законам истории, Россия после векового самодержавия вдруг сразу становится государством социалистическим. Но нет-с, история своего никому не подарит… Ускорили исторический процесс».
В дневниках
Дневники представляют бесценный интерес для понимания глубинных духовных процессов в России накануне и после революции, но они не могли быть фактом текущей общественной жизни и, более того, всячески укрывались от «всевидящего глаза» и «всеслышащих ушей». Именно поэтому читатель начал знакомиться с ними спустя многие десятилетия не только после описанных событий, но подчас и смерти авторов. Но было, однако, несколько сюжетов яростной публичной полемики, в которой публицистика тесно сплелась с дневниковыми впечатлениями и отличалась необычайной, яростной откровенностью. Некоторых участников этой полемики с большевизмом советская власть тронуть не решилась и, напротив, всячески пыталась их «приручить». Мы имеем в виду прежде всего В. Г. Короленко и А. М. Горького. О Горьком в пределах нашей темы, о его полемике с большевиками и Лениным, о «Несвоевременных мыслях» сказано уже так много, что вряд ли стоит повторяться. Имя же Короленко с точки зрения борьбы социал–демократических и ленинских позиций менее известно.
Можно представить себе, какую ярость вызывали у Ленина «Несвоевременные мысли» Горького и письма Короленко Луначарскому. Но публично высказаться ни о Горьком, ни в адрес Короленко слишком резко Ленин себе не позволил. Ряд исследователей полагает, что он косвенно ответил Короленко, опубликовав в январе 1923 г. заметки по поводу «Записок о русской революции» Н. Суханова. Заметки о Суханове, продиктованные в январе 1923 г., по существу, представляют последний всплеск полемики Ленина с социал-демократией и свидетельствуют, что он не только не изменил своей позиции, но дополнил её некоторыми новыми, весьма существенными, оттенками. Теперь акцент делается не на творческом обновлении марксизма и всякого рода теоретических посылках, а на социально-исторических обстоятельствах: народ решился на революцию «под влиянием безвыходности своего положения», «сложившегося в первую империалистическую войну».
С другой стороны, ссылаясь на излюбленное изречение Наполеона, Ленин фактически признаёт, что большевики «ввязались» в революцию, очень плохо представляя себе дальнейшее. Наконец, в оправдание особенностей русского пути пролетарской революции у Ленина впервые начинает звучать «евразийская» нота: Россия «стоит на границе стран цивилизованных и стран Востока», где революции явят еще большее своеобразие.
Настоящий русский интеллигент с дореволюционным «стажем», современник Л. Толстого и Чехова, олицетворяющий великие гуманистические принципы русской литературы, когда еще думали о «слезинке ребенка», Короленко был абсолютно чужд идеям великодержавности, партийной борьбе и всяческой политической суете. Тем не менее он всякий раз вмешивался в «грязную» политику, как только речь заходила об угрозе человеческому достоинству, пренебрежении к законности и правам личности. Он протестовал против произвола власти еще при Александре III, против смертных казней при Столыпине, против шовинизма и антисемитизма правительственного курса Николая II (обвинения удмуртских крестьян в ритуальных убийствах, «дело Бейлиса» и пр.). К проблемам социализма у Короленко был сугубо культурный, этический подход – он считал,
Первая мировая война, «ужасная свалка», была для Короленко «общим и длительным преступлением народов», в том числе и русского, который вообще находился «в таком состоянии нравственной культуры», что не имел никакого права «учить социализму» другие народы. Еще ниже, с точки зрения Короленко, была нравственная культура большевиков. Уже в первые месяцы после Октября он выступил с резкой статьей «Торжество победителей», где, обращаясь к большевикам, утверждал: русская независимая литература, «без различия партий, оттенков и направления, – не с вами, а против вас», ибо новая власть подавляет «свободу русской мысли, русского слова и русской воли».
Прожив после революции, как и А. Блок, всего несколько лет (он умер в декабре 1921 г.), Короленко, однако, в отличие от Блока, только тем, казалось, и занимался в Полтаве, что отбивал людей от расправ ЧК. Он размышлял о революции в книге очерков «Земли!.. Земли!», которую не мог издать в России и решил печатать за границей (в московском «Голосе минувшего» она была напечатана в 1922 г., но как раз без четырех последних глав, быть может, самых важных для автора), и тщетно взывал к совести победителей в письмах – то Х. Г. Раковскому, тогда председателю Совнаркома Украины, то А. В. Луначарскому, специально приезжавшему в Полтаву в 1919 г. по поручению Ленина, чтобы провести с Короленко «воспитательную работу».
В опущенных главах «Земли…» Короленко размышляет: «Социалистические идеи захватили еще только незначительное меньшинство рабочего класса, который сам составляет незначительное меньшинство народа. Ясно, что социалистического переворота Россия еще совершить не может. Всякая попытка меньшинства навязать силой свои понятия огромному большинству народа была бы смертным грехом против самого духа революции, который по самому существу своему необходимо предполагает свободу, а не насилие меньшинства над большинством»; «Часто нельзя стало отличить, где действует революционная программа, а где простой неприкрытый разбой»; «Большевизм упразднил само понятие общей свободы и правосудия. Он прямо объявил диктатуру одного класса, вернее даже не класса, а беднейшей его части, с её вожделениями в качестве программы».
Провозглашенная Лениным «диктатура» в понимании Короленко противостоит государственности, ибо «признает верховенство классового интереса над высшими началами справедливости, человечности и права» (очень близкое короленковскому толкование идеи государства как антидиктатуры, «организма духовной солидарности граждан между собою» пронизывает книгу русского философа И. А. Ильина «Путь духовного обновления», изданную в Белграде в 1937 г.). «С большевизмом, – констатирует Короленко, – наша революция сходит на мрачные бездорожья, с которых нет выхода…».
Письма Короленко к Луначарскому, изданные в Париже в 1922 г.
и впервые появившиеся в нашей печати в 1988-ом, до сих пор остаются документом чрезвычайной нравственной силы, хотя были не более, чем гласом вопиющего в пустыне. Ссылаясь на неподготовленность России к революции, на опыт американского и английского социализма, старый народник Короленко, чтобы убедить и усовестить большевиков (вот исторический парадокс!) вынужден апеллировать к марксизму, полагая, видимо, что для большевиков более сильного аргумента нет и, конечно, очень плохо представляя себе всё происшедшее с марксизмом в России: «Вы, Анатолий Васильевич, конечно, отлично еще помните то недавнее время, когда вы – марксисты – вели ожесточенную полемику с народниками. Вы доказывали, что России необходимо и благодетельно пройти через «стадию капитализма»… Почему же теперь иностранное слово «буржуа» – целое, огромное и сложное понятие – с вашей легкой руки превратилось в глазах нашего темного народа, до сих пор его не знавшего, в упрощенное представление о буржуе, исключительно тунеядце, грабителе, ничем не занятом, кроме стрижки купонов?»