В лесах. Книга Вторая
Шрифт:
Не укрылись от взоров Фленушки страстные взгляды Василья Борисыча. Только что отпели утреню, подскочила к нему н шепнула:
— Кот и видит молоко, да у кота рыло коротко… Встрепенулся Василий Борисыч вспыхнул. Меж тем Аркадия с Никанорой, сняв соборные мантии, вступим в беседу с отцом белокурой красавицы; а она с Парашей и Фленушкой стала разговаривать.
— Матушка Манефа как в своем здоровье? — спрашивал купец Аркадию.Слышали, что оченно хворала.
— Совсем было побывшилась, Марко Данилыч, с часу на час смертного
— Теперь-то как она?.. Вполне ли здравствует? — спросил Марко Данилыч.
— Како уж вполне, — молвила Аркадия. — И годы-то уж не молодые, и болезни, печали да огорчения. — Вот племяненку схоронила, Патап Максимыча дочку.
— Слышали, матушка, слышали и немало потужили, — сказал Марко Данилыч.Дунюшка у меня долгое время глаз осушить не могла. Подруги ведь, вместе в вашей обители росли, вместе обучались.
— Здравствуй, Дунюшка, здравствуй, моя красавица, — молвила Аркадия, обращаясь к дочери Марка Данилыча — И трижды поликовалась с ней.
— Выросла-то как, пригожая какая из себя стала. — любовалась на Авдотью Марковну мать Аркадия. — Господь судьбы не посылает ли? — примолвила она, обращаясь к отцу.
Зарделось белоснежное личико Авдотьи Марковны, потупила она умом и кротостью сиявшие очи.
— Раненько бы еще, матушка, помышлять о том, — сухо отозвался Марко Данилыч. — Не перестарок, погодит…
Я ж человек одинокий… Конечно, Дарья Сергеевна за всеми порядками по дому смотрит, однако же Дуня у меня настоящая хозяйка… В люди, на сторону, ни за что ее не отдам, да и сама не захочет покинуть меня, старого… Так ли, Дунюшка?
Пуще прежнего закраснелась белокурая красавица, опустила глазки, и на ресницах ее сверкнули слезинки.
Глаз не может отвести от ее красоты Василий Борисыч, а Фленушка, нахмурив брови, так и впилась в него глазами.
Обратилась к нему Аркадия, попрекнула:
— А вы, Василий Борисыч, и помолиться-то с нами не пожелали… Оленевских, должно быть, нашли.
— Нет, матушка, — отвечал Василий Борисыч, — по роще побродил маленько, желательно было на здешнее богомолье посмотреть.
— И на бережку были? — спросила Аркадия.
— Был и на берегу, матушка, летописцев здешних послушал… Искушение!.. — с усмешкой махнув рукою, промолвил Василий Борисыч.
— Вместе никак летописца-то слушали, — сказал Марко Данилыч. — Только господину не очень что-то понравилось здешнее чтение, — вполголоса прибавил он, обращаясь к Аркадии.
Заметив, что отец заговорил с Васильем Борисычем, белокурая красавица спокойным, ясным взором осияла его… И ровно в чем провинился перед нею Василии Борисыч. Смешался и очи потупил.
— Что ж это так, Василий Борисыч? Чем же вам здешние летописцы так не понравились? — спросила мать Аркадия.
— Много несправедливого, матушка, с древним писанием несогласного… И в Житиях, и в Прологах, и в Степенной совсем не то сказано; — довольно громко ответил Василий Борисыч. Руками замахала мать Аркадия.
— Потихоньку, потихоньку, Василий Борисыч!.. — тревожно заговорила она вполголоса.
— Вот теперь сами изволите слышать, матушка, — полушепотом молвил Марко Данилыч. — Можно разве здесь в эту ночь такие слова говорить?.. Да еще при всем народе, как давеча?.. Вам бы, матушка, поначалить ихнюю милость, а то сами изволите знать, что здесь недолго до беды…— прибавил он.
— Нет уж, Марко Данилыч, Василья Борисыча не мне стать началить,повысив несколько голос, ответила уставщица. — Другого такого начетчика по всему христианству нет…
Удивился Марко Данилыч, слушая такие речи Аркадии.
— А из каких местов будете? — спросил он Василья Борисыча.
— Московский, — отвечал тот.
— При каких делах находитесь?
— На Рогожском в уставщиках, — скромно ответил Василий Борисыч.
— Постойте!.. Да не сродни ли вы будете Мартынову Петру Спиридонычу? — спросил Марко Данилыч.
— Так точно, в родстве состоим, — молвил Василий Борисыч.
— Так уж не вы ли с Жигаревым за границу ездили? В Белу Криницу? — спросил Марко Данилыч.
— Он самый, он самый и есть, — подхватила мать Аркадия.
— Наше вам наиглубочайшее…— молвил Марко Данилыч, снимая картуз и низко кланяясь Василию Борисычу. — Хоша лично ознакомиться до сей поры не доводилось, однако ж много про вас наслышан… Просим покорно знакомым быть: первой гильдии купец Марко Данилов Смолокуров.
— Очень рад вашему знакомству, — сказал Василий Борисыч, подавая руку Смолокурову. — Сами-то вы из здешних местов будете?.. С Ветлуги?
— На Горах проживаем, Василий Борисыч, на Горах, — сказал Марко Данилыч. — Здесь, на Ветлуге, в гостях с дочкой были, да вот и на Китеже вздумалось по молиться…
— У Воскресенья, что ли, гостили, Марко Данилыч? — спросила Аркадия.
— Так точно, матушка, — ответил Смолокуров. — У Лещова у Нефеда Тихоныча — третьего дня именинник он был. Мы у него каждый год почти на именинах гостим. Сродник тоже приходится.
— Знаю, что в сродстве, — молвила Аркадия. — А отсюда куда свой путь располагаете?
— В Лысково, матушка, в Лысково, да и ко дворам, — сказал Марко Данилыч, — И то загостились, а ярманка на дворе… Дела!..
— Вам бы к Петрову-то дню нашу обитель посетить, Марко Данилыч, — с низкими поклонами стала звать его мать Аркадия. — Праздник ведь у нас, храм… Опять же и собрание будет… И Дунюшка бы повидалась с подругами… Приезжайте-ка, право, Марко Данилыч… Что вам стоит? До ярманки еще без малого месяц — управитесь… Давно же и не гостили у нас… А уж как бы матушку-то обрадовали… Очень бы утешили ее.